Владислав Крапивин. Топот шахматных лошадок
Книги в файлах
Владислав КРАПИВИН
Топот шахматных лошадок
 
Роман-хроника Институтских дворов

<< Предыдущая глава | Следующая глава >>

 

Костя Рытвин

 
Белка ошиблась. Костя не загорал на дальних берегах. Он вообще не уезжал из этого города. То ли по случайности, то ли по желанию треугольного пространства (прогнувшегося, конечно, — дзын-нь!) Белка встретила юного Рытвина в Газетном переулке, когда шагала из овощного магазина. Это случилось на следующее утро после разговора Белки и братьев Горватовых на бастионе.
Белка не сразу узнала одноклассника. Навстречу шагал гибкий загорелый мальчишка в бежевых шортах и такой же рубашке с короткими рукавами. Этакий юный теннисист. Поддавал коленками чехол ракетки, посвистывал. Встряхивал головой, убирая с глаза косое крыло темных волос. "Ишь какой..." — хмыкнула про себя Белка. И лишь когда оказались они в трех шагах друг от друга, Белка "растопырила глаза":
— О, Рытвин! — От растерянности это получилось глуповато и кокетливо.
— А, Белка, — сказал Костя без удивления. Чуть улыбнулся.
Она не смогла сразу "сменить тональность":
— Надо же! Ты помнишь, как меня зовут!
Рытвин будто не заметил ее иронии.
— А почему не помнить? В одном классе учимся.
Ей стало неловко за свой тон.
— Просто я подумала... Ты ведь у нас недавно...
Он опять чуть улыбнулся:
— Как не запомнить, когда ты одна с таким именем, а остальные — Кристины и Яны...
— Есть еще Ксюша, — заметила Белка. — Подушкина.
Рытвин кивнул (и опять отбросил волосы):
— Да, я знаю. Но она мне почему-то не нравится.
"А я, что ли, нравлюсь?" — чуть не выпалила Белка, но прикусила язык. Они встретились глазами и... засмеялись. Костя словно говорил: "Я понимаю, что брякнул не то..." А Белка: "Я чуть не ляпнула глупость!"
— Ты куда идешь? — спросил Костя.
— Домашние хлопоты, покупала цветную капусту, — Белка мотнула пластиковым пакетом. — А ты? С корта?
Он слегка удивился:
— Что? Да ну, скажешь тоже... — И тряхнул замшевым чехлом. — Здесь не ракетка, это у меня вместо сумки. Ходил в "Компьютерные игры", в рекламе говорили, что там есть диски с "Черными звездолетами". Но уже раскупили...
Белку дернуло за язык:
— А я думала... ой...
— Что "ой"?
"Вот дура-то!"
— Ты не обижайся...
— Не буду, — серьезно сказал Рытвин. — А что "ой"?
— Я думала, что ты не ходишь без охраны...
Костя опять не удивился. Повертел головой.
— Не исключено, что они болтаются неподалеку. Но я раз и навсегда велел, чтобы рядом не терлись.
— И тебе разрешают ходить одному? Говорят, был какой-то случай... — опять не сдержалась Белка.
Костя снова ударил коленом по чехлу. Посмотрел, как он качается.
— "Говорят", был... А разрешают или нет... я теперь не спрашиваю. — И глянул на Белку прямо, из под косого темного крыла. Темно-карими глазами.
Белка засмущалась, разозлилась на себя и отвела взгляд. Буркнула:
— И не боишься?
— Мне по фигу, — сумрачно отозвался Костя Рытвин. И Белка сразу поняла. что он сказал правду. И почему-то встревожилась.
Впрочем, Костя тут же сменил тон: махнул чехлом ракетки и похвастался:
— У меня здесь одна игрушка спрятана, типа электрошока. Если кто полезет, можно шарахнуть разрядом... Конечно, все равно скрутят, но хоть не сразу...
"Какая разница, сразу или нет?" — опасливо метнулось в голове у Белки. Но Костя беспечно сказал:
— Как с утра солнце жарит... Белка, хочешь мороженого?
И она ответила сразу:
— Ага!
Вот ненормальная! Следовало держать себя с юным Рытвиным заносчиво и неприступно. Он был сыном человека, который задумал черное дело и грозил бедой многим людям, в том числе отцу Вашека и Сёги. Но... с одной стороны — не сам же Костя грозил, он-то, скорее всего, ничего и не знал. С другой стороны — можно было попробовать уговорить его, чтобы повлиял на папашу. А с третьей стороны... Однако, про "третью сторону" Белка не решилась признаться даже себе, горячие мурашки начинали покусывать щеки... Хотя признавайся или нет, а юный Рытвин ничуть не походил на сытого и вредного сыночка миллионера. Даже... наоборот...
На углу Газетного и Первомайской, недалеко от Каменного моста, голубела матерчатыми зонтиками летняя кафешка "Атлантида". Туда они и зашли. На просвеченных зонтиках мельтешили тени кленовой листвы. Посетителей почти не было, только под крайним зонтиком тянули пиво два небритых дядьки (видать, с похмелья). Костя джентльмески подвинул Белке стул, отдал ей чехол и пошел к прилавку. Вернулся он с двумя блестящими вазочками (даже вазами!). Горки белых шариков сияли как снежные вершины. У Белки побежали слюнки (вот бессовестная!). А Костя наклонился к ней и прошептал:
— Белка, извини. У тебя не найдется десяти копеек? У меня не хватило...
— Ой, конечно! — Белка из сумки выхватила кошелек. — Вот... Или давай пополам! Сколько это стоит?
— Не надо пополам... — он схватил у Белки гривенник, отбежал к прилавку, вернулся опять. Забрал у Белки чехол, положил его на стол, а сам сел сбоку от Белки — не за столом а в сторонке. И вазу с мороженым держал перед собой как кубок.
— Налегай, — велел он и ложечкой отправил в рот целый "сугроб".
Белке что делать-то? Она — тоже. Мороженое пахло ванилью. Рытвин смотрел на Белку из-за белой горки и улыбался. Рядом с мороженым загорелое лицо Кости казалось особенно смуглым. Он сказал:
— Я знаю, о чем ты подумала. "Сын такого папочки не наскреб дести копеек!"
— Ничего подобного! — старательно возмутилась Белка, потому что подумалось ей именно это. И тут же решила, что время перейти в атаку.
— Если честно, то я как раз подумала про твоего... папочку. Только по другой причине. Ты знаешь больницу скорой помощи? Ту, что на Фрунзенской?
— Конечно, знаю! Я там в ожоговом центре лежал, пока не переправили в частную клинику. После... ну, после одного дела.
Надо было бы спросить: "Что за дело?" Но Белка сурово сказала:
— Зато не знаешь, наверно, что твой отец задумал эту больницу пустить по ветру и устроить в ней отель международного класса... Или знаешь?
Костя не удивился, не возмутился, Просто качнул головой:
— Не, я не знал... Думаешь, отец со мной советуется? У него хватает референтов...
— А ты представляешь, какой это будет разгром? Там сложившийся коллектив врачей, там громадный опыт работы, традиции... — Белка говорила это и будто видела перед собой лица Вашека и Сёги. Она по сути повторяла то, что сказал накануне Вашек. — Там налаженная система. Там лучший в области ожоговый центр... в котором ты и лежал... Костик, скажи отцу, а?
Как это у нее вырвалось — "Костик"? И такое вот жалобное "а"...
Костя опять не удивился. Только стал чуть печальнее. Отправил в рот новую порцию.
— Ты думаешь, он послушает?.. Белка, у него свои эти... принципиальные установки. Один раз я спросил: "Зачем ты так?" Он говорит: "Как так?" — "Ну, — говорю, — ты как ледокол. Прешь через торосы, никого не замечая вокруг". А он: "Я замечаю. Только не могу всех жалеть. Пру потому, что у меня такая жизненная функция. Быть ледоколом лучше, чем болтаться дырявой лодкой в гнилом пруду. Ты не согласен?" Я сказал, что можно не дырявой и не в пруду. А он: "Это не для меня..."
 
