ГАЛАКТИКА
Мы выпустили искорку из ампулы, и она повисла в метре от пола. Никуда
не улетала и не двигалась. Мы рассматривали ее через линзу со всех
сторон: и прямо, чтобы разглядеть спиральные вихри света; и с ребра,
когда она делалась похожей на крошечное веретено.
Мы тихо дышали и молчали. Наконец Янка отдал линзу Юрке и прошептал:
– Значит, она галактика...
– Да ну...– с сомнением отозвался Юрка.
Мне стало обидно за искорку.
– Почему "да ну"?
– Такая маленькая...
Янка выпрямился. Сказал негромко, но звонко:
– Почему же маленькая?.. Ребята!.. Для космоса что значит маленький
или большой? Космос-то все равно бесконечный. Верно, Гелька?
Он впервые так обратился ко мне: за поддержкой. Не к Юрке, а ко мне.
Я глянул на Юрку мельком, но с победой.
– Да,– сказал я.– Если в космосе бесконечная бесконечность, как с
ней что-то сравнивать? Это просто глупо.
– Ну конечно! – тут же взъелся Юрка.– Ты один у нас умный, в
дедушку профессора.
– Юр...– сказал Янка.
– А чего... Я не сравнивал ничего с вашей дурацкой бесконечностью. Я
сказал, что эта искорка крошечная, а галактики... сами знаете
какие...
– Мы же не все их знаем,– возразил я.– Знаем только громадные,
которые в телескопы видны. А может, они всякие бывают. Может, вот
таких еще больше на свете.
– Это, выходит, мы, как господь бог, создали целую
галактику? – насмешливо спросил Юрка. Он забрался на верхнюю полку и
теперь сидел, качая ободранной ногой.
Глеб взял стекло, опять посмотрел на искорку.
– Едва ли мы ее создали. Наверно, просто открыли для себя.
Приблизили к себе. Из пространства...
– Как это? – спросил я.
– Вот уж не знаю, "как это",– улыбнулся Глеб.– Тут сплошное
космическое колдовство.
– Мало нам нашей Галактики,– сумрачно сказал сверху Юрка.– Начали
другие выуживать из космоса...
– Ребята...– Янка всех обвел обеспокоенными глазами.– Я сейчас
подумал... А может, она и есть наша...
– Как это? – опять спросил я.
А Глеб возразил:
– Едва ли... Ты хочешь сказать, что получилась маленькая модель,
образец?
"Нам нужен образец",– вдруг вспомнил я Клоуна и обжегся резкой,
болезненной тревогой.
– Ребята! Я хочу рассказать...
– Подожди,– поморщился Юрка.– Пусть Янка объяснит. Как это
"наша"?
– Не модель,– сказал Янка.– Просто наша Галактика. Та самая, в
которой живем. Она вот, вокруг...– он оглядел вагон, словно был
среди космоса.– ...И она вот. Одна и та же...
Юрка сердито качал ногой. Глеб нерешительно улыбался. Я... я начал
догадываться, про что говорит Янка. Потому что про это куча всякой
фантастики написана. "Легенда о синем шарике", "Солнышко в
ладонях", "Звезды под микроскопом"... Но не только фантастику я
читал.
– В "Технике юных" тоже про это писали,– вспомнил я.– Некоторые
ученые считают, будто бесконечно большое и бесконечно маленькое – это
одно и то же. Что они где-то в бесконечности сливаются.
– В бесконечности ведь, а не в нашем драном
"Курятнике"...– отозвался Юрка.
– Юрик,– сказал Глеб.– Ну, если нам хочется верить, что в наших
руках наша Галактика, разве тебе жалко?
Юрка прыгнул с нар. Прямо в лучи вечернего солнца, которое било из-за
дальних тополей в раздвинутые двери вагона...
