АБС в беллетристике

Круги на воде разошлись, и с глади водной на меня посмотрел как всегда двухметровый я, но с волосами и с диадемой в руках а-ля Румата Эсторский, в плаще а-ля граф Дракула. Плюнув в этого красавца, я повернул к берегу и понял, что толстая палка, прислоненная к скамейке, не что иное как меч в ножнах. Если следовать Стругацким, а-ля барон Пампа дон Бау.

Гаглоев Эльберд. По слову Блистательного Дома. – СПб.: Лениздат, 2006. – С. 13.

В свободные вечера он простодушно добирал «закруток» в томах «Зарубежного детектива», сборниках фантастики, журналах, перечитывая Лема, Брэдбери и братьев Стругацких.

Гай Артём. Мистификация // Мистификация. – Л.: Лениздат, 1990. – С. 86.

Мы подписались на такую красно-белую серию, где печатали наших и не наших фантастов, и два тома – Саймака и Стругацких – у нас уже заиграли.

Галина Мария. Заплывая за буйки // Если (М.). – 2005. – № 10. – С. 11.

И пей круг. :-) /.../

Попасись у нас – тут Фродов столько, что «во-первых, не проехать, а во-вторых – не пройти» (кто сообразит, откуда цитата?) /.../

Элронд, думает Генка, наверное, тоже баба. У них все бабы. Просто улитка на склоне какая то, а не властелин колец.

Галина Мария. Хомячки в Эгладоре. – М.: ФОРУМ, 2006. – С. 25, 46, 66.

БАТОВ. Судя по хаосу и неразберихе, а также полной неразберихе происходящего, ситуация похожа на «Миллиард лет...» Стругацких. И там на героя все валится, а он ни хрена не понимает.

ЗМРЯН. Э, нет, там все бьет в одну точку, а здесь я пока не пойму – где эта точка. Впрочем, поздравляю, ты в фантастике, очевидно, уже разбираешься...

Геворкян Эдуард. Прагматическая санкция // Аманжол. – СПб.: Terra fantastica, 1992. – С. 449.

Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.

Классика, беллетристика, фантастика, детектив.

Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Гелприн Майк. Свеча горела // Мир фантастики (М.). – 2011. – № 10. – С. 137.

Благородный дон поражён в самую пятку. Он даже не знает, как сформулировать следующий вопрос.

Гитерман Любовь. Американец в России // Гитерман Л. Разговоры запросто. – Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2010. – С. 206.

Каспар работал художником-постановщиком на картине Фляйшмана «Трудно быть богом», по Стругацким. Немцы делали фильм совместно с киностудией им. Довженко. Декорацию Города строили на Ялтинской киностудии.

И ни слова больше о картине!

Приговор, вынесенный публикой и критиками, однозначен и справедлив.

Гитерман Любовь. Ещё одна закадровая история, или Не верьте стереотипам! // Гитерман Л. Серфинг по жизни!.. – Волгоград: ПринТерра, 2008. – С. 132.

Я читал дошедшие до нас произведения писателей-фантастов и футурологов прошлых веков. В одном из них говорилось, как Мироздание начинает бороться с человечеством, чтобы сохранить себя, то есть Мироздание таким, какое оно есть. Верх пессимизма!

Головачев Василий. Особый контроль // Особый контроль. – М.: Мол. гвардия, 1992. – С. 242.

С тех пор, как я начал сталкать, я не притрагивался к этим книгам и даже несколько раз замечал, что при мысли о Годоли, Скулхеде или Гаспарове у меня неприятно сводит живот. /.../

Я, как вы знаете, вожу чилли через границу из России в Израиль и обратно. «Сталкаю», как у нас говорят. /.../

Сталкинг – это разве преступность? /.../

Я стараюсь не ныть и не показывать ему, как мне здесь в целом – ну, противно, а что такое? /.../ Стараюсь ему не показывать – не только потому, что он, как я уже понял, большой патриот, может, даже больший, чем он сам понимает, и при этом очень все-таки сентиментальный – при его-то профессии! – мальчик (вчера спорили, откуда слово «сталкер»; он говорит – английское, но точного значения не помнит; я же всегда думал, что русское). /.../

Я, знаешь, когда-то, когда понимал, что ты больше меня читал, или больше успел, или лучше что-то умеешь, я себе говорил: он старше на пять лет, у него пять лет форы, я через пять лет такой тоже буду, – но вот я пытаюсь вспомнить тебя пять лет назад – у тебя уже все было зашибись, у тебя были связи, ты же уже начал сталкать, да? – и вот я сейчас такой, как ты тогда, – а никакая особая удача мне до сих пор не сыграла. /.../

В голове сидит очень упорное «кому велено мурлыкать», и трудно, когда к тебе приходит сталкер и говорит, что он гениально микширует и что надо его миксы продавать, продавать и продавать, – очень трудно, да, воспринять его всерьез, как если бы, например, вдруг выяснилось, что твой дворник – великий поэт. /.../