 
Такой разговор случился, в феврале, незадолго до похищения. Вечером Костя валялся на диване, вертел в руках замызганного тряпичного повара Пантелея. (Это был давний, с младенческой поры, любимец. Не простой повар, а морской, то есть кок — под грязно-белой курткой виднелась тельняшка. Похожий на гриб поварский колпак, из-под которого торчали рыжие космы, украшал синий якорь. На круглой рожице Пантелея можно было заметить склонность к философским суждениям.) Отец вошел, как всегда, без стука. Встал над диваном — тяжелый, широкий, загородивший свет торшера.
— Я смотрю, ты опять бездельничаешь...
— Да, — сказал Костя.
— Репетиторша по английскому жаловалась: ты не делаешь задания.
— Да, — сказал Костя.
— Она тратит на тебя силы, пытается вдолбить в тебя знания...
— Ничего она не пытается, — сказал Костя, подбросив и поймав Пантелея. — Она дура. И нужны ей не мои знания, а твои деньги. Потому и жалуется. Чтобы показать старание.
— Давай наймем другого репетитора.
— Зачем?
Костя почуял, как отец начал сдержанно закипать.
— Что значит "зачем"? Без английского ты никуда!
— А куда "никуда"? — спросил Костя, а Пантелею мысленно сказал: "Ты у меня самый хороший".
— "Никуда" — значит ни в какое дело, — терпеливо разъяснил Андрей Андреевич Рытвин, главный акционер, генеральный директор, председатель всяческих советов и прочая, прочая.
— А в какое дело? Как у тебя? — простодушно спросил Рытвин-младший.
— Оно тебе чем-то не нравится?
— Я не понимаю — зачем?
— Что "зачем"? Зачем я не сплю ночами, рискую головой, воюю с дураками, перекраиваю экономику области?
— Ну да... Только ты не перекраиваешь, а накапливаешь капиталы. Сам говорил.
— А это по-твоему не цель?
Тогда-то и состоялся разговор о ледоколе, про который Костя сказал Белке. (И она не знала, как царапнулись у него в горле слезинки, он сглотнул их вместе с мороженым).
Отец постарался перейти на философский тон:
— Дорогой мой, каждому в мире отпущена своя доля. И если мне написано судьбой быть не шаландой, а большим кораблем, то я обязан им быть.
— И грузишь, грузишь трюмы. А зачем? У тебя ведь и так все есть. Оставил бы что-нибудь и другим...
— А я и оставляю! — рявкнул отец. — Многим! В том числе и тебе! Чтобы ты не знал нужды, не пресмыкался перед всякой сволочью, а стал в жизни хозяином!
— Хозяином станет Шурик, — вспомнил Костя старшего брата. — У него все данные...
— И ты сможешь, если захочешь!
— А зачем? — Он сказал это спокойно. Отец же решил, что сын издевается.
— Если ты еще раз скажешь это дурацкое слово, я дух из тебя вышибу!
— Ладно, — покладисто отозвался Костя. — Но я все же скажу еще раз. Зачем прогнал Вадима?
— Вот оно что! Будешь указывать, каких я должен тебе выбирать охранников?
— Он был не охранник, он мой друг.
— Знаем мы таких друзей! Сперва ходит, как ласковый кот вокруг сала, а потом потащит к себе в постель. Слышал небось про таких... "любителей мальчиков". Не грудное дитя ведь...
— Слышал. Вадим не такой... — мысленно сжав кулаки, выговорил Костя. — У него, между прочим, жена и дочка.
— Да хоть сто дочек!.. Видел я, как он гладил тебя то про головке, то по плечику.
— Он не гладил меня ни разу в жизни! Он только говорил со мной... по-человечески...
— Ну да, и это тоже. Знаю, сообщали. Беседы на тему, что не в богатстве счастье.
— А оно в богатстве?
— А это не тебе судить! Подрасти сперва, хлебни с моё, а потом решай!
— Не буду я хлебать... твое. Нет аппетита, — полушепотом сказал Костя (защекотало в горле). И посадил Пантелея верхом на колено.
