Владислав Крапивин. Мальчик со шпагой
Книги в файлах
Владислав КРАПИВИН
Мальчик со шпагой
 
Роман

<< Предыдущая глава | Следующая глава >>

 

9

 
А ржавый замок по-прежнему висел на дверях "Эспады". И на третий день после статьи, и на четвертый, и на пятый.
Серёжа и Генка пришли к Олегу. Уже не первый раз.
Олег лежал. Кашлял. На кашель тихим гудением отзывалась гитара — она висела над кроватью. Та гитара, которую Кузнечик выволок однажды в кают-компании из-под дивана.
— Не садитесь близко, вирусов нахватаете. У меня, кажется, грипп, — сказал Олег.
Но ни Серёжа, ни Кузнечик не боялись гриппа. Они боялись неизвестности и тоскливого ожидания. Радость после статьи уже улеглась, и теперь опять пришло беспокойство: когда откроют "Эспаду"?
— Вы же понимаете, сразу ничего не делается, — объяснил Олег. — Сыронисский и его компания напишут еще пачку опровержений в газету. Потом будут всякие комиссии, расследования, решения...
— Пусть вернут нам помещение, а потом расследуют, — сказал Серёжа.
— Вот и я об этом говорил, когда собрались в редакции. Сыронисский заявил, что у него там столы, шкафы, краска и прочее барахло. А машина сейчас, разумеется, на ремонте и вывозить, сами понимаете, не на чем.
— Да мы на руках все его хозяйство утащим в домоуправление! — нетерпеливо подскочил Генка.
— Конечно, — согласился Олег. — Утащили бы, если бы Сыронисский согласился. Но он не согласится. Да и вообще ему наплевать на все теперь. Из-за статьи он в ближайшее время с должности полетит все равно. И этот... инспектор Стихотворов тоже. Только нам от этого пока не легче.
— Как же быть? — спросил Серёжа.
— Завтра позвоню еще раз Ларцеву.
За окнами темнело. Олег приподнялся, дотянулся до выключателя. Зажглась у потолка неяркая лампа в пластмассовом плафоне.
— Черт... — раздраженно сказал Олег. Откинулся на подушку и громко позвал: — Валентина!
В дверь заглянула старшая сестра Олега. Увидела мальчишек, запахнула халат на груди, поправила косынку. Под косынкой, в крашеных волосах — специальные штучки, чтобы кудри завивались.
— Валентина, сколько раз просил не вывинчивать у меня яркую лампу, — разозленно сказал Олег.
— Это не я, это Вася. Он говорит, что плафон расплавится.
Олег отчетливо произнес:
— Скажи своему Васе, что он у меня сам расплавится, если еще раз сунется в мою комнату. Я его в окно выставлю!
Сестра заговорила на одну ноту выше:
— Тебе яркий свет зачем? Все равно вместо того чтобы заниматься курсовой работой, валяешься на кровати.
— Закрой дверь! — рявкнул Олег.
Ребята притихли. Олег отдышался и жалобно объяснил:
— Я больше не могу. Всю жизнь, с самого детства, она донимает меня этой фразой: "Вместо того чтобы..." Видите ли, вместо того чтобы купить костюм, я покупаю телескоп... Вместо того чтобы смотреть хоккей вместе с милым Васей, я включаю симфоническую программу... Вместо лекций я иду на свидание... Вместо того чтобы жить "как все люди", я живу как... Тьфу!
Олег приподнялся на локтях и крикнул в закрытую дверь:
— Я живу не "вместо", а так, как хочу! Лучше вас! Ясно тебе?
— Чудовищный псих, — донеслось из-за двери. — Постыдилс я бы ребят. Как тебя только к детям подпускают?
Олег опять лег и утомленно улыбнулся.
— А в самом деле, как? — спросил он и опять закашлял.
Серёже стало в этот миг очень жаль Олега. И чтобы не показать эту жалость, он отвел глаза и стал оглядывать комнату.
Комната была небольшая. Стол, кровать, четыре совершенно разных стула. Два книжных шкафа стоят рядом. Книги — не только внутри, на полках, но и сверху, на шкафах. Лежат покосившейся грудой, могут посыпаться. Скрещенные рапира и шпага висят на стене у двери. На сизых обоях рисунки братьев Ворониных и фотографии — двое незнакомых мальчишек с клинками: один маленький и лопоухий, другой — высокий и смуглый. Наверно, Ромка и Федя. Еще незнакомые ребята в костюмах и масках зверей — видимо, театр в интернате. И веселая компания барабанщиков с Данилкой на правом фланге.
Олег тоже посмотрел на фотографию.
— Соскучился я по этой барабанной команде...
— Я Данилке позвоню, они сразу прискачут, все вместе, — предложил Серёжа. — Они просто стесняются появляться, пока не позвали.
Олег усмехнулся:
— Эти-то пираты стесняются?
— Да брось ты, — сказал Серёжа. — Сам знаешь. Они только в отряде на головах ходят, а вообще они вполне спокойный народ... Ты скажи Данилке "Осенняя Сказка", и он опять будет весь день жмуриться и мурлыкать.
Олег подумал.
— Не надо их сюда. Наглотаются микробов, опять слягут. Павлик Снегирев и Рафик только-только от гриппа избавились... И сестрица свирепствует хуже вируса. Напугает ребятишек... Может, скоро все наладится, и тогда все опять: "Барабанщики, марш!.."
— Ты прямо стихами говоришь, — сказал Генка.
— А это и есть стихи. Только ужасно нескладные. Когда я в интернате работал, занимался рифмотворчеством. О вожатской жизни писал.
— Почитай, а? — жалобно сказал Кузнечик.
— Да вы что, люди! Я вам кто? Евгений Евтушенко?
— Почитай, — уже строго сказал Генка.
Олег вздохнул.
— Вон там, на шкафу, коричневая тетрадка торчит среди книжек. Достань.
Генка вскочил на стул и вытянул тетрадь. Книги, конечно, посыпались на пол.
— Ладно, оставь, — сказал Олег. — Потом соберем. Давай сюда.
Он, лежа на спине, открыл тетрадь, полистал, хмыкнул и мотнул головой. Потом сразу стал серьезный.
— Вот. Эти строчки.
 
