— Об этом знаешь только ты, — сказал Шоки Котенок.
Мы были втроем, Лэн поднялся в свою комнату и закрыл дверь. Я не стал его останавливать... я еще помнил, как он улыбался, глядя на горящий город.
— Значит, мы приманка? — Шоки пока никак не обозначил своего отношения к услышанному.
— Даже не вы — взрослые, — Котенок мило улыбнулся. — Это хорошо, что они решили пойти в бой... Удобно.
Шоки молчал.
— Летящие заметят наше продвижение и встретят нас на подступах к главной башне. — Котенок потер мордочку лапкой и задумчиво добавил: — Да, заметят нас и встретят вас... Взрослые будут вести бой на земле до тех пор, пока Летящие не навалятся всей силой. Тогда в схватку вступят Крылатые. Если у врага и будут какие-то резервы — на охране башни или поблизости, они их тоже введут в бой. А мы с Данькой и Лэном проникнем в башню.
— И что?
— Этого я сказать не могу, — твердо заявил Котенок. Еще бы... он ведь и сам не знал... — Но если мы проникнем в башню — мы победим.
— Тучи разойдутся? — поинтересовался Шоки.
— При чем тут тучи? Над ними солнца нет. — Котенок казался совершенно спокойным.
Шоки посмотрел на карту, где змеилась небрежно начерченная линия — путь к главной башне Летящих.
— Еще вопрос, Котенок... По пути мы проходим перевал Семнадцати. Там башня Летящих...
Котенок поморщился.
— Обогнем.
— Котенок, я поведу людей почти на верную смерть. Я должен дать им хоть маленькую победу в пути.
— Хорошо, — легко согласился Котенок. — Разрушим.
Шоки встал из-за стола, посмотрел на меня. Сказал:
— Данька, надеюсь, я не зря тебе поверил.
— Если я ошибаюсь, то умру, — просто ответил я.
— Это будет справедливо, — согласился Шоки. — Мы выходим через час, собирайтесь.
Дверь за Шоки хлопнула, и мы остались одни. Я спросил:
— Котенок, что в главной башне?
— Победа, — вылизываясь, ответил Котенок. Мне вдруг стало противно. Я встал, прошелся по комнате, посмотрел еще раз на картину Керта — ту, где Летящие и Крылатые неслись навстречу друг другу, сливаясь на горизонте воедино.
— Котенок, тебе не кажется, что мы перестали быть друзьями? — тихо поинтересовался я. Летящие и Крылатые на картине все длили и длили свой бесконечный полет, а Котенок молчал — я чувствовал, что он смотрит на меня.
— Даня, малыш, — совсем незнакомым, нежным и грустным голосом сказал Котенок. — Не сердись на меня... и на Свет, если можешь... Да, я веду себя не как друг. Прости.
— Что с тобой? — Я обернулся.
Солнечный котенок плакал.
— Что с тобой? — беспомощно повторил я.
— Ты думаешь, это просто — быть инструментом Света? — Солнечный котенок поднял мордочку. — Да, я уже не твой друг. Дружат равные. А я веду по пути, которым ты должен пройти, заставляю тебя взрослеть и умнеть быстрее, чем это возможно.
Обида прошла, и осталась печаль.
— Котенок, я понимаю... Я верю тебе, я люблю тебя...
Солнечный котенок замотал головой:
— Не надо, Даня. Это не то, что мне нужно. В любви равных нет. Понимаешь, во мне слишком много человеческого, детского... без этого было нельзя, ты не поверил бы мне иначе... Но зато мне, мне самому, так трудно...
— Котенок... — Я протянул руку и коснулся теплого меха. — Зачем мне становиться взрослее?
— Мальчишка не взял бы Настоящий меч... и не прошел бы весь путь.
— Так, может, тебе стоило увести из нашего мира взрослого человека?
Котенок хмыкнул.
— А взрослый бы не пошел за мной. Взрослые — для тех миров, где фотоны-протоны и лазерные пистолеты. Прости. И не надо меня любить...