Теперь, когда я думаю про Юрку, я чаще всего вспоминаю его именно
таким. Как он стоял тогда в горизонтальных оранжевых лучах. Весь
какой-то натянутый, будто каждая жилка в нем звенела, как струны под
Янкиным смычком. Он по-прежнему был в форме барабанщика, только без
берета и без накидки. Блестели галуны и аксельбанты. И глаза Юркины
блестели, отражая оранжевое солнце.
– Если это правда она,– сказал Юрка незнакомым звенящим
голосом,– тогда что? Вы понимаете? Значит, она вся замешана на
крови!
Мне на секунду показалось, что лучи стали совсем красными. Даже
вздрогнул.
– А разве нет? – тихо спросил Глеб.– Сколько было войн, восстаний
и бед...
– Нет,– встревоженно откликнулся Янка.– Это же только на Земле
они были, а не во всей Галактике.
– А что мы знаем про Галактику? – усмехнулся Глеб.
– Но скадермены же не нашли ни одной живой планеты. Люди – только на
Земле,– сказал я.
– Скадермены...– сердито бросил Юрка.– Ты мне про скадерменов не
рассказывай. Я теперь про них знаю больше всех вас. Что они успели
открыть? Несколько шариков, не пригодных для людей. А в Галактике,
может, миллионы планет с людьми...
Я посмотрел туда, где в стороне от лучей, в полутемном углу теплилась
наша искорка. Миллионы планет в ней? Люди? И может быть, мы сами?
Янка ласково сказал:
– А что плохого, если на крови? Это же не та кровь, которая от войны,
а наша, живая.
– Вот я и думаю... Тогда, значит, вся Галактика живая,– сказал
Юрка.
– Ну и что,– сказал я.– Пусть.
– Тогда изо всех сил беречь ее надо, вот что!
...Ее надо беречь, нашу искорку. Вдруг все, про что мы говорили,
правда?
Глеб оставил искорку у себя. Сказал, что незачем таскать ее в кармане
по улицам. Правильно, конечно, сказал. Сам он остался в вагоне – до
утра.
...Когда я брел по вечерней улице к дому, мне казалось, что
возвращаюсь я из далекого и тяжелого путешествия. Из такого, в какие
уходил когда-то Флота Капитан Ратманов. Потому что столько всего
случилось за этот день. Но капитаны, когда возвращаются и сходят на
берег, вздыхают с облегчением: все, что было горького и страшного,
теперь позади. А я так вздохнуть не мог.
Потому что опять я думал о Клоуне.
Зря я все-таки не рассказал про Клоуна Глебу и ребятам.
Я даже головой замотал от досады на себя. Но я не смог, не сумел
рассказать.
Конечно, причина не в том, что хмыкал и перебивал Юрка. Ведь, если
честно говорить, я даже радовался, что он перебивает. Я не решался
рассказывать, потому что до конца ничего не знал. Может, все-таки это
был чей-то глупый розыгрыш, и получится, что я трус. Испугался
какого-то шмеля (попробуй докажи, какой он жуткий). И ведь, по правде
говоря, я чуть-чуть не отдал искорку. Хорошо, что спасли барабанщики.
А может, я все-таки не отдал бы? Зубы сцепил бы, как клещи, задохнулся
бы от ужаса, но не отдал бы? Не знаю... Но если не знаю, как
рассказывать?
А еще я смутно боялся, что если разболтаю про Клоуна, он и его
сообщники нам отомстят. Я мог бы рассказать о четкой опасности, а как
говорить о неясных страхах? "Опять ты сам не знаешь, чего боишься,
Копейкин..."
И еще была причина. Глупая, конечно, даже стыдно вспоминать, но была.
Юрка несколько раз перебивал меня, и наконец появилось чувство:
"Ладно, Юрочка! Ты не знаешь, а я знаю. У меня есть тайна, о которой
вы с Янкой слыхом не слыхивали!" И страшно, и в то же время гордость
какая-то...
Но сейчас, по дороге к дому, я отчаянно ругал себя, что не крикнул там
в вагоне: "Да послушайте же, наконец, что со мной случилось!"
Столько загадок свалилось на меня!
Как эти охотники за искоркой про нее узнали?
