Третья серия. Пуговица Джугги Ройбера
Ребята проснулись одновременно, посмотрели друг на друга. В иллюминаторе плескались голубые и солнечные отблески. Кубрик покачивало.
- Доброе утро, - джентльменским тоном сказал Максим.
- Ага, доброе... - отозвался Владик и улыбнулся привязанному за уши зайцу. - Андрюшка, привет... Ой, а как там Гоша? - он перегнулся через край койки, заглянул под нее: - Гоша, как ты там?
- Я это... в полном порядке. Только я немножко это самое... еще посплю. Я почти до утра сочинял пятую главу поэмы. Называется "Летучие рыбы"...
- Сочинил?
- Сочинил. Это... почти... Мне бы это самое... хорошую рифму к слову "рыбы"...
- "Поры бы..."
- А... какие "порыбы"
- "С давней поры бы"... Или что-то такое.
- А! Это... Вот...
И очень хотелось, чтоб с этой поры бы
Мой "Кречет" со мной был всегда,
И мчались, как птицы, летучие рыбы
И билась у борта вода...
Ну, это... как?
- Во! - Владик, извернувшись, показал Гоше, большей палец.
- Вполне профессионально, - вежливо заметил Максим.
- Ты же не любишь стихи, - не удержался, поддел его Владик.
- Да, но по литературе у меня пятерка... - Максим спустил койки ноги, повертел головой. - Кажется, мы в открытом море... Но почему так тихо?
- Рано еще, все спят...
- Рулевой не может спать, - строго заметил Максим, - он на вахте...
- Но не песни же ему петь, - хмыкнул Владик.
И в эту минуту снаружи послышался бодрый песенный куплет:
Отчего так ёкнуло в печенке
И ползут (ох!) по спине мурашки?
Это кто же там сидит в бочонке -
Весь такой мохнатенький и страшный?
Затем раздался жалобный голос:
- Педро, прекрати петь такие песни, это дурная примета...
- Не робей, Макарони, держи заданный курс! А с дурными приметами мы разделаемся так... - и ба-бах! Это грянул оглушительный выстрел. Владик и Максим кинулись к трапу, ведущему на палубе. Владик вернулся, прихватил Андрюшку и опять бросился наверх.
На палубе длинный носатый матрос в высокой шляпе деловито продувал большущий старинный пистолет. Увидев ребят, он раскинул руки и радостно возгласил:
- Салюд, мучачос!.. То есть привет вам, юнги! Поскольку "мучачос" по-испански "мальчики".
- Здравствуйте. Вы испанец? - удивился Максим.
- Нет, но моим предком в семнадцатом век был знаменитый флибустьер Педро Бальтазар де Керосина! Этот пистолет достался мне от него в наследство. С тех пор я собираю коллекцию старинного оружия. Я и в этот рейс пошел, чтобы побывать на южных антикварных рынках!
- Мы вас видели на карнавале, - вспомнил Максим. - Вы очень метко подстрелили шарик... - Максим говорил это, в то же время оглядывая горизонт и морской простор, кое-где пересыпанный белыми гребешками: море интересовало его больше пистолета. Но потомок флибустьера живо отозвался на его слова:
- О, да! Это для меня пустяк! Недаром меня, Петра Кубышкина, прозвали Охохито, что означает "Меткий глаз".
- А кто вас так прозвал? - рассеянно поинтересовался Максим, осматривая море, судно и туго надутые грот и стаксель.
- Я сам и прозвал, кто же еще!.. - сообщил Охохито, умело перезаряжая пистолет. - Подбросьте-ка повыше эту жестянку... - он протянул ребятам пустую консервную банку.
- Давайте, я! - сунулся вперед Владик, потому что Максим не очень охотно прореагировал на просьбу. Он схватил банку и приготовился: - Андрюшка, смотри...
Яхту покачивало, приходилось балансировать, но Владика, когда он был с Андрюшкой, качка не смущала. Он попрочнее расставил ноги и приготовился швырнуть мишень.
Отчего так ёкнуло в печенке
И бегут (ох!) по спине мурашки... -
снова пропел потомок Педро Бальтазара де Керосины. И спросил:
- Готов, мучачо?
- Готов!
- "Это кто же там сидит в бочонке..." Давай!
Владик ловко запустил банку в небесную синеву. Пистолет бухнул, выбросив круглое облако дыма. Пробитая банка закувыркалась. Владик зааплодировал Андрюшкиными лапами...
Максим в это время был уже на корме, у штурвала, который держал Макарони. Вежливо, но настойчиво, вникал в детали корабельного дела:
- Скажите, а какой марки компас?
- Наш родной, стадвадцатимиллиметровый, - довольно охотно отвечал Макарони. - Самая надежная система...
- А это магнитные компенсаторы? Для устранения девиации?
- Для ее самой... Только она не устранится, если Педро будет голосить свои песни про призраков. В море ими можно накликать беду...
- А какой курс? - Максим вытянул шею к нактоузу. - А! Семьдесят девять градусов, ост-тень-норд...
- Разбираешься... - с уважением заметил Макарони.
- А можно, я подержу штурвал.
- Ну, попробуй...
Максим, обмирая в душе от того, что сбывается мечта, взялся за обод рулевого колеса.
- Я чуть-чуть повожу на курсе? Попробую...
- Ну, чуть-чуть... Только не вздумай свистеть за рулем, это скверная примета...
- Что вы, я не буду...
Бах! - раздался в это время еще один выстрел. Владик снова аплодировал Андрюшкиными лапами, Охохито с довольным видом продувал свой реликтовый пистолет, а в воздухе, кувыркаясь, летела вниз еще одна пробитая жестянка.
- Здорово! - радовался Владик. - Охохито, я сейчас принесу аппарат и сниму вас! Можно?
Охохито принял горделивый вид, но тут же озабоченно съежил плечи и стал толкать пистолет за широкий пояс. Потому что раздался голос старпома Жоры:
- Это что же творится на судне с самого утра? Если мне кто-то скажет, что это порядок, так я скажу, что совсем даже кавардак! Почему пальба? Охохито, почему ты нарушаешь тишину мирного утра и засоряешь водоем ржавыми жестянками вместо того, чтобы привести в порядок рундук с запасными парусами, как я велел?.. Клянусь дедушкой, я тебя высажу в первом порту!.. Ну-ка, дай я тоже выстрелю...
Но он не успел. Появился на палубе капитан Ставридкин, который тут же устроил разнос со своей стороны:
- Что здесь происходит? Это яхта или пиратская посудина с пьяной командой? Что за экипажем наградил меня Господь? Один - потомок контрабандиста, другой потомок испанского разбойника!.. Виктор, почему стаксель дергается у передней шкаторины, как от щекотки? Увалитесь!..
Макарони поспешно перехватил у Максима штурвал.