— Хорошо, — сказал я серьезно. — Не буду. Но когда мы пройдем путь до конца и победим, мы ведь потом сможем стать друзьями?
— Если для меня будет "потом".
Опустив голову, я прижался к Котенку. Тепло, свет, покой... Хотя бы на час, на полчаса, пока еще есть время.
— Скажи, с кем мне сражаться Настоящим мечом?
— Не могу. Это не метод Света, Данька. Пусть я веду тебя и заставляю делать выбор, но сам выбор — за тобой. Ты поймешь.
— А если не пойму?
— Тогда придет другой.
Я еще посидел так, прижимаясь к Котенку. А когда поднял голову, рядом стоял Лэн. Глаза у него были сухими, но красными.
— Старший, я собрал вещи.
— Хорошо, — сказал я Лэну. — Хорошо. И знаешь что...
— Знаю, — покорно ответил Лэн. — Я не буду тебя любить.
Перевал Семнадцати назвали так давным-давно, еще когда в небе светило солнце. Я-то думал, что Семнадцать — это Крылатые, сражавшиеся на перевале против врага, или Летящие, убитые в бою отважным героем.
Ничего подобного. Семнадцать человек шли через перевал, тащили какой-то груз на продажу. Их накрыло лавиной, стащило вниз по склону — прямо к цели их путешествия, и... все остались в живых. Чудо, правда? Вот перевал и назвали в честь события.
Еще неделю назад я бы огорчился недостатком романтики. Сейчас мне было как-то все равно. Я выслушал рассказ Шоки и пожал плечами. Дошли — и ладно. До главной башни Летящих было теперь полдня пути.
Башня Летящих, которую Шоки решил разгромить по дороге, была перед нами. Невысокая, пузатая как бочонок, стоящая впритирку к скале, по которой струился маленький негромкий водопад. Крылатые — те пятьдесят пар, что Шоки отобрал для атаки, затаились на склоне горя под башней. Еще три сотни пар Крылатых и с полтысячи взрослых шли следом. Не так уж и много, даже в старину тысячу бойцов за армию не считали. Но и Летящих не должно быть больше тысячи.
— Как ты думаешь, здесь народу много? — спросил я у Шоки, который медлил дать сигнал к атаке. Старший Крылатых смерил меня недоумевающим взглядом:
— Какого народа?
— Ну... Летящих...
Шоки лишь покачал головой, потом сказал:
— Сейчас проверим. Больше десятка быть не может...
Шоки ошибся.
Когда Крылатые бросились в атаку — Младшие летели над самым склоном, Старшие поднимались скачками, так было легче, — из амбразур башни навстречу им посыпались стрелы. А с верхушки башни, из распахнувшегося люка, выпрыгивали и летели вниз черные тени. Десятка два Летящих, да еще арбалетчики, палящие почти непрерывно.
— Тьма! — Шоки вскочил, затравленно посмотрел на меня, потом на своего Младшего. Бросил ему: — Охраняй!
Младший Шоки, невысокий крепкий парень лет пятнадцати, молча кивнул. А Шоки кинулся к башне.
— Хочется в бой? — спросил я у парня. Тот не ответил. Меня он явно недолюбливал, а свое задание едва терпел. Охранять чужого Старшего, который прикидывается героем, а сам-то — младше его!.. Мне такие отношения не нравились, но я молчал. Охрана, как ни странно, мне была необходима...
Когда я решил пойти вместе с маленьким штурмовым отрядом, это не встретило одобрения ни у Котенка, ни у Шоки. Оба считали, что мне не стоит отвлекаться, рисковать своей драгоценной жизнью. Ха!.. Кончилось тем, что Котенок и Шоки сдались, но отобрали у меня меч Туака — чтобы уж точно не лез в бой. Я не спорил, мне действительно хотелось не драки — одиночества. Котенок и Лэн слишком хорошо меня знали, чтобы хоть на миг расслабиться рядом с ними.