Зачем им наша крошечная Галактика? (А может, и не крошечная?)
Кто они? Хулиганы? Космические пираты?
Почему сами не могут сделать искорку? Клоун проговорился: "Не тот
состав". Состав чего? Крови?
А может, у них вообще нет крови? Я вспомнил, как шевелилась маска.
Вдруг они из каких-нибудь кристаллов, твердые и неживые, будто
статуи...
Статуи?
На одном и том же месте, у гипсового гребца, запинались и падали я и
Юрка...
"Ерема, зачем ты расшибал скульптуры?"
"Я думал, они шпионы..."
Я отчаянно зашарил по карманам: где Еремино письмо? Балда я, балда! Я
же совсем про него забыл! Вот оно...
"Берегитесь, они не люди! Приходите в вагон, я расскажу, я узнал..."
Не успел рассказать... Почему не успел? Откуда тот бешеный электровоз?
А если сейчас и на меня вырвется из-за угла сумасшедшая машина?
Солнце село, были очень теплые сумерки. Никогда ничего я не боялся на
нашей ласковой улице, где пахнет диким укропом и травой "бабкины
бусы", и так хорошо светятся окна. А теперь мне стало жутко.
Я, оглядываясь, побежал.
Машина с яркими фарами и в самом деле выскочила из-за угла. Свет прямо
в глаза! Я вскрикнул, вжался в забор, зажмурился...
– Гелька!
Ох... это же Митя, старший брат Севки Селезнева с нашей улицы. Вот и
сам Севка в машине, и еще ребята.
– Гелька, поехали на Оленье озеро купаться! К полуночи вернемся!
Смотри, машина новая, "Клипер-два".
Я слабо помотал головой.
– Не могу, домой надо... Гоняете, как сумасшедшие...
Ух, даже спина мокрая стала... Стыдно, Травушкин. Чего ты боишься,
кому ты нужен? Никто не знает, что ты догадался про статуи. И живая
искорка не у тебя. У Глеба...
Но Глеб-то не знает ничего! А если те нападут на него?
Я был уже у самого дома. Я вскочил на крыльцо и дернул дверь.
– Явился,– вздохнула мама.– Хотела уже искать... А чумазый-то
какой. Умывайся, буду кормить.
Но я весь звенел от тревожного нетерпенья.
– Мама! Можно, я пойду к Юрке ночевать? Ну, мам... Я там поем.
Мама печально сказала:
– Неправда, Гелик.. Ты собираешься не к Юре, а в ваш "Курятник".
Я, видимо, покраснел, как Юркин барабан. По крайней мере, ушам стало
горячо. Прошептал с трудом:
– Ты откуда знаешь... про "Курятник"?
– Знаю. И Глеба вашего знаю. Очень славный, только история у него
какая-то странная.
– А... кто тебе сказал?
– Да он сам! Он приходил в тот вечер, когда я приехала, волновался,
что тебе досталось за машинку. И все объяснил.
Вот он какой, Глеб... А я его сегодня бросил!
– Мама! Мне очень надо! Честное слово! Последний раз!
– А почему последний?
– Начальник станции не велит, Глеба выселяет. Мама... а можно ему у
нас?
– Подумаем,– сказала мама и опять стала печальной.
Я очень спешил к Глебу, но то, что мама очень грустная, остановило
меня.
– А ты что... такая? Из-за папы?
Она слабо улыбнулась.
– Ты опять к нему уедешь? – испугался я.
Мама взяла меня за локти.
– Гелик. А если поехать вдвоем? Ведь живут и там дети. Школа
маленькая, но учиться можно.
"Да? – быстро подумал я.– А что... Папа там, ребята новые, никто
не скажет "Копейкин". Найду верных друзей. Не будет страшных
загадок. Не будет огорчений из-за Юрки... Но и самого Юрки не будет. И
Глеба, и Янки..."
– Ма... подумаем, ладно? – осторожно сказал я.– Время-то есть,
хотя бы до завтра... Я побегу?
– Беги...