- Почему юнги скачут по палубе в голом виде и без спасательных жилетов? - продолжал наводить порядок капитан. - Старпом! Позаботьтесь, чтобы мальчишки не болтались без дела!..
Жора строго глянул на Владика и подбежавшего Максима:
- Пять минут на одевание-умывание! Пятнадцать минут на завтрак у дядюшки Юферса! Потом занятия по навигации и такелажному делу!
- Есть! - хором отозвались оба и скатились в кубрик.
Владик первым делом заглянул под койку.
- Гоша, ты как?
- Очень это... славно...
- Вечером мы потихоньку выведем тебя на палубу. А сейчас принесем завтрак.
- На палубу это самое... хорошо... А завтрак не надо, корабельные гномы могут без еды сколько угодно. Только принесите это... бутылочку морской воды...
- А я уже стоял у руля, - натягивая шорты и рубашку, сообщил Максим.
- Ага... Недаром стаксель заполоскал, - не удержался Владик.
- Потому что держать судно на курсе, это не жестянки бросать, - не остался в долгу Максим.
- Мальчики, это... не ссорьтесь. У вас же это самое... добрые сердца, - подал голос из-под койки Гоша.
- А мы и не ссоримся, - сообщил Максим. - Мы по-ле-ми-зируем... - Он потрогал присохший к колену пластырь и поморщился.
- Болит? - примирительно спросил Владик.
- Не болит, а досадливо напоминает...
Они завтракали в крошечном камбузе, заботу о котором (кроме боцманских обязанностей) взял на себя дядюшка Юферс.
Ребята выскребали из мисок кашу, а дядюшка поучал:
- Сегодня вас не стали будить, потому как вчера был хлопотный день. А с нынешнего момента начнется флотская дисциплина. Море, оно, как известно, беспорядка не любит...
- Это естественно, - согласился Максим.
Владик провел по воздуху освободившейся миской.
- Смотрите, летающая тарелка...
- Не балуйся, юнга, - погрозил толстым пальцем старый боцман. - Да... А про летающие тарелки рассказывал мне в "Долбленой тыкве" ирландский шкипер Гарри Большая Кружка. У них на барке "Лизелотта" служил плотником один чудак, Бобби Думмер. И вот, когда Бобби был еще подшкипером на "Мавритании", туда из облаков спустился на полубак пятиметровый металлический таз с иллюминаторами и тремя ногами. Из него вышли безголовые парни в десять футов ростом, ухватили подшкипера под локти и улетели с ним неведомо куда...
- Вместе с тазом? - весело уточнил Владик.
- Ну, конечно! В нем и улетели... Потом Думмер неизвестно как появился в Кейптауне и всем рассказывал несусветные вещи: будто летал не то на Луну, не то на Солнце... И потом на каждом судне, где служил, рассказывал про то же... Бобби за это уважали, но в подшкиперы больше не брали...
- Вероятно, эта история из той книги, которую вы написали? - осведомился Максим.
- Из нее... Написал и продолжаю писать. Да какой прок? Никто не хочет печатать. Всем нужны только детективы да всякая фантастика. Правдивую литературу никто не хочет издавать. Разве что за деньги автора, а откуда они у меня? Пенсии не хватает даже на табак... - Дядюшка вытащил табакерку, насыпал на согнутый палец щепотку, втянул ее ноздрей, подышал, раздулся и чихнул так, что с полок посыпались сковородки.
- Ой! Даже Андрюшка подскочил, - уважительно сказал Владик и поправил сидевшего на его колене зайца.
- Это пустяки, - скромно сообщил дядюшка Юферс и вытер клетчатым платком нос. - Вот наш общий друг Георгий Лангустыч, когда нюхал табак, чихал, как мортира, стекла вылетали. Хорошо, что бросил. А то нынче его бы вмиг обнаружили на яхте... Кстати, как он там у вас?
- Сочиняет под койкой поэму, - объяснил Максим.
- Ой, дядюшка Юферс, у вас найдется какая-нибудь фляжка? - вспомнил Владик. - Гоша просил морской воды...
- Как не найтись... А лучше я Гошу переселю сюда. Здесь за плитой такой закуток, что никто не заметит. И вдвоем веселее, вспомним старину...
- Вот это здорово! - обрадовался Владик.
Владик и Максим поднялись на палубу.
- Спасательные жилеты в рундуке на баке, - напомнил встретившийся старпом Жора. - А потом займемся курсами и галсами относительно ветра. - Потому как на паруснике идете...
Гигантские паруса над головами были просвечены солнцем, наполнены ветром и казались неподвижными. Их огибали в полете чайки.
Ребята подошли к рундуку. Владик ушами привязал к релингу Андрюшку - накрепко.
- Будешь здесь на вахте, впередсмотрящим... - И взялся за крышку рундука...
- Не понимаю, зачем эти жилеты, - насуплено сказал Максим.
- Ты же будущий капитан. Должен уважать корабельные порядки, - подцепил его Владик.
- Порядки все должны уважать одинаково. А то все без жилетов, а мы будто маленькие...
- А разве ты большой? - пожал плечами Владик. - Еще ведь не капитан. И даже не матрос... Взрослые за нас отвечают.
- Ты так говоришь, потому что плаваешь, извини, как железная вилка...
- Потому и не спорю... - Владик поднял крышку рундука. - Ай!.. - У него сами собой полезли на лоб очки. Максим оказался рядом. Тоже изумился.
- Эй, сюда! Тревога! - находчиво закричал он.
Из рундука смотрел, открыв рот и моргая, съежившийся там человек.
Первым подскочил Охохито. Выхватил пистолет.
- Руки вверх!
Незнакомец отчаянно вздернул руки.
- Не надо! Я сдаюсь! Я из вашей команды!
Подоспели остальные (все, кроме рулевого Макарони, который тянул издалека шею).
- Таки что же это получается? - жалобно заговорил Жора. - Если я скажу, что нам нужен такой сюрприз, то, клянусь дедушкой, совсем наоборот...
- Заяц на судне - скверная примета, - подал голос от нактоуза Макарони.
- Это не заяц! - обиделся за Андрюшку Владик. - Заяц - это вот он! А это какой-то шпион.
- Я не шпион! - почему-то очень испугался незнакомец. - Я... нет! Клянусь. Мне сказали, где стоит "Лючия", я пришел вечером, на пирсе темно, я зашел на палубу, решил, что посплю немножко...
- Какая "Лючия"? - шепотом спросил Владика Максим. Тот пожал плечами.
- Ну-ка вылезай, - велел старпом Жора. - Капитан идет. Клянусь дедушкой, он разберется.
Незнакомец стал вылезать. Он вылезал долго. Потому что оказался очень длинным - куда там Охохито, тоже худому и высокому!
У незнакомца были большие уши, рыжий ежик волос и круглые печальные глаза. Капитан Ставридкин неласково глянул на него.