Лелик серьезно уважал то, что делал Щ, Щ, он, знаете, кое-что делал даже получше Лелика, но Лелик просто другим немножко занимался, Лелика интересовали не так конкретные биомиксы, не так эротика или еще что, как некоторые побочные эффекты. Какие эффекты? Ну, эффекты. Явно не хочет говорить про эффекты. Бог с ними, с эффектами. Но и эротику тоже делал, источники, правда, приходилось покупать в биобанке большей частью, или, конечно, перекраивать читальные бионы, потому что не было денег свое записывать, не все же такие крутые сталкеры, как некоторые, упокой господь их душу, а тем, кто денег лопатой не греб, всем так приходилось – через банк или перекраивать, что в продаже есть, – но вот уж если бы свое, если бы кто предоставил Лелику возможность свое записывать, уж он бы... уж он бы...

Горалик Линор, Кузнецов Сергей. Нет. – СПб.: Амфора, 2004. – С. 96, 111, 155, 182, 299, 337, 388.

И зря. Никакой почвы для зависти не имелось. Всем и каждому, начиная от нобелевского лауреата и кончая дауном из Восточной Африки, почем зря позорящим славное племя хуту, досталось сколько нужно, а лишнее не пошло впрок, выдыхаясь вместе с углекислотой, вычихиваясь и распространяясь традиционным для инфекций воздушно-капельным путем. С той, однако, разницей, что, в отличие от бацилл, частицы таинственного тумана вовсе не собирались гибнуть вне организма и охотно разносились ветром, вовсе не теряя своих свойств. Прошли считанные дни, а для самых невезучих недели – и всем досталось поровну.

Даром.

Никто не ушел обиженным, да и уйти, по правде говоря, было некуда, разве что заживо похоронить себя в подземном убежище с очищенным через молекулярный фильтр воздухом. Впрочем, противников принципа «дают – бери» оказалось немного, а тех, кто располагал при этом подземным бункером, и того меньше. Разумеется, кое-кто из надышавшихся полагал себя обделенным уже вследствие того, что получил ровно столько же, сколько и другие, однако не будем говорить о рвачах, не стоят они того. /.../

Да, наука пойдет вперед, это точно. Для того, видно, бионары и были впрыснуты. Остальное – чепуха. Разве что воры начнут работать тоньше, так ведь баланс не нарушится, потому что опера да следователи тоже получили свою долю сиреневой взвеси. Ни один человек не ушел обиженным.

Громов Александр. Всем поровну!.. // Если (М.). – 2004. – № 5. – С. 8, 25.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил я на ходу.

– Как и вся наука, – недовольно бросил он. – Счастьем человеческим.

– Что-нибудь с космосом? – Я подвигал кожей на лбу, вспомнил первоисточник и ехидно ухмыльнулся.

– Угадал. А теперь помолчи. /.../

Точно так же можно сравнить повышенную гравитацию с холодом и вообще с любым постоянно действующим неудобством. Кажется, Амундсен сказал, что к холоду невозможно привыкнуть, но можно научиться терпеть его. /.../

– Подправили бы чуть-чуть ментоматрицу, – со злостью предложил я. – Программа-реморализатор. Сидишь попиваешь пивко, а между делом скармливаешь ей диск за диском, задаешь параметры... /.../

Трудно быть полубогом – не поймут. Бог или дерьмо – выбирай, кем быть. /.../

Ловите, вяжите меня, социально опасного! А у алжирского бея под носом, знаете ли, ба-а-альшая шишка!.. /.../

– И я о деле. Поесть – полезнее, чем рассуждать о вселенских чудесах. Толку-то от этих рассуждений... Что у нас на ужин?

– Авокадо, печень бородавочника и крокодилия хвост, закопченный с черемшой.

Громов Александр. Завтра наступит вечность. – М.: АСТ, 2002. – С. 45, 164, 222, 226, 306, 345.

– Глупый. Умный не вляпался бы в инверсию. Она ведь как... она до самой земли никогда не доходит, иначе бы в нее грунт сыпался. И видно ее было бы издалека. И вообще, ее нижняя граница как бы пульсирует. Бывает, что под ней можно свободно пройти, а бывает, что только ползком... Лучше всего, конечно, ее стороной обойти, вот как мы сейчас...

– А как ее найти? Бросить гаечку?

Проводник хмыкнул:

– Ишь ты, образованный... Можно и гаечку, если есть. Можно камешек или горсть пыли. А можно просто знать, где опасность, и не терять зря времени...

Громов Александр. Защита и опора // Если (М.). – 2004. – № 11. – С. 188-189.

Строительство новых железных дорог. Электрификация всей страны. И животноводство, чтобы народ в нищих губерниях не мельчал, питаясь одной репой!

