|
П Р О Л О Г
Темной холодной ночью двое стояли на крепостной стене, и длинным и страшным было их ожидание.
- Изготовились ли воины? - спросил тот, что носил на седой голове четырехзубый княжий венец. - Заряжены ли катапульты, и кипит ли смола?
Лучники замерли у бойниц, и готовы были катапульты, и смола пузырилась в черных чанах.
- Что ты там видишь? - спросил венценосный у стоящего рядом, ибо тот обладал силою видеть в темноте, и на сто верст вперед, и на десять локтей под землей.
- Вижу, - ответствовал тот, - вижу бесчисленные отряды, и сталь полыхает при свете факелов, и ведет их твой сын.
Венценосный расхохотался:
- Скорее земля расколется, как гнилой орех, нежели он доберется до наших стен!
А ветер выл, и от каждого факела тянулась черная лента дыма.
- Что ты видишь теперь? - снова спросил князь.
- Вижу, как дети мои, ловушки, сокрытые в земле, жадными пастями хватают воинов, пожирают их вместе с панцирями, и крик и стон поднимаются над лесом. Половина войска погибла, но твой сын уцелел.
- Скорее небо свернется в свиток, нежели он возьмет замок! - рассмеялся князь.
А ночь ревела, и неслись по небу обрывки туч, и далеко еще было до рассвета.
- Скажи мне, что ты видишь сейчас? - спросил венценосный, и ветер вздыбил его седые волосы.
- Вижу, - тихо сказал стоящий рядом, - как бьются с войском змеи и хищные птицы, как падают наши враги, но другие ступают по их трупам. Вижу море их факелов; вижу рты, разинутые в боевом кличе. Вот дети мои, алчные желтые марева, убивают их целыми отрядами, но твой сын уцелел, за ним следуют те, кто остался в живых!
Князь воздел кулаки к небу:
- Скорее леса прорастут корнями вверх, скорее реки взовьются на дыбы, скорее мать пожрет младенца, чем он получит венец!
И вот уже все, кто был на стене, увидели огни факелов и блеск стали.
- Что ты видишь теперь?! - яростно воскликнул князь, но собеседник не ответил - из середины лба его торчала стрела.
И тогда закричал князь, призывая к бою, и эхом отозвались его воины, а те, что пришли с огнями, двинулись на приступ.
Железные крюки впивались в камень, как хищные когти впиваются в плоть. Ручьями дымилась кровь, и потоками лилась горячая смола. И отступили от стен те, что пришли, и велики были их потери. Победно вскричал князь - но кинжал вонзился ему в спину, потому что сын его тайно проник в замок через подземную нору.
И упал князь, и скатился венец с его головы, и множество рук потянулось к венцу - но коснувшиеся его умирали на месте. И закричал княжий сын, и голос его раскатился, подобно грому:
- Княжья кровь в моих жилах! Наследство - только наследнику!
И схватил венец, и водрузил на голову, и пришедшие с ним воспряли духом, а оборонявшиеся утратили мужество...
И наступил рассвет, и стаи ворон возрадовались и слетелись на княжий пир. И черными клубами поднимался дым, и ступени сделались скользкими от пролитой крови.
И сказал колдун, что всю ночь умирал со стрелой во лбу - ибо долго, очень долго умирают колдуны:
- Проклятье на весь род ваш и на все его колена. Вовеки, вовеки сыновья ваши будут убивать своих отцов. Проклинаю и предрекаю: вовеки.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Солнце стояло уже высоко, когда он, голодный, бросил заплечный мешок в траву.
Никогда в жизни он не видел такой травы - густой, лоснящейся, как шерсть сытого и здорового зверя. Ему казалось, что все здесь лоснится от удовольствия - и деревья, здоровенные, в три обхвата, и непуганое зверье - вон, полевая мышь смотрит и не боится, - и птицы, и белесые цветочки...
Он еще раз огляделся и, хмыкнув, потянул из ножен меч.
В который раз сердце его сладко замерло, когда без звука, без скрежета миру явилось широкое ясное лезвие, поймало плоским боком солнечный луч и отправило его Станко в глаза.