- Кто вы такой?
- Я... матрос первого класса Вова Свистогонов. А вы... капитан "Лючии" Сан Саныч Каблуков?
- Я капитан Степан Данилович Ставридкин. И это не "Лючия", а "Кречет".
- А... как же... - Вова Свистогонов раскинул руки, раздвинул ноги и стал похож на обиженный судьбой циркуль.
- Как я понимаю, вы в темноте ухитрились перепутать яхты и отправились в плавание не на той, на которую поступили, - холодно подвел итог капитан. - Это не прибавит плюсов к вашему послужному списку, матрос Вова Свистогонов. - Вам придется сойти на берег в первом же порту... Старпом, занесите это происшествие в корабельный журнал.
Собравшийся экипаж "Кречета" откровенно веселился. Дядюшка Юферс кивал, поглаживая круглый живот:
- Все на свете повторяется. Похожую историю описал еще давным-давно Жюль Верн. Про рассеянного географа Паганеля, по ошибке попавшего на "Дункан".
- Боюсь, что нашему гостю до конца дней придется носить прозвище Паганель, - заявил Жора Сидоропуло. - Клянусь дедушкой, эта история станет известна всему побережью...
Рассеянный бедняга заломил руки.
- Я готов! Пусть Паганель! Только не ссаживайте на берег! Куда я теперь денусь? Возьмите в команду!
Капитан посмотрел на Жору:
- Старпом, вы говорили, что нам не помешал бы еще один матрос...
- Вы сказали "матрос", капитан? Если вы спросите меня, то я скажу, это не матрос, а недоразумение. Клянусь памятью дедушки...
- Я буду стараться! - заломил руки Паганель.
- Хорошо. Но только на полставки, - смилостивился Жора.
- Я готов! Я буду!..
Жора снисходительно сказал:
- Дядюшка Юферс, возьмите матроса Паганеля на камбуз, и пусть он перемоет и вычистит вам всю посуду...
Паганель с готовностью встал навытяжку. Но дядюшка Юферс заворчал:
- Еще чего. Не надо мне на камбузе посторонних. Я привык со своими делами управляться сам...
- Пусть он поможет мне разобраться с запасным такелажем... - вмешался Охохито. - Как хорошо, что я нечаянно не нажал курок. Пистолет этой системы, мастера Родриго Гарсии Ментозы, одна тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года, даже в дубовом баркасе делает пробоину размером с медузу породы "голубая гортензия". А вот если взять из моей коллекции другой пистолет, француза Шарля Этьена Бомбадура, тыща семьсот первый год, так он...
Капитан Ставридкин возвел глаза к зениту: "Что за экипаж мне попался!"
- Все по местам! Дел невпроворот!.. Макарони, тысячу морских ведьм тебе за шиворот! Не приводись все время! Стаксель у тебя полощет, как полковое знамя!..
- Есть, капитан... Не надо про ведьм, капитан... - Макарони аккуратненько поплевал через плечо и три раза стукнул согнутым пальцем по деревянному нактоузу.
Дядюшка Юферс на камбузе готовил для приятеля-гнома чай.
Гоша, уютно устроившись между плитой и переборкой, просил:
- Только без сахара, дорогой Юферс. Чтобы сплошная соленая вода.
- Да помню, помню я твои привычки. Еще по временам "Долбленой тыквы"...
- Ах какая была таверна... - покивал Гоша. - Самая... это... знаменитая на всем побережье. Дом родной для моряков...
- Все еще мечтаю на старости лет: вот скоплю деньжат, да выкуплю обратно. Да только где уж...
- Я вот тоже думаю про такое... это самое... Наскрести капиталец да купить какую ни на есть деревянную посудинку с одной-двумя мачтами, чтобы поставить у тихого причала и доживать там век. Соленый чаек попивать, над поэмой работать потихоньку...
- Оно бы хорошо. Да где уж там. В наше время чудес не бывает, милый Гоша...
- Конечно... только... это самое... я что хочу сказать... - У Гоши сделалось таинственное лицо. - Такое тут это... дело... Может, нам, Юферс, на старости лет это... еще повезет...
- Гоша, ты о чем? - осторожно спросил дядюшка Юферс. Что-то почуял... Гоша поманил приятеля поближе, тот нагнулся. Гоша, щекоча пухлую щеку старого боцмана, что-то зашептал ему.
- Не может быть... - выговорил дядюшка Юферс, когда шепот кончился
- Как... это самое... не может, если документ? Главное, разобраться и разыскать. Хватило бы на всех... Я потому и с ребятишками напросился. Сказано, что это... если такие, как они, будут рядышком, то это самое... придет удача...
- Вот оно что... А мальчикам-то сказал?
- Ох... это самое... нет. Боюсь, они подумают, будто я это... из корысти с ними дружбу завел... А я ведь с ними и без того. Еще до этого... Владик, он вообще... это самое... отрада души... Когда я с ним, то не надо никакого этого... сокровища...
- Оно понятно, - согласился дядюшка Юферс. - Ну а если найдем, не помешает...
- Я это... то самое и говорю...
Максим и Владик (в оранжевых спасательных жилетиках) в это время, расположившись с Жорой на крыше рубки, постигали азы мореходного искусства, передвигая лежащие перед ними огурцы.
- Значит, повторяем... - Жора шевельнул большой огурец. - Если ветер так, как сейчас, слева и спереди, это что?
- Бейдевинд левого галса! - отчеканил Максим.
- А если судно пойдет носом влево, вот так... - Жора со значением стал поворачивать огурец, носом к ветру... это оно что делает?
- Приводится! - опять поспешил Максим. Владик незаметно зевнул.
- А если оно линию ветра по инерции носом перешло... значит, что оно сделало?
Максим на секунду замешкался с ответом, и Владик рассеянно сказал:
- Поворот оверштаг оно сделало, - и вскинул к небу лицо. - Дядя Жора, можно я верхушку мачты с чайками сниму? Их так здорово солнце высвечивает...
- Подожди с чайками. Лучше скажи: сейчас какой бейдевинд? Крутой или полный?
- Ну, конечно, крутой, раз у Макарони все время стаксель заполаскивает. Давайте выберем стаксель-шкот потуже...
Максим озадаченно моргал, видя у Владика такие морские познания, которыми тот совсем не гордился.
- Клянусь дедушкой, в самом деле... Охохито, Паганель! Выберите стаксель в тугую, сами не видите, что ли? А то придется закладывать лишний галс...
Матросы засуетились. Владик проворно щелкнул "Зенитом", снял их работу. Потом глянул вдаль, сдвинув на лоб очки.
- Дядя Жора, там что-то блестит!.. Плывет.
- Прямо по курсу?
- Да нет, на два румба правее! Пусть Макарони увалится, а?