Крылатые и Летящие схлестнулись. У башни кружили две стаи — иначе и не скажешь. Через мгновение я уже не мог различить, где друзья, а где враги. Блеск мечей, хлопанье крыльев, слившееся в ровный шум, редкие вскрики, предваряющие падение очередной жертвы.
Нас все-таки было куда больше. Летящие обречены.
И мне стало их немного жалко.
Я вспомнил старого Летящего, умирающего в своей башне. Какая разница, за что воевать? Разве не могло так сложиться, что я оказался бы среди Летящих?
Глупости. Чужие, невесть как закравшиеся в голову мысли. Я ведь хочу помочь людям... помочь Свету...
Я вдруг понял, почему пошел к этой башне. Мне нужен знак, нужно доказательство моей правоты. Я не хочу умирать за Свет. Я должен понять, почему выбрал его сторону.
Пустые ножны Настоящего меча потяжелели. Я не удивился. Должен быть знак и должен быть выбор. На дороге, которой вел меня Солнечный котенок, очень много поворотов...
Из тучи сражающихся вырвался Летящий. Скользнул над самой землей, раскинув черные крылья, опустился метрах в трех от нас. Кровь на клинке тьмы светилась розовой изморозью.
Младший Шоки сделал шаг, заслоняя меня.
— Не ты. — Летящий качнул мечом. — Уйди, мне нужен он.
Мой охранник ждал. Он оценивал силы реально и тянул время, не лез в безнадежную атаку.
— Сам выбрал... — Летящий сделал быстрый выпад, Младший Шоки уклонился, попробовал ударить. Летящий небрежно отбил его меч и пошел в атаку. Клинок казался продолжением его руки, движения были точны и стремительны. Настоящее зрение помогало мне угадывать следующий выпад — но мой телохранитель не имел такого подспорья.
А у меня не было меча. Настоящий меч должен дождаться своего врага... даже если угрюмого парня, которому я так не нравился, изрубят на кусочки. Я знал это той холодной, взрослой частью себя, что помогла мне пройти Лабиринт Меча. Я знал, что Младший Шоки обречен... и что смерть его даст те драгоценные секунды, за которые успеет прийти помощь.
Летящий прижал Младшего Шоки к валунам, в изобилии разбросанным вокруг. Крылатому нужно было две-три секунды, чтобы взлететь или просто запрыгнуть на камни...
Я бросился на Летящего со спины, прекрасно понимая, что шансов нет. Враг не мог не заметить мое движение... и клинок тьмы встретит меня в прыжке. Я погибну сам — и даже не спасу своего "защитника"...
Я видел Настоящим взглядом в секунды, которые растянулись, стали бесконечно долгими, как напряглась спина Летящего, как замер в его руке меч. Он почувствовал мой рывок... и ждал удара в спину.
Выбросив вперед руки, я изо всех сил толкнул Летящего. Черная фигура качнулась, Но устояла, словно я врезался в камень. Ноги подвернулись на склоне, и я упал.
Развернувшись, Летящий нагнулся, одним движением сгреб меня за воротник Крыла и поднял. Лицо его было совсем рядом — взрослое, холодное... и удивленное. Я чувствовал запах — едкий, неприятный запах того, кто уже не был человеком.
— Почему ты поступил так? — Губы Летящего почти не двигались. — Ты должен был остаться в стороне. Или ударить мечом.
— И проиграть? — прохрипел я. Воротник сдавил горло, я задыхался.
— Да. Что тобой движет...
Лицо Летящего вдруг исказилось гримасой боли, посерело, руки ослабли и разжались. Я снова упал, едва успев подставить руки, и, сидя на земле, увидел — из груди Летящего торчит острие меча. Младший Шоки воспользовался нашей "беседой" не для бегства.
— Что вами движет... — повторил Летящий, ощупывая кончик меча пальцами. Мой глупый поступок удивил его больше, чем собственная смерть. — Что?