Он прищурился.
Тяжесть, лежащая в его ладони, была силой и властью. Желобок на мече был прямой дорогой, с которой не свернуть. Счастливо улыбнувшись, он принял боевую стойку.
Первая позиция. Вторая позиция. Удар - отражение. Удар - противник поражен в плечо. Отражение удара сзади... Коварный негодяй! Разворот... Серия ударов, противник истекает кровью, но лезут новые и новые, и меч в его руке превращается в сверкающий железный веер...
Он не уставал. Он вообще никогда не уставал, кисть его вращалась с бешеной скоростью, и ревел воздух, рассекаемый лезвием. Раз - от локтя, два - от плеча, круговая защита...
- Подходите! А-а-а! Получили? Еще хотите? На! На!
Крики рождались сами, и он не помнил, что кричал. Он был силен и, конечно же, смертельно опасен, и от того, что он силен и опасен, от бешеной радости мышц ему хотелось запеть, но кто же поет во время боя?!
- Небо да в помощь! - донеслось из-за спины.
Станко еще ничего не успел подумать, а тело его уже разворачивалось, а меч уже поднимался навстречу голосу. Он повернулся и замер в боевой стойке.
Напугавший его отшатнулся за темный ствол и оттуда пробормотал примирительно:
- Тихо, парень, мир... Мир, парень! Что ты...
Станко перевел дух. Меч в его руке чуть опустился, и тот, что прятался за стволом, тут же осмелел и выглянул.
Ему, похоже, было далеко за сорок, и был он не то чтобы худой - поджарый, и не то чтобы бородатый - так, заросший очень густой щетиной.
- Что ты, парень, я же не стражник, посмотри как следует...
Станко и без того смотрел во все глаза. На незнакомце были шерстяные штаны, тщательно заправленные в высокие башмаки на шнуровке, неопределенного цвета рубаха и видавшая виды кожаная безрукавка; у пояса - длинный кинжал в ножнах.
- Убери свою игрушку, парень... Ну, промышляешь, и промышляй себе - мне дела нет...
Станко опустил меч.
- Я не браконьер, - сказал он хрипло.
- Да? - удивился незнакомец. - Ну, тогда гулял, значит, и заблудился... в землях князя Лиго, на которые если кто ступил - ноги отрубают...
В душе Станко шевельнулась холодная змейка, и поэтому он сказал очень громко:
- Не пугай. Не боюсь.
Незнакомец хохотнул. Шагнул вперед - и красноречиво воззрился на обнаженный меч Станко. Тот картинным жестом загнал оружие в ножны.
Незнакомец приблизился. Глаза его оказались голубыми - настороженными и насмешливыми одновременно. Глаза эти в секунду обежали Станко с головы до пят - и вернулись, чтобы повторить осмотр тщательнее.
- Издалека ты пришел, что ли? - поинтересовался небрежно, взглянув на стоптанные Станковы башмаки.
- Пришел, откуда дорога лежала, - отозвался Станко в тон.
Незнакомец взглянул ему в глаза - на этот раз удрученно и заботливо:
- Земли тут богатые, это верно... Да только возвращайся, парень. Хорошо еще, если просто ноги отрубят, правду говорю тебе! Заловили тут недавно одного парня, тоже в землях князя промышлял... Слушай, уходи скорей, пока цел, ладно?
Некоторое время они просто смотрели друг на друга.
- На меч свой надеешься? - спросил незнакомец тихо. - Да ведь на один твой меч тут пару сотен найдется...
- Заботлив ты, - Станко снова усмехнулся. - А сам кто такой? Лесной дух? Король дубравы?
- Я-то?
Станко увидел, как заботливое выражение в глазах незнакомца сменяется новым - похоже, это была чуть преувеличенная покорность судьбе:
- Я-то?
Он виновато развел руками, как крестьянин, вернувшийся с базара без выручки в кармане. Склонил голову к плечу, всем своим видом показывая: я-то браконьер и есть, и не скрываю этого, ведь передо мной не стражники, а сопливый мальчишка, хотя и здоровый и с мечом...