- Макарони, два румба вправо! Держи на блестящий предмет!..
Макарони слегка переложил штурвал, "Кречет" плавно увалился под ветер. Жора сбегал в кубрик и вернулся с сачком, привязанным к полосатому фут-штоку. Максим уже стоял рядом с рулевым и, сам того не замечая, повторял все его движения, словно держал второй штурвал. Владик на носу яхты показывал Андрюшке плавучий предмет:
- Видишь, блестит? Сейчас разглядим получше... Ой, да это бутылка...
Макарони был неплохой рулевой. Он повел "Кречет" так, что прыгающая по гребешкам бутылка заскользила вдоль самого борта. Жора подцепил ее сачком.
Конечно, находка собрала вокруг себя весь экипаж.
- Опять Жюль Верн начинается, - покачал головой дядюшка Юферс.
- Хватит нам Жюля Верна, - досадливо сообщил капитан. - Если это письмо капитана Гранта, менять курс я все равно не буду. Заказчик не поймет...
- Лучше выбросьте сразу, - посоветовал от штурвала Макарони. - От таких находок одни неприятности.
- Не надо! Давайте посмотрим, что там! - подскочил Владик.
- Бумага какая-то. Клянусь дедушкой, так не вытащить, придется разбить, - сказал Жора.
Паганель протянул свои очень длинные, ломкие в суставах руки.
- Позвольте мне...
Ему позволили. Он неуловимыми движениями фокусника повертел бутылку, тряхнул ее и плавно извлек из горлышка свернутую в трубку бумагу. Все сдвинули над ней головы (а Макарони издалека вытянул шею).
- Тьфу! - вознегодовал Максим.
На мятом листке чернели крупные корявые буквы:
ИЗ ЭТОЙ БУТЫЛКИ ПИЛ ВАСЯ.
- Клянусь памятью дедушки, этому Васе надо оторвать... - Жора посмотрел на ребят, - все руки-ноги...
- Мучачо, - сказал Владику Охохито и вынул пистолет. - Брось повыше эту паршивую склянку вон там с борта, под ветром.
Владик охотно схватил "склянку" и прыгнул к борту. Подбросил бутылку как можно выше и весело зажал уши. Достигнув верхней точки полета, бутылка разлетелась на брызги от оглушительного выстрела.
- Инцидент исчерпан, - подвел итог капитан Ставридкин. - Старпом, занесите в журнал... И смените рулевого, уже полдень.
- Охохито, ступай на руль, - велел Жора. Это тебе не бутылки бить из своего музейного самопала. Займись полезным делом.
Охохито послушно пошел на корму, но все же сказал, оглянувшись:
- Это не самопал, господин Седерпауэл, а уникальный коллекционный экземпляр семнадцатого века.
- Смотри, чтобы его не разорвало от старости. Кажется, ты не жалеешь пороха для зарядов.
- У меня запас. Десять фунтов.
- Клянусь дедушкой, ты однажды подымешь нас на воздух!
- Я опытный оружейник и соблюдаю полнейшую технику безопасности, - с достоинством сообщил потомок флибустьера. Уже от штурвала. Там он, встав рядом с Макарони, глянул на компас: - Какой курс?
- Семьдесят девять... Сдал...
- Курс семьдесят девять. Принял... - Охохито взялся за колесо. И сразу начал напевать под нос:
Отчего так ёкнуло в печенке
И ползут (ох!) по спине мурашки?
- Перестань! - простонал Макарони и сцепил замочком пальцы. - Накаркаешь беду...
- Ладно, ладно... А про красотку петь можно?
- Про красотку можно...
Охохито запел:
У моей красотки Джулы
Зубки в ряд, как у акулы,
И собой красотка эта
Вся похожа на скелета...
Макарони с тихим отчаяньем махнул рукой и пошел, осторожно плюя через плечо.
На камбузе дядюшка Юферс, беседовал с Гошей.
- Видишь, боцманских обязанностей здесь у меня не много, яхта новая, ни такелажных работ, ни ремонта не требуется. Так что я больше по камбузному делу. Вспоминаю "Долбленую тыкву". Какие блюда готовили!.. А у нашей поварихи был кот Вася. Но имя свое он не любил, и все его звали просто Тети-мартовский Кот. Петь любил. Как только гости поддадут малость и затянут песню, он тут как тут - сядет и подтягивает. Иногда ему специально мяса и рыбы давали, чтобы не мешал. А он слопает - и опять в общий хор. Особенно по душе была ему "Палубная колыбельная", печальная такая. Ты ее, Гоша, помнишь?
- Это самое... как же... "В тропиках душно... это... не спится в каюте..."
- Да-да... - дядюшка Юферс, вытащил из закутка обшарпанную гитару. Зажмурился, запел. Хрипловато, но с чувством:
В тропиках душно, не спится в каюте,
Мама осталась в далекой стране.
На ночь, устроимся, мальчик, на юте,
Маму увидишь ты нынче во сне...
Горю, малыш, не поможешь слезами,
Видишь, тебе улыбнулась луна.
Спи, бэби, в лунной тени у бизани,
Пусть тебе шепчет у борта волна...
Кот корабельный приткнется под боком,
Стрелка компасная - кончик хвоста.
Канет печаль твоя в море глубоком,
Если тихонько погладишь кота...
Гоша подтягивал - с тем же чувством, хотя и не очень умело.
- Тра-та-та... - бодро сменив тон, закончил дядюшка Юферс песню под рифму "кота" и прихлопнул струны, видимо застеснявшись своей неожиданной чувствительности.
Гоша тоже слегка смутился (ведь даже слезинки появились в глазах).
- Да... это самое...хорошая песня. А мне вчера это... на карнавале штучку подарили. Чтобы это... песни, значит, играть... Нажмешь кнопку, и это...
- Плеер?
- Наверно это... да... В сундучке она... Это, вот... - Повозившись, Гоша протянул плеер дядюшке Юферсу.
- Ага... - тот умело нажал кнопку. И сразу раздалось знакомое:
Стало море злее и угрюмей,
ребята.
Плюньте через левое плечо...
-Тоже знакомая песня, - сказал дядюшка Юферс, выключив запись. - Слышал я, что ее сочинил кто-то из матросов капитана Галса. Того самого. Так что, может быть, она тут и не случайно, ежели верить приметам, как верит наш Макарони...
- Приметы, они это самое... вещи иногда полезные, - заметил Гоша. - Особенно, если это... ищешь клад...
Дядюшка вытащил табакерку.
- Попробуешь, Гоша? По старой памяти?
- Я это... рад бы... Да небось услышат...
- Решат, что это я... Возьми щепотку.
