Автобиографии

Ришат Сайфутдинов
(г. Уфа)

История моей ушибленности
Размышления о поиске Настоящего Друга

За всё время своего существования "Та Сторона" опубликовала немало интересного, но одна статья была для меня более чем интересна - я говорю об "Ушибленных Одиночеством" Сергея Лукьяненко. ("Это про нас с тобой, Ришат!" - из письма Юры Никитина). Прочитав её, я был потрясён: она открыла мне глаза на себя же, себя такого, какого не было смелости увидеть раньше.

Как же я стал "ушибленнным"? Из всех книг ВПК главной в этом отношении стала "Голубятня...", прочитанная не раз. Постепенно стало ясно, что этот роман вызывает не только удивление от хорошей книги вообще, но что-то ещё; это что-то я находил и в других книгах ВПК, оно притягивало меня, вызывало непонятное волнение. Скоро я понял, что я хочу таких же отношений с людьми в своей жизни. Но рядом почему-то не было никого, с кем можно было бы дружить как, скажем, с Игнатиком или Геликом Травушкиным. Возникла первая догадка: эти книги отличаются от обычной жизни - они лучше.

Привязанность к книгам росла, переросла в культ; проснулась предрасположенность к пессимизму и трагическому восприятию себя в мире; всплыли некоммуникабельность и комплекс неполноценности. Позже пришла склонность к эпатажу, я стал выставлять напоказ свою непонятость, уходить в себя. Начал думать: "Таких людей, наверно, не бывает в действительности, или они очень редки. Видимо, мне суждено прожить без них, одному". Стал идеализировать личность ВПК, отряд "Каравелла", а заодно и Юру Никитина (с которым до поездки в Екатеринбург был знаком только по переписке).

Мой "ушиб" набирал обороты и уже мог вызвать солидную депрессию. "И казалось, что лучше умереть на "Сорока островах" или на Планете от нашествия, лишь бы быть рядом с героями этих книг", - из письма Юры. Там хорошо, но нет пути туда - классическая схема романтического двоемирия. Выпуски альманаха - весточки с той стороны, книги ВПК - прекрасны, как мечта о несбывшемся. Тоска по Гелику - привычна и постоянна, уже часть меня. Гелика давно нет, я опоздал родиться, мне не дано его увидеть. Это - там. А здесь?

Здесь - привычно-уныло. Я в луже, куда сам себя завёл. Холодно, но привычно, даже начинает нравиться. Менять себя трудно и неохота. Ушибленный нигилизм: зачем знакомиться с кем-то из клуба? (Вообще - зачем клуб?) Лучше не искать, чтобы избежать разочарований. (Хотя когда знакомишься с кем-то, похожим на него, о принципах не думаешь. Жадно общаешься, забыв о себе, пока не видишь, что это не он. Пока не перерастаешь привязанность. Может, это путь?) Его нет на этой планете, в этом мире. Любые знакомства будут только самообманом, явятся лишь попыткой забыть о нём, но в то же время могут стать изменой ему.

Далее - некоторый поворот. В руки мне попадаются книги Николая Козлова (позже я начну ходить в Синтон). Хватает смелости сказать себе: "Во всём виноват только ты сам, надо выбираться из скорлупы". Пробую рассказать о себе людям. Срываюсь на эпатаж: рассказать поначалу некому, меня не понимают, я - не такой, как все. Появляется ощущение, что кричу о себе безликой толпе. Фанатичная привязанность к книгам ВПК постепенно сменяется более здоровой критикой. Действительно, книг ВПК написал много, они все не могут быть одинаково важными для меня. Привязанность к большинству из них пройдёт. Полезным оказалось и создание "противоядия" от "интоксикации" одиночеством в форме сборника максим в духе Ницше или Ричарда Баха - выбирайте, кто вам ближе (см. ниже). Ушиб рассасывается, хотя не до конца. (А пройдёт ли он совсем? Думается, что нет. По-моему, слегка ушибленным я останусь навсегда.)

Теперь можно решиться и на поездку в Екатеринбург, которая станет поворотным моментом. Из письма Юре по приезду обратно: "Сильный шок... Если бы поездка состоялась раньше, она могла бы стать фатальной". Из другого письма: "...от объектов культа нужно держаться подальше... Рискуешь обнаружить, что они - не такие, какими их себе придумал".

Слегка ушибленным я останусь навсегда. И на улице всегда буду оборачиваться вслед, когда покажется, что только что навстречу прошёл он. Сейчас я часто перечитываю "Самолёт по имени Серёжка". Мой старый тезис: "Лучшие книги для меня - те, при чтении которых происходит наиболее полная самоидентификация с героем" здесь в силе: работает параллель между физическим недостатком Ромки (в первой половине повести) и моей ушибленностью.

Ау, Серёжка! Где ты, мой cамолёт?

Привязка к имени на каком-то этапе начинает мешать. Завтра я уже не увижу в Серёжке его, так же, как выше в статье вместо Гелика незаметно стал писать он. Наши герои растут с нами. Условно назову его сейчас, вслед за Вячеславом Бутусовым, просто "Человек без имени".

Где же ты, Человек без имени? По каким неведомым тропам бродишь, в каком отрезке пространства-времени тебя искать? Существуешь ли ты в действительности или лишь создан моим жаждущим воображением? Хватит ли силы убеждения материализовать тебя здесь и сейчас?

Книги перерастаешь, но идеи остаются. Именно книги ВПК привели меня к поискам его, но в какой-то момент для дальнейшего развития оказалось нужным их забыть, чтобы позднее вспомнить о них в связи с новыми литературными находками. Итак, книги ВПК отпустили меня, и я ушёл в дальнее плавание по океану мировой литературы (пока, в основном, европейской). Пожалуй, мой теперешний Человек без имени больше всего похож на Давида Шимоду из "Иллюзий" Ричарда Баха, а ещё на Сверхчеловека Ницше и Сорок Четвёртого Марка Твена.

Далее идёт изложение максим, составляющих "противоядие", о котором говорилось выше.

Одиночества нет в природе. Понятие одиночества не универсально, но определено/придумано человеком. От животного человек отличается тем, что он сознаёт себя. Из мысли "я есть" необходимо следует "я один", а отсюда - "я одинок". Посмейся же теперь над собой, страдающим от придуманного тобой же.

Каждый одинок настолько, насколько одиноким себя считает.

Кого ты назовёшь Настоящим Другом? Такого же, как ты? Естественно, такого же больше нигде нет. А зачем тебе его существование?

Роскошь общения с Настоящим Другом даётся лишь тому, кто дорос до него, то есть научившемуся обходиться без него. Парадокс в том, что как раз достойный Настоящего Друга в таковом не нуждается. Достоин ли ты его? Нужен ли он тебе?

Одиночество двуедино. Если ты одинок психологически, то Настоящим Другом тебе может стать любой хороший психолог; если ты одинок философски, то в зависимости от того, сколько тебе дано знать, ты найдёшь Друга либо во всех людях, либо ни в ком. Знание сопряжено с печалью, но сколько тебе дано знать, решил ты же.