Станко фыркнул и пошел за своим заплечным мешком.
- Погоди! - закричал ему вслед незнакомец. - Илияш меня зовут... У тебя силки или сетка?
- Я не браконьер, - заявил Станко, забрасывая мешок за спину.
- Да брось... Послушай, не убегай, ты меня боишься, что ли?
- Тебя?! - Станко обернулся, заготовив на лице высокомерную гримасу, которая тут же, однако, испарилась, потому что этот самый Илияш держал в опущенной руке невесть откуда взявшуюся тушку зайца.
Живот Станко жалобно заплакал. Илияш приветственно качнул тушкой, как цветочница свадебным букетом:
- Зажарим, по традиции... Завтра - неведомо что, вдруг - стражники или вепрь там бешеный... Я же вижу - ты не предатель, хороший парень, только очень уж молодой...
Станко помолчал.
- Это верно, - сказал он наконец, снимая с плеч мешок, - я не предатель.
Илияш особенно тщательно выбирал место для костра - на песке, в ложбинке, чтобы следов не оставить и чтобы дым не был заметен издалека. Заяц, зажаренный на вертеле, оказался настоящим княжеским зайцем - жирным, вкусным, и Станко едва не отгрыз себе пальцы, разделываясь с нежным заячьим боком.
- Хорошо живет... князь, - бормотал он, работая челюстями, - сладко ест... мягко спит, наверное...
Илияш усмехнулся:
- Не без этого... Князю-то что - всех зайцев не слопать... Так напустил же стражников-псов: травку ему не сомни, рыбку ему не поймай, зайчишко такой вот - жизни может стоить... Да не волнуйся, ешь, с Илияшем не пропадешь, Илияш бывалый зверь...
- То-то я смотрю, - Станко бросил в прогоревший костер начисто обглоданную кость, - то-то я смотрю, земля тут жирная, сытая такая земля...
- Да уж, - Илияш потянул к себе свой тощий заплечный мешок, - да уж, земля тут как хорошая невеста - богатая и нетронутая... Одних зайцев плодится, как мышей в подполе... Нет же, пусть их лучше волк задерет, чем добрые люди, мы вот, зажарим... Рыщут и рыщут, дозорники, псы, чтоб земля под ними просела...
Илияш плюнул, вложив в свой плевок весь праведный гнев на ненавистных ему стражников. Перевел дух, прищурившись, глянул на небо - и вытащил из своего мешка изрядных размеров баклажку. Оценивающе глянул на Станко, неспешно вынул пробку из узкого горлышка и потянулся носом к образовавшемуся отверстию.
Станко смотрел, механически облизывая пальцы. Илияш втянул носом воздух, полузакрыл от счастья глаза, и лицо его осветилось изнутри неземным блаженством.
- Да, - сказал он, наконец-то опуская баклагу. - Верная подружка моя... Такого, парень, ни один пес из стражи, ни даже князь в его замке не пробовали, вот...
Он окончательно закрыл глаза, будто отрешаясь от земных тягот, поднес горлышко ко рту и бережно, как юноша, впервые целующий возлюбленную, коснулся его губами.
Сухая шея вздрогнула раз, другой... Станко зачем-то считал глотки.
Наконец, Илияш утолился. Отнял баклажку ото рта. Выдохнул. Оглядел мир совершенно счастливыми глазами. Искоса глянул на Станко - и отвел взгляд.
- На, - сказал неохотно. - Попробуй тоже, ладно уж. Только смотри - три глотка, три, не больше!
Баклажка оказалась неожиданно тяжелой - Станко чуть не расплескал ее над костром. Едва успел поднести горлышко ко рту - и тут же Илияш принялся отбирать посудину:
- Это пятый! Это пятый глоток, хватит!
Станко глупо улыбнулся.
Во рту таял небывалый вкус - вина, а может, не вина, а может... Последний дымок угасающего костра взвился в вечернее небо, и с этим дымком взвились горести и тревоги Станко.
- Нравится? - ревниво спросил Илияш.
Станко запрокинул голову и рассмеялся.