Гоша, покряхтывая от приятных предчувствий, насыпал табачок на сустав большого пальца. Дядюшка тоже. Потом они, глядя друг на друга и улыбаясь, синхронно втянули табак ноздрями. Закатили глаза. Дружно сказали:
- А... ап... - И от оглушительного чиха вздрогнуло все судно. Охохито на миг выпустил штурвал. Владика и Максима подбросило на крышке рубки, где они с Жорой разглядывали морскую карту. Паганель, разбиравший канаты, на всякий случай поднял руки. Макарони, любовавшийся у поручней горизонтом, плюнул через плечо и сцепил пальцы. Капитан Ставридкин высунулся из люка:
- Охохито! Опять вы палите в белый свет? Я конфискую у вас оружие!
- Никак нет, господин капитан! Это старый сеньор боцман Юферс пробует табак!
Капитан помотал головой:
- Да... как в старом анекдоте. "Ну и шуточки у вас, боцман..."
- Клянусь дедушкой Анастасом, еще два таких чиха, и мы пойдем ко дну...
Заяц Андрюшка, привязанный ушами к релингу, радостно улыбался. Чайки одобрительно кричали. Ветер был ровный, день был чудесный...
Паганель оказался жизнерадостным парнем. К середине дня он со всеми установил приятельские отношения. Разобрав и разложив в порядке бухты и мотки тросов, запасные блоки и скобы, он заявил:
- Ух, жара... - Скинул рубашку, бросил с носа за борт ведерко на длинном конце, зачерпнул воды и вылил на себя.
- И нас так же! - подскочили к нему Владик и Максим.
- С а-агромнейшим удовольствием, юнги!
Они сбросили жилеты и рубашки, и Паганель каждому устроил морской душ.
- Максим, давай я тебя сфотографирую мокрого! - схватился за аппарат Владик. - В Москве будешь рассказывать, что нырял с борта в открытом море!
- Давай! - Максим в дурашливо-горделивой позе прислонился спиной к поручням. Покосился на привязанного рядом Андрюшку. - Только можно, я его уберу?
- Зачем?
- Ну... ребята посмотрят, скажут: это не по правде. Какая-то игрушка рядом, так на морских яхтах не бывает...
- Ну и пусть скажут!.. Это ведь и в самом деле не по правде, ты же не нырял...
- Если нельзя убрать, давай я туда встану, - миролюбиво предложил Максим и хотел перейти на другое место.
- Там освещение неподходящее, - неохотно откликнулся Владик. - Да ты уже и высох, пока спорил...
Он потрепал Андрюшку по щеке, подпоясался скрученной в жгут тельняшкой, надел жилет на голое тело, отошел в тень паруса и стал смотреть, перегнувшись через поручни, как проносится вдоль борта бурлящая вода...
Настроение у Владика изменилось. Затуманилось. Оно сделалось похожим на мелодию колыбельной песни, которую недавно пели на камбузе дядюшка Юферс и Гоша (хотя Владик этой песни никогда не слышал).
Под такую мелодию, под ровный шум воды, шелест ветра и крики чаек подошел вечер. В небе расцвел пестро-полосатый закат. У потемневшего горизонта мерцали огоньки далеких маяков и судов.
Все, кроме Макарони, который опять заступил на вахту у штурвала, и капитана, собрались на баке. Даже Гоша незаметно выбрался на палубу и спрятался за выступом люка. Фигурка привязанного ушами Андрюшки чернела на фоне угасающего неба. Владик устроился неподалеку, сидел с фотоаппаратом на коленях.
- Ты, мучачо, не расстаешься со своей камерой, как я со своим пистолетом, - одобрительно заметил Охохито. - Даже в темноте...
- Я жду, когда звезды сделаются яркими, - поделился планами Владик. - Хочу снять ночное небо...
- Грандиозная идея! Думаешь, получится?
- Кто знает...
Паганель дергал струны, извивался в танце и клоунским голосом напевал:
У моей малютки Джулы
Зубки в ряд, как у акулы,
А сама малютка эта,
Ох, похожа на скелета.
Удается очень редко
Мне обнять мою девицу -
Твердая, как табуретка,
И колючая, как спица...
Дядюшка Юферс, покряхтывая, сказал:
- Давайте-ка не будем про колючих девиц, это тема сухопутная. А у меня вот есть кассета, где умные люди записали морские песни старых парусных времен. Такие, что пели когда-то у нас в "Долбленой тыкве". Сейчас включу, да и подыграю заодно...
- Давай, дядюшка Юферс, - согласился старпом Жора. - Только, если захочешь чихнуть, предупреди нас, мы заранее поляжем носом в палубу, иначе, клянусь дедушкой, нас всех снесет за борт, как тополиный пух при налетевшем ветре...
- Хороший ты моряк Жора, только язык у тебя устроен несолидно, - вздохнул старый боцман. - Это говорит о том, что я слишком часто угощал тебя маковыми ирисками, когда ты приходил ко мне в таверну с мамой, чтобы купить свежей зелени для салата с крабами. Надо было не ирисками...
- Клянусь дедушкой, в этих словах есть правда, - самокритично вздохнул старпом.
Дядюшка включил плеер.
Над палубой, над темным морем прозвучали мрачные аккорды уже известной песенки о сундучке. Дядюшка перебрал струны гитары. Раздались записанную на пленку голоса:
Стало море злее и угрюмей,
ребята,
Плюньте через левое плечо.
Что везем мы в нашем темном трюме,
ребята?
Только черный, только черный сундучок -
И молчок!
- Ну вот, опять началось, - успел печально сказать у штурвала Макарони. Его не послушали. Когда начался второй куплет, его подхватил почти весь экипаж "Кречета":
Ох, боюсь поглотит нас пучина,
ребята.
Не сидеть нам больше в кабачке.
Кто-то, ох, совсем не без причины,
ребята
Воет там при каждом при качке -
в сундучке...
Владик в этой песне не отставал от других. И Даже Гоша, укрывшись за люком, подпевал себе под нос:
Кто же, ох, скребется в сундучке том,
ребята?
Может, просто злая чернота?
Это юнга Генри взял с собою,
ребята,
Драного бродячего кота -
Без хвоста!
Нам приметы злые не указка ,
ребята!
Бурю одолеем мы легко!
Никогда не верьте глупым сказкам,
ребята,
Что беду приносит черный кот! -
Наоборот!
Сумрачная в начале песня, к концу обрела оптимизм, и ее закончили в соответствующей тональности.
- Макарони, эта песня специально для вас, - решился пошутить Максим, потому что чувствовал: общественное мнение будет на его стороне. Макарони не отозвался. А дядюшка Юферс сообщил:
- Песню эту сочинили еще в позапрошлом веке. Говорят, какой-то матрос с бригантины "Лакартера", что по-испански, между прочим, означает "портфель"
- А почему портфель? Какое-то не морское название, - недовольно сказал Максим.