— Слушай, ты!.. — взревел папа Рытвин. — Думаешь, можно плевать отцу в рожу?! Сопляк! Я тебя взгрею так, что не сядешь целый месяц!
Костя пересадил Пантелея с колена на грудь и пообещал:
— Я не сяду, а ты сядешь. Надолго. За насилие.
— Чего-о? — От неожиданности Рытвин-старщий запел петухом. Подбоченился, нагнулся над диваном: — Станешь жаловаться на меня? Дурачок ты мой ненаглядный! Неужели ты не знаешь, что я при таком деле куплю всех экспертов и адвокатов, и ты поедешь в дальнюю клинику для детей-психопатов. И там с тебя будут снимать стружку, пока не вытешут какого надо!
Костя на груди под Пантелеем быстро тронул крохотный шарик на шнурке. Потом сел, уперся локтями в диванный валик.
— Папа...
— Что? — растерянно сказал Рытвин-старший, услышав непонятное изменение в тоне сына.
— Папа, ты до сих пор не понял, да? После того, как она уехала, я не боюсь ничего.
Отец обмяк. Оглянулся, притянул круглый вертящийся табурет, сел...
— Костик... но это же она уехала, сама. Я-то при чем? Она сама захотела, чтобы ты остался со мной. Артистическая натура, дальние поездки, новая любовь...
— Как и у тебя, — бесстрашно хмыкнул Костик. — У тебя это было раньше...
— Ну и что? Было... Как говорят, сердцу не прикажешь... А что, разве Эмма Сергеевна плохо к тебе относится?
— Что ты, замечательно, — искренне сказал Костик. — Да только не все ли равно...
— И что теперь? Ну, теперь-то что? — почти простонал отец. — Ведь человека-то не вернешь... Я же не толкал ее на эту дурацкую Суматру, она поехала с тем...
— Ты даже не пытался уточнить списки... — сипло от слез проговорил Костя.
— Да пытался я! Ты просто не знаешь, как пытался! Но там погибли больше двухсот тысяч! Разве найдешь каждого? Ты считаешь, будто я в чем-то виноват! А в чем? Сдвинулись тектонические плиты, это планетарный процесс! По-твоему, я мог их удержать?
— Конечно, не мог, — мстительно сказал Костя. — Даже твои капиталы здесь без пользы.
— Да. Я не Господь Бог!.. А то, что она оставила тебя со мной, это счастье. Для тебя. Уехал бы с ней загорать на Индийский океан и где был бы теперь? Лучше было бы?
— Да... — шепотом сказал Костя. — Да...
Было бы лучше. Чтобы не выть в подушку по ночам, чтобы, не обливать слезами Пантелея — единственного оставшегося друга. Хотя и в слезах не было ни капли облегчения. Ведь если бы расстались просто так, на время, если бы она уехала, пообещав: "Я вернусь, мой маленький, и заберу тебя...", можно было бы рыдать и в то же время мысленно прижиматься к ней! Помнить по-хорошему. А как помнить ее, когда она тебя бросила... Гибель была не одна, их было две!
Костик головой Пантелея прикрыл себе губы. Чтобы не дрожали.
Отец сказал неуклюже:
— Вот мусолишь это... недоразумение. Раз уж не можешь расстаться с детскими привычками, давай купим игрушку посовременнее. Говорящую, с электроникой...
Косте сразу стало полегче. Потому что можно ощетиниться и загнать слезы поглубже. Можно ответить.
— Что ты, папа, — сказал Костя вежливо. — Это давний друг. Давних друзей не бросают, а новых не покупают. Это ведь не жена...
Ох как хотелось, чтобы отец ударил с размаху, швырнул на пол, избил до потери сознания!
Отец встал, пошел к двери. Там оглянулся. Проговорил хрипловато, как курильщик, хотя сроду не курил:
— Костик, а я ведь тебя люблю... Но что я могу сделать?
Тогда Костя сказал ему в спину:
— Можешь. Верни Вадима.
Рытвин-старший замер на миг, ухватившись за косяки.
— Нет, — ответил он. — Ради тебя как раз — нет.
 