День летит сквозь часы, как живой метеор,
И сгорает в сигнале "отбой".
Мне опять не закончить с тобой разговор
И не встретиться нынче с тобой.
 
Ночь пришла. Я взбегаю на третий этаж
Посмотреть: все ли спят в тишине?
...А потом все опять:
"Барабанщики, марш!" -
Новый день разгорелся в окне.
 
 
 
Новый день пришёл, а замок по-прежнему "украшал" дверь "Эспады". Серёжа не выдержал и позвонил в редакцию. Неловко было звонить, страшновато даже, но ждать он больше не мог.
Ларцев не удивился звонку. Даже будто ждал его.
— Ты, Сергей, зашел бы ко мне, — предложил он. — По телефону трудно объясняться. Если можешь, прямо сейчас приходи.
Серёжа встревожился и помчался в редакцию. У Владимира Матвеевича было недовольное лицо. И озабоченное.
— Раздевайся, садись. Вон вешалка, вот стул... Я только что беседовал с вашим Олегом, все ему рассказал. А он просил, чтобы я и тебе все объяснил...
— Почему?
— Почему просил? Не знаю. Наверно, потому, что ты один из командиров в вашем отряде... Знаешь, осложняется дело.
— Я уж чувствую, — с досадой сказал Серёжа.
Затарахтел телефон. Владимир Матвеевич приподнял и положил трубку.
— Что касается вашего домоуправа, то его песенка спета, — сообщил он. — С работы его уберут. И еще кое-кому придется несладко. На Олега ваши недруги целую кипу заявлений написали: и работник он никудышный, и характер у него собачий, и ребят он не тому учит... Всю эту чушь мы зачеркнули. Крест поставили. А вот с помещением сложнее.
— Но если крест, то... — начал Серёжа.
Опять взревел телефон. И опять Ларцев приподнял и хлопнул трубку.
— С помещением сложнее, — повторил он. — Была специальная комиссия. Она признала, что дом совершенно негоден для детского клуба. Духота, теснота, сырость. И вообще он аварийный, на снос его назначили. Говорят, опасно в нем находиться.
— Сколько времени жили, никакой опасности не было, — сказал Серёжа.
Ларцев кивнул.
— Я понимаю. Но этот Сыронисский напоследок успел сделать еще одну гадость. На втором этаже, где у них кладовые, протекала батарея. Надо было перекрыть воду, а слесарь "забыл". Батарею прорвало, вода пошла вниз. Теперь там полный разгром: штукатурка обвалилась, двери разбухли, полы перекосило... Комиссию можно понять: она о детях заботится.
Серёжа сказал чуть не со слезами:
— Значит, нам теперь деваться некуда?
— Нам из райсовета письмо прислали, ответ на статью. Обещают, что при первой возможности дадут клубу новое помещение. Скорее всего, в новом доме, который строится на Октябрьской.
— "Строится"! Там еще первый этаж не готов!
— Да, я знаю. А пока, говорят, ребят можно распределить по другим клубам, по разным кружкам и секциям. В Дом пионеров, в спортшколу...
Серёжа хмыкнул.
— В том-то и дело, — понимающе откликнулся Владимир Матвеевич. — Вариантов много, и все неплохие. Но ни один из них не спасение для вашего отряда... Есть, правда, еще один способ.
— Какой?
— Добиваться своего. Упрямо ждать. Не распускать "Эспаду". Никому не давать покоя. Требовать, требовать. А мы поможем. Но времени уйдет немало.
— Ну и пусть! Лишь бы добиться!
— Но в этом деле тоже есть большая сложность...
— Какая?
— С вашим командиром, с Олегом, это связано. Он сам объяснит, наверно.
Приоткрылась дверь, и в комнату заглянула женщина. Серёжа ее узнал: это с ней он разговаривал, когда хоронили Алексея Борисовича.
Женщина раздраженно сказала:
— Владимир Матвеевич! Я звоню, звоню! Мне нужны гранки вашего материала.
— У меня посетитель, — сказал Ларцев.
Женщина взглянула на Серёжу. Тоже узнала.
— Ах вот что... Тогда через полчаса.
Она коротко кивнула им и прикрыла дверь. Ларцев мельком посмотрел на часы, и Серёжа сообразил, что у Владимира Матвеевича еще десятки дел — не менее важных, чем "Эспада".
— Я пойду, — сказал он.
Ларцев протянул узкую сухую руку.
— Видишь, Серёжа, не все на свете решается просто. Но мы постараемся помочь. Если вы будете держаться.
— Будем, — сказал Серёжа.
 