- Ха! Не морское... Разве у кораблей всегда морские названия? Скажем, шхуна "Моя красавица" или бриг "Пудель"... Сказано: не название красит судно, а наоборот... А бригантина так называлась, надо думать, потому, что ее капитан, знаменитый Чарльз Роберт Галс, имел одну странную привычку: всегда ходил со старым кожаным портфелем, словно он и не капитан вовсе, а какой-нибудь адвокат или клерк из сухопутной конторы... Некоторые так и думали - те, что не знал. Но не знали его только люди, ничего не слыхавшие о флотской жизни. Потому что среди моряков капитан Галс был очень даже знаменит. Был он из той породы морских скитальцев, которые всю жизнь проводят в плаваниях. Воевал он в свое время в Америке за свободу негров, гонялся за работорговцами по всем морям, торговал помаленьку. Бывал и в нашем море... Да где он только не бывал! Сделал несколько открытий в южном архипелаге. Говорят, там даже есть островок его имени - атолл капитана Ботончито.
- А почему Ботончито? Он же Галс! - сунулся вперед Владик.
- А потому, что прозвище было такое. "Ботончито" по-испански значит "пуговка". Говорят, был капитан очень малого роста и с носом, похожим на пуговку, оттого и получил такое прозвище. А другие знающие люди говорят, что не от того. Мол, была в жизни капитана одна история, которую потом рассказывали по всем береговым тавернам...
- Поведай нам, дядюшка Юферс, эту историю, тряхни стариной. Клянусь дедушкой Анастасом, она так и вертится у тебя на языке, - подбодрил старого боцмана Жора.
- Отчего не поведать... если некоторые молодые люди не будут вставлять в нее шпильки.
- Клянусь дедушкой, не будут!
- Ну, ладно... История капитана Галса вообще-то темна и полна загадок. Например, совершенно неизвестно, куда он в конце концов подевался со всем экипажем. Они ушли из нашего моря в какой-то дальний рейс, а потом - сплошная тайна. Бригантину "Лакартера" обнаружили пустой посреди Индийского экипажа. Всё там было в порядке, всё на местах, паруса поставлены, как при марсельном ветре, а на палубах и внутри - ни души... И говорили потом, что здесь не обошлось без проклятия знаменитого капер-адмирала Джугги Ройбера... Слышали про такого?
Слушатели зашевелились, заговорили, что нет, не слышали и что пусть дядюшка Юферс продолжает поскорее...
- Был это знаменитый предводитель каперской эскадры во время англо-испанских морских разборок. Многих таких пиратов-героев британские короли заманивали к себе на службу, давали им титулы и звания. Но Джугги Ройбер по прозвищу Красный Жук отказался, сказал, что умрет вольным мореходом. И завещал похоронить его на скалистом островке Антильского архипелага под названием Омблиго Негро, что означает "Черный Пуп"...
Владику показалось, что призрак черного острова с зубцами неприступных скал возник на фоне почти догоревшего заката. Голос дядюшки Юферса звучал в особой "приключенческой" тональности, и Владик словно видел перед собой происходящее.
-...Когда старый пиратский адмирал скончался, его корабль подошел к острову. Верные помощники и матросы свезли на шлюпке его тело на Черный Пуп, отнесли в грот и положили в выдолбленную колоду, которую подвесили на якорных цепях к каменному своду. И накрыли такой же долбленой крышкой... Надо сказать, что Красный Жук велел похоронить себя в любимом парадном камзоле с бриллиантовыми пуговицами. И конечно, об этих пуговицах пошли среди морского народа всякие слухи. Говорили, что на одну такую пуговицу можно купить большой корабль, груженый индийскими пряностями...
И вот однажды к Черный Пупу подошла бригантина капитана Галса. Среди ночи капитан с самыми верными сообщниками съехал на берег и вошел в погребальный грот...
Колода с телом капер-адмирала Джугги Ройбера, как и много лет назад, висела на якорных цепях. При колеблющемся свете факелов казалось, что она покачивается.
Капитан приказал снять крышку. Его спутники, хотя и боялись мертвеца, но выполнили приказ, потому что своего капитана боялись еще больше. Тяжелая долбленая крышка поднялась со скрипом и гулко стукнула о каменный пол, когда ее отложили в сторону.
В колоде лежал скелет в красном бархатном камзоле и напудренном парике. Череп под париком темнел глазницами и блестел золотыми зубами. Но в сто раз сильнее блестели, сверкали, как фейерверк, бриллиантовые пуговицы на камзоле Джугги Ройбера.
Капитан Ботончито достал кривой матросский нож и наклонился над мертвым капер-адмиралом. Очень почтительно он сказал:
- Не обижайся на меня, храбрый адмирал Красный Жук. У тебя очень много пуговиц. Можно, я возьму одну? Тебе останется еще целая дюжина...
Острым ножом он срезал с камзола самую нижнюю пуговицу, поклонился опять и повторил:
- Прости меня, славный Джугги. Тебе эти драгоценности все равно ни к чему, а я...
И тут случилось ужасное! Нога капер-адмирала в истлевшем ботфорте согнулась, поднялась и пнула несчастного капитана в живот! А череп проскрежетал:
- Я не прощу тебя, негодный жулик Ботончито! Можешь забирать пуговицу, но она не принесет тебе удачи! Пошел вон!..
Капитан и его помощники не стали дожидаться второго пинка. Выкатились из грота и изо всех сил погребли на бригантину. Пуговицу, однако, капитан Галс не бросил...
Потом про этот случай ходило немало слухов, потому что не все спутники капитана оказались воздержаны на язык. Да и как не поделиться таким интересным случаем с приятелями где-нибудь в таверне Рио-Бланко или Сингапура, когда кружечка-другая хорошего рома развязывает языки у самых отпетых молчунов...
Рассказ дядюшки Юферса (причем Владик и другие как бы видели все происходящее собственными глазами) произвел на слушателей должное впечатление. Тем более, что и обстановка была подходящая. Слабо светил на крыше рубки пузатый корабельный фонарь, его слабо отражали воздвигнутые в высоту паруса. Словно две звезды горели на мачте друг над другом красный и зеленый сигнальные огни - признак парусного судна.
Паганель своим веселым клоунским голосом нарушил тишину.
- Нервощекотательный случай. Хорошо, что рядом нет храброго Макарони, и он ничего не слышал...
- Я слышал, - раздался с кормы голос Макарони. - И вот что я вам скажу. Легкомысленные вы люди. Нельзя зря беспокоить темные силы. Это все равно, что дергать за усы спящего тигра... Про это даже и ученые пишут... Эй! Прямо по курсу парусник! Ухожу вправо!
Все ощутили, как корпус "Кречета" покатился в сторону.
- Охохито, на грот! Потравить гика-шкот, - завопил тонким голосом старпом Жора! - Паганель, трави стаксель!.. Макарони, да не уваливай так, хватит уже, а то скрутим фордака!