 
Этого Костя, конечно, не рассказал Белке. Хотя, по правде говоря, хотелось рассказать. Потому что она слушала как-то по особому. Наверно, и сама этого не замечала — небось, думала, что насмешничает или изображает равнодушие, а глаза делались за очками... ну, похоже, как у Вадима, когда он сажал Костика напротив и спрашивал: "Что с тобой, отрок?"
Белка и сама не знала за собой такого свойства. Уже много позже, осенью, Вашек сказал ей: "У тебя глазища, Элизабетта, будто катушка для ниток".
"Ничего себе сравненьице!" — возмутилась она.
"Та-а. Ты глядишь на человека сквозь свои очки, будто вытягиваешь из него всё и мотаешь на себя, как на нитку".
"Ну да! И за это меня считают конфликтной личностью и зовут "Элизобетономешалкой".
"Мешалку" ты придумала сама. А на самом деле ты "моталка".
Она замахнулась на Вашека, а вертевшийся рядом Сёга заметил:
"Тили-тили, тили-тили, что-то вновь не поделили..."
Тогда они решили надрать ему уши, но этот негодный тип ускакал вместе с Драчуном, Дашуткой и Славиком Ягницким зажигать осенние фейерверки.
 
 
...Нет, все равно Костя не стал так уж сильно откровенничать. После рассказа по спор о "ледоколе и лодке" он только хмыкнул: "Видишь, вечный конфликт отцов и детей, как в передаче "Семейные окна". Особенно, когда речь о смысле жизни..." И вдруг, сделав новый глоток, он глянул непонятно. То ли дурашливо, то ли всерьез:
— Слушай, Белка Языкова, а ты думала про смысл жизни?
— Да! — сразу сказала она (и чуть не получилось "та-а").
— Правда? А часто?
— Не часто, — призналась Белка, ощутив, что в разговоре есть какой-то "второй слой". И что шутить не стоит. — Первый раз полгода назад, когда смотрела на Ниагару... Ты видел Ниагару?
— Не видел, — откликнулся Костя с уважением. — Я в Америке не был. В Скандинавии был, в Италии, Франции, в позапрошлом году ездил с... мамой... В Штатах мой старший брат учится, в экономическом колледже, а я за океаном не бывал ни разу... А что Ниагара? Впечатляет?
— Впечатляет... У меня в Канаде тетя живет, я к ней летала на Рождество. И там мы ездили посмотреть на водопад, к самой границе со Штатами. Ну и вот... Я глянула и сперва обалдела вся, до кончиков пальцев. Громада такая... необозримая. Просто целый водный космос! Рев несмолкаемый. Ветер брызги доносит, а они сыплются и замерзают, холод ведь был, зима. А я стою, ничего не помню, будто сама заледенелая. И долго так... А потом вдруг подумалось: "А зачем?"
— Что... зачем? Ниагара? — осторожно спросил Костя.
— Нет. Мы зачем? Люди... Вот этот водопадище... он такая силища, такая... своя жизнь... Понимаешь, он живет сам по себе, независимо от нас. И если бы люди исчезли, он все равно ревел бы так же, громадный. Мы ему совершенно не нужны...
— И горам, и океану... — тихо сказал Костик. — Так?
— Так... Значит, ты понимаешь?
— И всей планете мы ни к чему. Она летит себе и летит... — с непонятной угрюмостью подтвердил Костик. — Океаны плещут, ветры дуют, а мы... а люди как букашки на громадном звере. Зверь их не замечает, пока не начинают его щекотать и кусаться. А тогда он вздрагивает... Тряхнет шкурой — и многих будто и не было. Вот тебе и смысл...
— Это ты про цунами, что случилось перед Новым годом? Да?
Костя быстро глотнул мороженое и кивнул. И стал смотреть мимо Белки, далеко куда-то. А она, не зная, как разбить накатившую неловкость, проговорила:
— Теперь многие боятся, гадают: в какую заграницу поехать, чтобы там не тряхнуло?
Костя пожал плечами: это, мол, их проблемы...
Тогда, уже совсем не зная что сказать, Белка с ненастоящей бодростью заявила:
— А я, между прочим, думала, что ты нынче тоже где-нибудь в заморских краях...
— Как видишь, не в заморских... — рассеянно откликнулся Костя.
— Но собираешься куда-то, да? — ("Вот пристала к человеку, идиотка!").
— Что? — встряхнулся Костя. — Нет... Не знаю. Не с кем ехать. Отец весь в своих делах...
Белка открыла рот и сразу хлопнула губами. Но он успел заметить ее чуть не вылетевший вопрос: "А мама?"
И тогда он сказал про маму...
 