 
В тот же день перед школой Серёжа зашел к Олегу.
— Неважные у нас дела, — сказал Олег. — Да, капитан?
— Ларцев говорит: надо ждать.
Олег тихо сказал:
— Не могу я ждать, Серёжа. Я работать должен. Не сидеть же у сестры на шее. А должность мою сократили, раз клуба нет. Она и так была какая-то... сверхплановая, что ли.
— Мы тебя прокормим, всем отрядом! — горячо сказал Серёжа. Но тут же понял, что брякнул несуразицу.
Олег улыбнулся ему, как маленькому.
— Мне на пенсию нельзя. С заочного отделения попрут, если не буду работать по специальности, как педагог.
— Что же делать?
— Вот именно: что делать? Старшим вожатым в школу или методистом в Дом пионеров меня райком, допустим, определит. А я же не смогу там работать, Сергей, раз вы рядом... Это не жизнь будет — на части рваться. И пользы никакой... Уеду я, Серёжа.
Торопливым шепотом Серёжа сказал:
— Олег, не надо. Что ты...
— В том-то и дело, что надо. Сейчас — надо. Здесь я без дела, а там...
— Где "там"?! — громко спросил Серёжа и встал со стула.
— Не кричи, — попросил Олег. — Я не виноват.
Он взял со стола распечатанное письмо. Вытряхнул из конверта листки.
— Посмотри.
Это было странное письмо. На листках — одни фамилии. Разными почерками. "Кузнецов... Ленский... Павлов... Савчук... Пальчиков..." Много-много фамилий. Вразброс. Некоторые — неразборчиво.
— Это что?
— Подписи, — сказал Олег и отвернулся к окну. — Ты посмотри первый лист.
Серёжа отыскал начальную страницу.
"Здравствуйте, Олег Петрович! Я с Вами незнаком, но пишу Вам от имени тех, кто Вас знает и помнит. И в подтверждение этого — в конце письма их подписи. Я пошел на этот шаг, чтобы письмо прозвучало как можно убедительнее. Меня зовут Игорь Васильевич Сухов. Я новый директор интерната № 1 в Красном Береге. Работаю всего месяц. И каждый день в тех или иных обстоятельствах я сталкиваюсь с Вашим именем, с воспоминаниями о Вас.
Многие ребята ушли, много пришло новых. Но по меньшей мере триста человек — те, кого Вы знаете. Они говорят о Вас, как о человеке, который им очень нужен. Старшего вожатого у нас нет. И если у Вас есть хоть маленькая возможность..."
Серёжа бросил разлетевшиеся листки. Тихо и отчаянно сказал в лицо Олегу:
— У тебя нет возможности. Понял? Ты не имеешь права.
Олег не отвел взгляда. Ответил:
— Я знал, что ты это скажешь. Я себе сам эти слова говорил тысячу раз, вашими голосами. Но там триста человек, а здесь отряда уже нет.
— Есть отряд. Ты сам говорил: пока есть флаг, есть отряд.
— Да... Но это уже не тот отряд. Это, скорее, память об отряде. А там... Если бы ты знал! Думаешь, им всегда хорошо? Многие в интернат не от радостной жизни попали. У кого-то родителей нет, или в семье неладно, или еще что. Беда какая-то...
— У нас тоже беда, — упрямо сказал Серёжа.
— Если отряд кончает жизнь — это всегда беда, — негромко ответил Олег. — Но что делать-то?.. Помещения нет. Должности руководителя для меня теперь тоже нет. А главное — нет времени. А там... В конце концов, почти год мы прожили, Сергей. И не зря. Все на свете когда-то кончается.
— Рано кончается. Мы ничего не успели. Даже "Мушкетеров" не досняли.
— Тут уж никто из нас не виноват, — сказал Олег.
— Но... — хотел возразить Серёжа и замолчал.
Он вдруг почувствовал бесполезность слов. Олег все равно уедет. Для Серёжки "Эспада" — единственная тревога и боль, а у Олега — еще триста человек, и они ждут.
— Когда уезжаешь? — спросил Серёжа. Получилось хмуро, даже грубовато. Но не от злости, а потому что в горле заскребло.
— Пока не решил. А что?
— Ну... хотя бы проводить придем.
— Я позвоню, — сказал Олег. Тоже коротко и хмуро.
Серёжа понял: и у взрослых людей иногда скребет в горле.
 