Силуэт двухмачтового судна с прямыми парусами на фок-мачте бесшумно проскользил мимо левого борта, мелькнул в такелаже единственный бледный огонек.
Появился капитан.
- Что там такое?
- Хотел бы я знать, что такое! Какие-то кретины прут без огней! Чуть не устроили картинку к книжке "История знаменитых кораблекрушений! Клянусь дедушкой, они там все перепились!.. Если только это не Летучий Голландец... Капитан, надо запросить по всем диапазонам, что это за идиоты!
Силуэт судна-призрака между тем растаял в сумраке за кормой.
Капитан Ставридкин спешно спустился в рубку. Из открытого люка послышался его голос:
- Говорит яхта "Кречет". Мы на траверзе маяка Скандиоп, в десяти милях от мыса. Курс ост-норд-ост. Вниманию всех судов в этом районе. Только что мимо нас проследовало парусное судно без огней. На сигналы не ответило. По силуэту напоминает марсельную шхуну или бригантину... А, черт...
Он опять вышел на палубу.
- Какие-то помехи, будто зависла над нами дюжина летающих тарелок...
- Клянусь дедушкой Анастасом, это происки темных сил, о которых вещал Макарони...
- Возвращаюсь на прежний курс, - извести Макарони, игнорируя надоевшие насмешки.
- Паганель, Охохито! Подобрать стаксель и грот... И радуйтесь, что ветер не скис и не засвистел. А то летучие голландцы часто преподносят такие подарочки...
- Не шутили бы вы так, старпом, - сказал слабо освещенный нактоузным огнем Макарони. - В самом деле, недалеко от греха...
- Нервная вибрация рулевого Макарони передается всему корпусу, - заявил Паганель. - Хотите, покажу, как он боится?
Паганель вскочил на крышу рубки, подхватил гитару, дал несколько аккордов и - длинный, ломкий, разболтанный в суставах - изобразил не то танец, не то пантомиму, в которой показывал, как перепугано оглядывается, ежится, хватает себя за голову, прячет ее под подол и всячески дергается обалдевший от страха смешной длинный неудачник.
Невозможно было удержаться от смеха.
Не удержался и Владик... Но потом он отошел к поручням и стал смотреть на смутно белеющую, пролетающую у борта пену. Постоял и подошел к штурвалу. Освещенное лицо Макарони было невеселым и каким-то отрешенным.
- Витя, вы не обращайте внимания, - вполголоса сказал Владик. - Ну их...
- Я и не обращаю... Никто даже не понял, что это был призрак бригантины капитана Галса...
У Владика по спине прошел холодок.
- Ну и пусть... Нам-то он ничего плохого не сделал... И мы ему... Чего тут грустить?
- А я и не из-за него...
Владик подумал и спросил
- А из-за чего?
Глядя на освещенную картушку компаса, Макарони сказал:
- Да так... По правде говоря, по братишке заскучал. По Шурику... Не успел попрощаться перед уходом. Он куда-то укатил на целый день на чужом велосипеде, я его не дождался. Вот теперь думаю: не случилось ли чего. Велосипед большущий, а он кроха...
- Постойте-ка! А он случайно не в майке со львенком Симбой на груди? И с перевязанным локтем!
- Он самый! Знакомы?
- Мы его сегодня два раза видели. Днем помогли ему цепь натянуть, а вечером он нам помог, Гошу привез к яхт-клубу... Ой...
Макарони покосился на Владика.
- Да ты не бойся... Гоша - это гном, что ли? Не такой уж это секрет, что вы корабельного гнома на борт протащили. Кому он мешает? Наоборот, хорошая примета. Я про это знаю, Охохито знает...
- Откуда?
- Боцман сказал. Не удивляйтесь, мол, если заметите... А Шурик, значит, вечером живой-здоровый был?
- Все в порядке, не бойтесь. Он от яхт-клуба сразу отправился отдавать велосипед...
- Тогда ладно...
Помолчали.
- Витя, а если бы у вас оказалась такая пуговица, с бриллиантом, что бы вы сделали? - вдруг спросил Владик.
- Что?! Да выкинул бы тут же за борт! Она же проклятая!
- Да нет, я не про такую! Если не проклятая, а просто с бриллиантом! Драгоценность же!
- А... Ну, что! Загнал бы ювелиру и купил бы Шурке новый велосипед. По росту...
- А почему велосипед? Денег-то хватило бы на кучу всего. Хоть на машину-иномарку...
- Нет, я велосипед... А если бы хватило, тогда еще десять велосипедов, Шуркиным приятелям...
Помолчали опять. Владик отошел, прошагал вдоль борта на нос. Там по-прежнему нес бессменную вахту Андрюшка.
- Это ты подсказал Макарони про парусник? Молодец...
Владик глянул в зенит. Он был теперь бархатно-черным, в нем переливались частые звезды. Владик поднял аппарат:
- Вдруг получатся...
Закрыл аппарат, постоял, навалившись грудью на поручень. Мелодия колыбельной снова зазвучала в нем.
Владик спустился в рубку. Отец склонился над столом со штурманской картой. Двигал параллельную линейку и транспортир.
- Пап... ты чего делаешь?
- Не трудно заметить, что прокладку курса... А ты?
- А я... звезды снимал. Вдруг получатся...
- А где Максим?
- Наверно, слушает истории дядюшки Юферса.
- У меня такое впечатление, что вы поссорились.
- Мы? Нет... Не знаю. Что нам делить?
- Вот и я думаю. Держитесь дружнее. Родственники все-таки...
- Ага... Папа, можешь дать мне на минутку твой мобильник?
- Это зачем?
- Маме позвоню...
- Она звонила совсем недавно. Передает привет. У нее все в порядке...
- Ну... я все равно позвоню. Можно? Два слова...
Капитан Ставридкин внимательно посмотрел на сына. Достал из ящика телефон, протянул Владику.
- Только недолго...
- Ладно!
Владик обрадовано выскочил наверх.
Устроившись опять рядом с Андрюшкой, понажимал кнопки.
- Мама?.. Это я... Ничего не случилось, просто так. Да, все хорошо. И с Максимом... в порядке. Конечно, скоро спать. Андрюшка привет передает... Ладно, мамочка, спокойной ночи...
Владик поулыбался в темноте. Сказал Андрюшке:
- Тебе привет...
Потом он пошел разыскивать Максима.
Максим сидел вместе с Охохито и Паганелем. Охохито рассуждал:
- Попади мне такая пуговица, я бы ее, конечно, тут же продал бы за валюту. И не стал бы тратить баксы на ерунду, а так пополнил бы свою коллекцию, что все музеи выли бы от зависти, как портовые катера на штормовой зыби... Есть у меня на примете у одного антиквара мушкет времен Людовика Четырнадцатого, Это, значит, той поры, когда знаменитые мушкетеры...