 
Он сказал это всего одной фразой: "Мама погибла зимой на Суматре, в том цунами". Но почему-то ему стало легче, будто выплакался.
А Белка сидела, как насквозь виноватая. Пробормотала:
— Я ведь не знала... Ты извини...
— За что? — усмехнулся Костя Рытвин. Не обидно, а даже ласково как-то. — Не грусти, Белка, все в норме...
В этих слова ей почудилась взрослая снисходительность. И непонятно было, о чем говорить дальше. Костя поставил вазу с мороженым на стол, нарочито зевнул. И тогда Белка — просто чтобы не молчать — показала подбородком на Костину ногу:
— Смотри, ты капнул.
На загорелой коже повыше колена белел похожий на крохотную ромашку след. Костя нагнул голову, тронул "ромашку" пальцем. Глянул из-под упавших волос.
— Это не мороженое, это еще давно. Капля кипятка...
Белка опять поежилась. И шепнула:
— Жуть какая. Больно было?
Костя ответил сразу:
— В первый миг и правда жуть. А потом будто отключка такая... Даже вот это было уже не так больно... — Он вывернул левую руку. От локтевого сгиба до запястья тянулся светлый ожоговый шрам...
 


 

<< Предыдущая глава | Следующая глава >>

Русская фантастика => Писатели => Владислав Крапивин => Творчество => Книги в файлах
[Карта страницы] [Об авторе] [Библиография] [Творчество] [Интервью] [Критика] [Иллюстрации] [Фотоальбом] [Командорская каюта] [Отряд "Каравелла"] [Клуб "Лоцман"] [Творчество читателей] [Поиск на сайте] [Купить книгу] [Колонка редактора]


© Идея, составление, дизайн Константин Гришин
© Дизайн, графическое оформление Владимир Савватеев, 2000 г.
© "Русская Фантастика". Редактор сервера Дмитрий Ватолин.
Редактор страницы Константин Гришин. Подготовка материалов - Коллектив
Использование любых материалов страницы без согласования с редакцией запрещается.
HotLog