Понемногу смеркалось, но вечер был теплый, тихий, и немыслимой казалась опасность, и невозможной - смерть.
Станко потянулся, с удовольствием ощущая сильное и гибкое свое тело.
- Замок далеко? - спросил он как бы невзначай.
- А? - настороженно отозвался Илияш, и Станко даже усмехнулся: что он глухим притворяется, в самом деле?
- Замок, замок князя Лиго далеко отсюда?
Илияш сжался, как-то сник, будто действие чудесного напитка закончилось:
- А что тебе замок? Здесь промышляй... Здесь земли богатые...
- Плевал я на твой промысел, - Станко снова усмехнулся. - Мне в замок надо.
Илияш поднял на него мрачные глаза:
- К князю в гости, что ли?
- К князю, - Станко чувствовал себя сильным и уверенным. - Только не в гости. Мне надо обязательно его убить.
Стало тихо - так тихо, что можно было за десять шагов услышать возню мышки-полевки.
Илияш сидел, не закрывая рта. Станко стало смешно: деревенские ребятишки в таких случаях обязательно плевали в "разинутые ворота".
- То-то оно... - пробормотал наконец Илияш, - то-то я гляжу - парень вроде не простой... А он сумасшедший, парень этот. Только и всего.
- Это кто еще сумасшедший, - Станко почувствовал к браконьеру даже некоторое снисхождение, - ты или я... Жалеешь ты князя, что ли? Друг он тебе или братец? Негодяй же он, так?
- Ну... негодяй, - сказал Илияш шепотом и огляделся.
- Ну вот и будет на земле одним негодяем меньше...
Илияш помолчал, тяжело дыша; потом вдруг обхватил себя за плечи и ни с того ни с сего рассмеялся:
- Ах ты... шутник... Убийца малолетний... Да ходили и без тебя, ни один не вернулся! Ходили здоровые, в латах, и в одиночку, и отрядами, и ни один... Даже до князя не добрался, до замка не дошел! Да княжья земля знаешь, какая? Здесь травка, цветочки, а глубже пойдешь - земли беззаконные, где князевы предки друг друга резали... Там плюнь не глядя - в десять ловушек плевок угодит! А если по дороге идти, так там на каждом шагу по конному разъезду... Стражник не спросит, слова не скажет - сразу вешать, да за ноги...
Он вдруг наклонился вперед, и лицо его оказалось прямо напротив лица Станко. Зашептал, заглядывая в глаза:
- И еще, знаешь, князя никому не убить. Заговоренный он, мечи отскакивают... Все это знают, только ты...
Он так же внезапно откинулся назад и предложил громко, доброжелательно, как ни в чем не бывало:
- Скажи, что ты пошутил.
Станко помолчал, потом положил свой меч себе не колени, погладил ножны и чуть-чуть вытащил клинок. Бледно полыхнула сталь.
- Я не пошутил, - сказал Станко тихо. - У меня право есть... Право, которого нет ни у кого, понимаешь? Я его сын.
Он не смотрел на Илияша. Вздохнул, продолжал, обращаясь к клинку:
- Князь заговоренный, это точно... Это все знают. И все знают, что убить его может только родной сын. Я. Понимаешь?
Он поднял глаза.
Илияш сидел тихий, оцепеневший, и лицо его в наступающих сумерках казалось очень бледным. Станко снова вздохнул, полез за пояс и вытащил монетку - серебряную, истершуюся:
- Вот... Здесь, на монете, князь, мой отец. Я его узнаю, где бы ни встретил, узнаю... И убью.
Илияш встал и отошел в сгущающуюся темноту.
Станко вертел в пальцах монетку; мысли его сразу оказались далеко-далеко, и потому отлучка Илияша не вызвала у него ни удивления, ни беспокойства. Мало ли чего захочется человеку после такого известия!
Но шли минуты, а Илияша не было; Станко заерзал, завертелся, вглядываясь в темноту. Где-то далеко закричала ночная птица, и Станко, вздрогнув, схватился за меч: а что, если Илияш пошел за стражей?!
Но в этот самый момент браконьер вернулся, прижимая к груди охапку сухих веток. Бросил их все на тлеющие уголья - а ведь раньше не разрешал разводить большой огонь!