- Максим... - окликнул Владик.
- Чего? - Максим без удовольствия приблизился.
- Хочешь позвонить домой? Вот... - Владик протянул мобильник.
- Зачем? - сказал Максим.
Владик удивился. Он-то думал обрадовать троюродного брата. И тогда они, может быть, перестали бы дуться друг на друга.
- Ну... тебе разве не хочется поговорить с родителями?
- Я надеюсь, у них все благополучно. Если что случится, сообщат. А мелкая информация меня не интересует.
- Как хочешь... - Владик отодвинулся, будто получил щелчок по носу.
Он отнес телефон отцу.
- Спасибо. От мамы привет...
- Скажи дядюшке Юферсу, чтобы позаботился об ужине. Через полчаса.
- Есть, господин капитан! - повеселевший Владик опять выскочил на палубу.
Дядюшка Юферс, осторожно трогая струны, сидел теперь один. Хотя нет, не один.
- Гоша здесь? - шепотом спросил Владик.
- Я... это самое... здесь. Никто не видит, а я морем дышу, открытым. Как это... в давние годы... Ты ведь понимаешь. У тебя это... тоже морская душа.
Владик опять пригорюнился.
- Не знаю, какая у меня душа. Только моряком я не буду...
- Это почему же? - заворчал дядюшка Юферс. - Из-за очков, что ли? Это все поправимо. В наше время наука со зрением чудеса делает...
- Да не в зрении дело... - вздохнул Владик. - в моем хлипком характере. - Дядюшку и Гошу он не стеснялся, и хотелось облегчить душу.
- У тебя это... чудесный характер! И... это самое... сердце...
- Чего там чудесного. Я долго плавать не смогу. Вот сегодня утром только отошли, а к вечеру я уже заскучал... - он вздохнул снова и признался окончательно: - ... По маме...
- Сядь-ка поближе, дружок... - дядюшка Юферс сгреб Владика и придвинул к своему боку. - Я тебе открою один секрет... - Он надавил кнопку плеера, и зазвучала колыбельная: "В тропиках душно, не спится в каюте..." Но зазвучала, тихо, почти неразличимо. Будто издалека.
- Какой секрет? - прошептал Владик.
- Такой, значит... Самые лучшие моряки получаются из тех, кто скучают по маме... По маме - значит, и по дому. По дому - значит, и по родным берегам, по друзьям-товарищам. Без такой печали, мальчик, нельзя. Только она заставляет моряка возвращаться домой. А если моряк не старается вернуться, он и не моряк вовсе, а так... пустая душа, без роду, без племени... Понял?
- Ага... кажется понял, дядюшка Юферс... Ой! Папа... капитан велел сказать: пора ужинать.
- Это мы всегда пожалуйста... - бодро поднялся старый боцман и по совместительству кок.
Ужинали в рубке за узким столом. Ели из мисок гречневую кашу. Закусывали из банок консервированной фасолью в томате, пили из больших кружек чай с морскими сухарями.
Капитан Ставридкин всех обвел глазами.
- Ну что же, пока идем нормально, даже с опережением... тьфу-тьфу-тьфу, как сказал бы наш осторожный Макарони... - и капитан постучал по столу. Остальные, в том числе и мальчики, тоже дружно постучали.
- А что касается "Летучего голландца", то это туристская шхуна "Желтая роза", - продолжа капитан. У них вырубилось освещение...
- И что, нет у них аварийного?! - взвился Жора. - Нет ни фальшфейеров, ни колокола? Клянусь дедушкой...
- Пусть они клянутся дедушками при разборке в судовой инспекции... А свободным от вахты пора укладываться. Прежде всего юнгам...
- Охохито, смени Макарони. Он и так лишнее время стоит, - спохватился старпом. - Пусть идет ужинать, а твоя вахта до полуночи...
- Иду...
- Дядя Степа, можно я постою на вахте с Охохито? - быстро спросил Максим, глянув на Владика.
- Да, но не полный срок...
- Есть!
- А я помогу на камбузе дядюшке Юферсу, -полувопросительно сказал Владик.
- Ну, помоги, - усмехнулся капитан. - Только не слушай на ночь страшные истории.
- Мы будем слушать матросские песни, - пообещал дядюшка Юферс.
Владик сбегал на нос, отвязал Андрюшку и с ним явился в закуток, громко именуемый камбузом. Дядюшка Юферс и Гоша были уже здесь.
- Давайте, я сбегаю, ополосну с борта миски, - предложил Владик. - А потом уж пресной водой.
Он дал Гоше Андрюшку, умчался с мисками и вернулся через минуту. За это время дядюшка Юферс и Гоша успели многозначительно переглянуться, переброситься словами.
- Ну, что? Наверно, пора?
- Это самое... пора...
Владик появился со стопкой мокрых мисок, взялся за полотенце, обмакнул его в ведро.
- Владик, ты это самое... надо поговорить...
- Да, - подтвердил дядюшка Юферс. - Весьма важное дело. - И он включил плеер. Песне о сундучке зазвучала приглушенно, словно подчеркивая многозначительность момента.
- Поговорить... только со мной? - нерешительно спросил Владик.
- Это самое... надо бы и Максима...
- Я сейчас!
Максим и Охохито вдвоем держали штурвальное колесо.
- Ты старайся перекладывать плавно. Не забывай, что у яхты инерция. И смотри, чтобы курсовая черта двигалась неторопливо. У картушки тоже инерция... И не забывай одерживать, - учил новичка рулевой.
- Максим, тебя дядя Юферс просит придти на камбуз, - нейтральным тоном сообщил Владик.
Максим не оглянулся.
- Разве ему мало одного помощника?
- Дело не в помощнике. Он хочет что-то сказать.
- Я на вахте. Мне некогда слушать истории про мертвецов...
- Дело не в историях...
- А в чем?
- Я не знаю, - терпеливо объяснил Владик. - Это же он зовет, а не я. - Владик быстро глянул на Охохито и добавил: - И Гоша...
- Иди, Максим, - сказал Охохито. - Я справлюсь. Если там не долго, придешь снова...
Владик и Максим проникли на камбуз и вопросительно глянули на дядюшку и гнома.
- Присаживайтесь, - сказал дядюшка Юферс.
Они неловко приткнулись друг к другу на одной раскладной скамеечке. Владик смотрел с нетерпеливым ожиданием. Максим сердито трогал на колене наклейку из пластыря.
- Я... это... - засмущался Гоша. - Сказал не это... не совсем правду... Потому что это самое...
- Короче говоря, - перебил его дядюшка Юферс, - Гоша напросился с вами в плавание не ради своей поэзии. Поэмы можно сочинять и на берегу. А сейчас речь идет о сокровище капитана Галса.
Мальчишки одинаково приоткрыли рты.
Песня о черном сундучке звучала обещающе...