— Тебе уже не понять, — глядя в мутнеющие глаза, ответил я.
Летящий грудой щебня обрушился на землю. Каменная кисть откатилась ко мне, и я шарахнулся в сторону.
— Что случилось? — Шоки тяжело приземлился рядом. Бросил на меня быстрый взгляд, подошел к своему Младшему, вытирающему меч.
— Все в порядке, я справился, — хмуро ответил тот. Тоже мне, герой. "Я справился"...
Шоки похлопал его по плечу, посмотрел вверх. Бой у башни уже кончился, Крылатые облепили площадку наверху, рубили закрытый люк — зло посверкивали мечи.
— Разнесем по камешкам. — Шоки минуту смотрел на башню, а потом неожиданно сказал: — Сюда пришел мой брат, когда решил стать Летящим.
Я принял эти слова без всякого удивления. Сказал:
— Только не сразу, Шоки. Вначале посмотрим, на чем стоит эта башня.
Мы спускались по винтовой лестнице — я, Шоки и его Младший. В некоторых комнатах еще были Крылатые — рылись в шкафах, рассматривали чужое оружие, книги, написанные странными замысловатыми значками. Понятно, Крылатым не так часто удавалось захватить башню... И все-таки мне было не по себе от этого сбора трофеев.
Лестница привела нас в подвал — там было пусто и темно. Очки в полной тьме не помогали, и Шоки, ругнувшись, сходил за факелом Летящих — его багрово-черный свет был лучше чем ничего.
— Что ты здесь ищешь? — неожиданно спросил Младший Шоки. Он первый раз заговорил со мной, и я торопливо ответил:
— Здесь должен быть Солнечный камень.
— У Летящих? — Тон Младшего был достаточно красноречив.
Я еще раз осмотрел подвал — круглое просторное помещение с каменным полом.
— Если здесь есть Солнечный камень, Летящие его замуровали, — скептически сказал Шоки. Я не спорил. Ходил и искал люк, пока руку не обдало холодом, идущим из неприметной щели полу.
Там была еще одна комната, с низким потолком и чуть поменьше. Вдоль стены стояли кресла — на вид удобные, но из тяжелого как камень дерева. В центре комнаты, укутанная плотной тканью, лежала широкая плоская глыба. Я подошел и осторожно потянул край полотнища.
Зеркало... Ткань оказалась мягкой, гибкой, но абсолютно зеркальной с изнанки. Я стащил ее до половины, когда почувствовал волну леденящего холода, скользнувшую по ногам.
Шоки вскрикнул и заслонился рукой, его Младший отступил на шаг. Сжимая зеркальную ткань, я отошел к ним.
На полу лежал черный валун, испускающий холодный черный свет.
— Это... это не Солнечный камень, — сообщил Шоки. — Что это, Данька?
Откуда мне знать... Я словно в первый раз окинул комнату взглядом. Кресла по кругу, камень в центре. Что они здесь делали, Летящие? Молились и поклонялись черной глыбе? Грелись в ледяных лучах? "Питались" — как Солнечный котенок? Просто отдыхали?
И что же это такое — Камень Тьмы?
Стараясь не замечать пробирающего до костей холода, я вернулся к камню. Сел рядом с ним на корточки, тихо произнес:
— Может, ты умеешь видеть и думать? Если это волшебство, то всякое бывает, точно?
У меня немели руки и лицо, но я старался не замечать этого. Я должен, должен понять...
— Крылатые испугались... а мне не страшно. Честно. Я бояться разучился. Ты просто светишь наоборот, вот и все...
Светишь наоборот...
Я протянул руку и коснулся черной поверхности. Пальцы обожгла мгновенная боль — словно в тело вонзились тонкие иглы и принялись высасывать кровь.
Больно... Темно... Пусто...
В какой-то миг я понял — понял все: и что такое Солнечный камень, и почему воюют Свет и Тьма, и кто мой главный враг. Лишь на миг — потом знание ушло. А камень под моей рукой дрогнул, словно каждый кусочек его выворачивался наизнанку.