Под грудой веток затрещало, двумя лентами выполз дым, и вскоре в неровном свете разгорающегося костра Станко увидел лицо Илияша.
Браконьер был сосредоточен, даже задумчив. Пошевелил губами, глядя в огонь, и сказал наконец:
- Ну, если так... Если правда - сын... Зачем же папу убивать, а?
Станко оскалился. Илияш покосился на него с опаской:
- Ладно - твое дело...
И добавил просительно:
- Покажи монетку, а?
Станко заколебался, потом протянул над костром руку - для этого пришлось приподняться - и дал Илияшу возможность взять с ладони свой странный талисман.
Браконьер всматривался долго - взгляд на монету, сосредоточенные раздумья, взгляд на Станко...
- М-да, - сказал он наконец, - а до князя-то еще добраться надо... Сын - хорошо, меч - хорошо... Только ловушкам все равно, кто ты такой и с чем пожаловал.
- Я доберусь, - сказал Станко небрежно.
Илияш подбросил монетку на ладони. Вздохнул и начал рассудительно:
- Про дорогу я тебе рассказывал - там стража. Можно идти в обход, дай-ка подумать... На окраинах - патрули, капканы, но это ничего... "Чего" начинается глубже, ближе к замку, в этих самых беззаконных землях. Этим ловушкам лет по триста, и маги их ставили, маги, понимаешь? "Желтомары", "зажоры", "те, что в смоле", "те, что в болоте"...
- Кто - в смоле? - не выдержал Станко. - Кто - в болоте?
Браконьер пожал плечами:
- Если б знать...
Снова стало тихо, только огонь трещал, пожирая тонкие ветки. Илияш снова встал и снова принес из темноты охапку хвороста.
- Сначала - лес, - продолжал он, протягивая над огнем руки, - потом - камни... Вокруг замка - озеро, и тоже про него недобрая слава...
Темное подозрение шевельнулось в душе Станко.
- Ты что, под самым замком промышлял? Откуда ты все знаешь, а?
Браконьер поморщился, как от боли. Потирая виски, уселся на свое место - напротив собеседника.
- Правильно спрашиваешь, Станко... Все знаю, это правда. Потому что еще года не прошло, как с этими псами-стражниками одну лямку тянул, понимаешь? Выслужился, нашивку заработал... - Илияш смачно плюнул в костер, в огне зашипело. - В самом замке стражей стоял, в патрулях рыскал... Только скверно там, дружок. Браконьеров вешай да капитану подметки лижи... А капитан попался - ну такая с-сволочь... - Илияш отвернулся.
Станко молчал, неприятно пораженный. Илияш почувствовал некоторую его брезгливость, пробормотал огорченно:
- Ну ладно, ладно... Что у меня теперь - клеймо на лбу? Сейчас уже не служу...
- Уволился? - глухо спросил Станко.
Илияш фыркнул:
- Уволился... Оттуда на тот свет увольняют... Сбежал, конечно!
Он вдруг улыбнулся и заговорщицки подмигнул:
- Карту прихватил у капитана... Хорошая карта, Станко, лет триста ей... Теперь промышляю у князя под носом, живу припеваючи, потому что кто тропинки знает? Кто ловушку за версту обойдет? Кто в укромной норке от патрулей спрячется? Илияш!
И браконьер довольно засмеялся.
Станко смотрел, как он смеется, и некая мысль, которая давно уже бродила по краю его сознания, обозначалась все яснее и четче.
- Илияш, - сказал он наконец.
Тот прекратил смеяться:
- Что?
Станко собрался с духом:
- Хочешь заработать, Илияш?
Браконьер нахмурился:
- Что?
В костре лопнула толстая ветка, в небо ворохом посыпались искры.
- Проведи меня к замку, - Станко перевел дыхание, - проведи мимо ловушек, а я заплачу, как проводнику.
Илияш расхохотался. На крупных и белых зубах его играли блики от костра.
- Ох-хо... Ой, парень... Ой, насмешил... Да где ты такого дурака... Сыщешь, ха-ха... Такого дурня, чтобы через все ловушки к замку тащился?!