Громов Александр. Исландская карта. – М.: Эксмо, 2006. – С. 137.

– А ничего дальше не было, ясно? Я оделась. Тут как раз развопилась эта старая жаба, как ее... Милена. Ну вот. Я выскочила, а вся шобла уже там, ахают, галдят, ну и прочая суета вокруг дивана. Вот и все.

Громов Александр. Крылья черепахи // Громов А. Крылья черепахи. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. – С. 127.

– А почему бы двум благородным вампирам и не вломить этим грязным монахам как следует? – оскалилась она в ответ.

Громов Дмитрий. Путь проклятых // Громов Д. Путь проклятых. – М.: ЭКСМО, 2005. – С. 134.

Правду говорят, что понедельник – день тяжелый. И что он начинается в субботу, – потому что уже в субботу начинаешь с тоской думать, что в понедельник – снова на работу. /.../

Можно, конечно, перебраться в любой из соседних миров, выбрать, какой понравится. Да, это здорово! Побывать в будущем, в прошлом, слетать к звездам, сражаться с космическими пиратами, побродить по другим планетам – ведь это огромный, увлекательный мир! Или просто устроиться на работу в НИИЧАВО из «Понедельника, начинающегося в субботу». Уж там-то скучно не будет. Хочется, очень хочется. Но... это книжный мир. Его придумали другие. А что придумал, что сделал он сам?

Надо возвращаться назад, в свою реальность – как бы ни хотелось остаться. Иначе он никогда не избавится от ощущения, что живет тут взаймы.

Взаймы? Ну и что?! Зато тут...

Нет, надо возвращаться. Может быть, когда-нибудь...

Возвращаться? Но как?

Обратиться в тот же НИИЧАВО, – там что-нибудь придумают...

Опять «придумают»?

Другие?

А сам?! /.../

Пустить их к нам! Это... да, это должно получиться!

Пусть люди познакомятся во плоти с Шерлоком Холмсом, Соколиным Глазом, Паганелем, Горбовским.

Громов Дмитрий. Точка опоры // Громов Д. Путь проклятых. – М.: ЭКСМО, 2005. – С. 227, 239, 240.

– Вот что, старик, – нежно сказал он. – Дело ясное: ты переутомился. Я человек откровенный. Простой и простодушный, как говорит один из героев книги братьев Стругацких.

Громова Ариадна. Мы одной крови – ты и я! – М.: Дет. лит., 1967. – С. 74.

– Самый приятный день – воскресенье: работай хоть до двенадцати ночи, никто не помешает.

– Никого в институте нет?

– Почему – нет? Сколько угодно есть. Но считается, что никого нет, поскольку день нерабочий. Поэтому никто друг к другу не ходит и никто друг друга не отвлекает. /.../

За хронокамерами тоже никого не было. Да что ж это, в самом деле? Сквозь канализацию он, что ли, просочился, как Кристобаль Хунта у братьев Стругацких?

Громова Ариадна, Нудельман Рафаил. В Институте Времени идет расследование. – М., 1973. – С. 69, 193.

Я внезапно ясно ощутил себя сталкером из романа Стругацких. Только смех у меня вышел хриплый и неуверенный.

Губерман Игорь. Книга странствий: Камерные гарики. – М.: ЭКСМО, 2004. – С. 305.

Фантастика высказывает гипотезы, а воплощают-то научные институты или же научно-фантастические, в том числе самый удачливый – НИИЧАВО имени братьев Стругацких, где молодые и прыткие физики начинают в субботу решать проблемы понедельника, где даже волшебная палочка сконструирована.

Гуревич Георгий. Нелинейная фантастика // Гуревич Г. Нелинейная фантастика. – М.: Дет. лит., 1978. – С. 206.

ФНС – такое странное место, вроде Зоны у Стругацких, где законы имеют обратную силу. /.../

Если обычный театр начинается с вешалки, то Государственный Академический Большой Театр начался для меня с очереди, куда я угодил почти сразу, стоило выйти из метро. При Брежневе такая человеческая змея обычно вытягивалась в сторону Мавзолея. При Горбачеве – в направлении вино-водочных отделов. Теперь, значит, подумал я с удовлетворением, и балет прижился в компании Ленина, бормотухи и прочих непреходящих национальных ценностей. The Pogrom. The GULAG. The Vodka. The Balet. Да-с, тут ему, дрыгоножеству на пуантах, самое место.

Гурский Лев. Никто, кроме президента. – М.: Время, 2005. – С. 38, 329-330.

«Надо загадать желание, есть такая примета, – пришло в голову Константину Устиновичу. – Только какое же у меня желание? Леонид Ильич, человек широкой души, на моем месте наверняка пожелал бы счастья для всех, даром, каждому по потребностям... И чтобы никто не ушел обиженным».

Гурский Лев. Опасность. – Саратов: Труба, 1995. – С. 319.