Свет — Настоящий свет — Теплый, Радостный, Добрый — залил подвал. Я даже не сразу понял, что руку обжигает не холод, а жар. Это оказалось так похоже... Те же тонкие иглы, которые под завязку накачивают теплом.
— Свет... — Голос Шоки дрожал. — Это было заклятие Летящих, ты снял его, Данька?
Шоки по-прежнему прикрывался рукой, только теперь от ослепительного сияния, и я невольно улыбнулся.
— Да, Шоки, — ласково и снисходительно, словно Лэну иногда, сказал я. А потом нагнулся к Солнечному камню, чтобы Крылатые не услышали, и тихонько прошептал:
— Тебе все равно, как светить, верно? Тебе хорошо. Легко.
Солнечный камень не ответил — если он и мог слышать, то уж не говорил-то то точно. Я погрел немного руки над ним, потом встал. Шоки со своим Младшим как завороженные смотрели на Свет. И даже не замечали, как стены подвала трескаются, как целые камни в них хрустят, рассыпаясь в песок.
— Пойдемте, Крылатые, — сказал я. — Башня Летящих не привыкла к такому свету. Она развалится минут через пять. Пойдемте.
Главная башня Летящих была видна издалека. Черная игла, впившаяся в небо, маячила за скалами, то приседая, то вытягиваясь в такт подъемам и спускам тропы. Хотелось верить, что нас еще не заметили.
Мы с Лэном и Котенком шли в хвосте колонны. Когда Крылатые остановились на очередной привал, мы успели перекусить, прежде чем идущий впереди Шоки добрался к нам.
— Мне кажется, нас заметили, — без предисловий начал он.
Котенок иронично посмотрел на Шоки и спросил:
— Как ты дошел до этой мысли?
— Чувствую. — Шоки не собирался обижаться.
— Нас заметили давным-давно, — сообщил Котенок. — Не зря в той башне, где Данька нашел Солнечный камень, оказалось так много Летящих. Это было последнее предупреждение.
— Так. — Шоки помрачнел.
— Теперь мы разделимся, — продолжил Котенок. — У нас будет своя цель, у вас — своя.
Я отошел, присел прямо на землю. Котенок что-то разъяснял Шоки, повторил давно обговоренные вещи. Лэн постоял возле них, потом подошел ко мне, присел.
— У вас дождь бывает? — спросил я, глядя в ровные серые тучи.
— Очень редко, — подумав, словно об очень важной вещи, ответил Лэн.
— Победим — будет. — Мне вдруг захотелось пообещать ему что-то иное, кроме неизбежного боя в башне.
— Хорошо, — согласился Лэн. И задумчиво сказал: — Знаешь, наверное, очень обидно бороться-бороться, а в самом конце — умереть.
— Ты чего? — Я насторожился. Лэн хмыкнул:
— Мне до конца не дойти, Данька. Я знаю.
— Брось...
— Внутри все холоднее и холоднее, — словно не слыша меня, говорил Лэн. — И это уже не страшно. Понимаешь?
Я кивнул. Глупо было валять дурака.
— Помни про ключ. — Лэн вдруг хлопнул меня по плечу, и я вздрогнул. Жест был совершенно нормальным... только не для Лэна. — Когда умирает Крыло, то и тот, кто в нем, гибнет.
Надо было сказать, что ключ я ломать не собираюсь — что бы ни случилось. Вот только я боялся, что неправду Лэн почувствует, — и промолчал.
— Помни про ключ, — повторил Лэн.
А потом к нам подошел Котенок, и мы сидели, глядя, как уходят по тропе Крылатые и взрослые.
Теперь мы шли среди скал, без всякой дороги. Шли медленно — и Котенок нас не торопил. Он то сидел у Лэна на руках, то забирался к нему за пазуху и спал там, изредка высовываясь, чтобы дать новое направление. Когда мы остановились на ночлег, а Котенок так и не отошел от моего Младшего ни на шаг, я не выдержал и спросил, в чем дело.