 
Он не позвонил. Через два дня Серёжа нашел в почтовом ящике письмо. Олег писал:
 
"Ребята, не сердитесь на меня. Мы целый год жили вместе, и это была хорошая жизнь. Многое мы не успели, но кое-чему научились. Плохо, что все так кончилось, но мы не виноваты. Только я виноват перед вами: в том, что не попрощался. Я не мог. Я уже не раз прощался с отрядами, и всегда после этого болит сердце. Если бы я еще раз увидел вас, то не смог бы уехать. А ехать надо. Не забывайте "Эспаду". Не теряйте друг друга. И все-таки... Все-таки! Берегите флаг.
 
Олег".
 
Вот и все. До сих пор Серёжа надеялся на чудо. Вроде того, как на станции Роса — неожиданного и справедливого. Но правильно сказал Алексей Борисович: такие чудеса бывают раз в жизни.
Серёжа бросил письмо. И даже удивился: так все плохо, так тяжело, а надо жить как обычно. Собирать портфель, идти в школу, отвечать на уроках.
Он открыл шкаф, где висел школьный пиджак и брюки. Рядом с костюмом висела стального цвета рубашка — форма "Эспады". Уголок суконного шеврона слегка оторвался. Словно подбивал Серёжу на отчаянный шаг. Ну и правильно! Серёжа взял одной рукой за обшлаг, другой за нашивку. Рвануть как следует — вот и все...
Он сделал не то, что хотел сначала. Медленно, будто против желания, натянул рубашку с капитанским шевроном. В петли на брюках пропустил широкий пояс — на пряжке звезда и шпаги. Взял с крючка берет.
На улице был солнечный апрельский день. Серёжа пошел в школу в одной рубашке. На него оглядывались. Пусть!
Зачем надел он форму? Серёжа и сам точно не знал. Может быть, так надевают моряки-капитаны свои выгоревшие куртки в память о погибшем судне?
В школьном коридоре его остановила завуч Елизавета Максимовна.
— Каховский, что за дикий вид?
— Дикий? — негромко переспросил Серёжа.
— Ты сейчас не у себя в клубе, где можешь позволять все, что угодно. Ты в школе! Существует общепринятая школьная форма!
Тихо и устало Серёжа попросил:
— Пожалуйста, хоть сегодня оставьте меня в покое...
Елизавета Максимовна несколько секунд молчала, приходя в себя от негодования. Затем отчетливо сообщила:
— Я вызываю твоего отца в школу. Сегодня же! Будь любезен передать ему это.
— Передам, — со скрытым удовольствием сказал Серёжа. — Но сегодня не получится. Он в командировке до пятнадцатого числа.
 


 

<< Предыдущая глава | Следующая глава >>

Русская фантастика => Писатели => Владислав Крапивин => Творчество => Книги в файлах
[Карта страницы] [Об авторе] [Библиография] [Творчество] [Интервью] [Критика] [Иллюстрации] [Фотоальбом] [Командорская каюта] [Отряд "Каравелла"] [Клуб "Лоцман"] [Творчество читателей] [Поиск на сайте] [Купить книгу] [Колонка редактора]


© Идея, составление, дизайн Константин Гришин
© Дизайн, графическое оформление Владимир Савватеев, 2000 г.
© "Русская Фантастика". Редактор сервера Дмитрий Ватолин.
Редактор страницы Константин Гришин. Подготовка материалов - Коллектив
Использование любых материалов страницы без согласования с редакцией запрещается.
HotLog