— Маскировка, — охотно объяснил Котенок. — Мой свет Летящим легко почувствовать, но когда я с Лэном — он его гасит.
— А я?
— А ты нормальный, — неожиданно встрял Лэн. Он улегся прямо на камни, явно собираясь уснуть. — То, что в глазах свет, — надо еще увидеть. Надо подойти... посмотреть.
— Ты все теперь используешь, Котенок, — тихо сказал я. — Даже беду. Даже горе. Это стало "маскировкой".
— Мы много лет воевали с Тьмой чистыми руками. — Котенка мои слова не задели. — Не убей, не пошли на смерть, не предай... И Тьма росла. Хватит. Мы воюем честно, но если обстоятельства сложились в нашу пользу — почему бы и нет?
— Тем более что обстоятельства так легко направить в нужную сторону. Лэн, ты не собираешься ставить убежище?
— Забыл, — с ноткой удивления отозвался Лэн. Раскинул руки, и его Крыло вздулось, превращаясь в черную палатку.
Теперь Котенка и моего Младшего не было ни видно, ни слышно. Поставил палатку и я.
В эту ночь мне приснился сон. Странный сон, в нем я разговаривал с другом — которого у меня никогда не было. Взрослым в черном комбинезоне, как у Летящего. В темноте я не видел его лица. Но это казалось неважно. Мне нужен был совет — просто совет. Что делать, если Свет стал страшнее Тьмы, и с кем драться, и как не предать ни себя, ни друга. Я рассказывал о том, что случилось, словно и впрямь передо мной был собеседник, хотя уже понимал, что сплю, и отчаянно балансировал на границе сна и яви. Мне нужен был совет — от приснившегося друга, от моего второго "я", от Света, от Тьмы...
— Ты все пытаешься выбрать между Светом и Тьмой? — спросил тот, кто мне снился.
— Да...
— Не стоит... Не сравнивай правду, которая стоит за людьми. Сравнивай людей.
— Почему?
— Да потому, что не вера делает нас, а мы — веру. Сражайся за тех, кого любишь. И если при этом ты на стороне Света — пусть гордится Свет.
— Понял, — сказал я, просыпаясь. — Понял...
Дул ветер, и убежище подрагивало. Я лежал под унылое пение, пока не услышал, как хлопнуло свернувшееся Крыло. Встал, вытянул руки, и тугая ткань плеснула со всех сторон.
Котенок был на руках у Лэна, шерстка его вздыбилась от возбуждения.
— Пора. — Котенок окинул меня подозрительным взглядом. — Ты готов?
— Готов. Гордись.
Котенок не понял.
— Теперь можно не таиться, — все еще недоуменно поглядывая на меня, сказал он. — Крылатые и Летящие сцепились насмерть. Летим к башне.
— А там? — Я вспомнил, как пробирался в башню выручать Лэна и как падали Крылатые, атакуя башню на перевале Семнадцати. — Будем стену долбить? Или сунемся поверху, у всех на виду?
Котенок хихикнул.
— Вход найдется, Данька. Там много дверей... для своих.
Мы взмыли в холодное небо, и башня сразу выросла, выползла из-за скал — черная игла, воткнувшаяся в тучи. Она была совсем рядом, и десять минут полета слились в один миг. Я успел соскучиться по Крыльям за эти дни...
А вход нашелся сразу. Котенок выскользнул у Лэна из рук и уверенно полетел к одной из амбразур, опоясывающих башню метрах в десяти над землей. Амбразура была забрана мелкой решеткой — даже Котенок бы не пролез, и он повис, выжидательно глядя на нас.
Почему-то ему хотелось, чтобы это сказал я.
— Попробуй, Лэн, — попросил я Младшего.
Когда от прикосновения его рук решетка уползла в стену, я полез в амбразуру первым. Мне так хотелось увидеть лица врагов... и не чувствовать ничего, кроме тяжести меча в руке.