Он смеялся и смеялся, пока Станко не процедил сквозь сжатые зубы:
- Двадцать золотых.
Смех оборвался. Илияш замер, зажимая рот ладонью. Потом прошептал с благоговейным ужасом:
- Сколько?
- Двадцать, - сказал Станко твердо.
Илияш отодвинулся. Брови его сошлись, а рот неприятно искривился:
- Ну, парень... Зря я с тобой, видно... Кого ты ограбил, а? Купца на большой дороге? Убил, небось? - он вскочил, готовый бежать прочь. - Ты, вот что... У меня ничего нет, ясно? Я честный охотник, а не убийца!
На Станко волной накатила усталость. Наверное, действие чудесного напитка, к сожалению, закончилось.
- Я не убивал, - сказал он в огонь, - и не грабил. Я дом продал, корову, свинью, хозяйство... Все продал... А ты трясешься чего-то и ерунду городишь...
Илияш помедлил, будто прикидывая, можно верить Станко или нет. Бочком, бочком приблизился:
- Покажи.
- Что?
- Монеты покажи. Думаю, уж не врешь ли?
Станко, вздохнув, снял с пояса кошелек и вытащил тяжелую, позвякивающую пригоршню золота.
Илияш обомлел - в который раз за короткое время их странного знакомства.
Когда укладывались спать, браконьер спросил ни с того ни с сего:
- Ну, папа твой, значит, князь Лиго... А мама кто?
Неизвестно, слышал ли Станко его вопрос. Он свернулся калачиком, натянув куртку на голову, и сразу же уснул.
Илияш помялся, постоял над ним, переспросил шепотом:
- Так кто же мама твоя, а, парень? Какая принцесса?
Станко буркнул что-то - очевидно, во сне. Илияш пожал плечами и сел у догорающего костра.
Взошла луна; свернувшись, спал Станко, и даже во сне руки его сжимали ножны меча. Напротив сидел заросший густой щетиной браконьер и разглядывал истертую серебряную монетку - раздумывал, потирал лоб, чему-то странно усмехался. В лунном свете безбородый профиль князя Лиго на монете казался особенно волевым и особенно надменным.
Станко-Станко. Где были твои глаза...
* * *
Трактир умостился на перекрестке, у самой границы княжеских земель - как мышь под боком у дракона. За небольшую плату хозяин водил любопытных на плоскую крышу и показывал сверху межу. Неглубокая эта канава делила мир пополам - с одной стороны лежала знакомая, безопасная земля, на которой можно вырастить табак или выкопать колодец; с другой стороны подступали земли князя Лиго, "на которые кто ступит - ноги отрубают".
Трактир процветал - хаживали сюда браконьеры, заглядывали и стражники. Немало было любопытных, явившихся поглазеть на тех и других и увидеть с крыши страшную межу.
Илияш придирчиво оглядел поклажу и снаряжение Станко и теперь делал покупки. В маленькой трактирной лавке нашлась пара добротных сапог (ветхие башмаки Станко Илияш высмеял, как непригодные для путешествия). Пропитание во время похода должно было добывать охотой, и Илияш закупил целый мешок соли - есть несоленую дичь он, оказывается, не желал.
Наполнив заплечные мешки всякими необходимыми припасами, компаньоны уселись за оструганный стол в углу, чтобы выпить на дорожку. Илияш заговорщицки надвинул шляпу на самый лоб, а Станко велел сесть лицом к двери и сразу же дать знать, если в трактир ввалятся "эти поганые псы".
Станко чувствовал себя крайне неуютно - по крайней мере, пока не осушил три кружки пива. Сразу же после этого его настроение значительно улучшилось, он расправил плечи и огляделся вокруг.
Трактир был сложен из цельных бревен; потолок закоптился так, что запросто сошел бы за ночное небо, вздумай хозяин прилепить на него несколько медных звездочек. На стенах кое-где висело старинное оружие, а на камине раздувала капюшон дохлая кобра. Станко поразился - как они сумели сделать такое искусное чучело?
- Вина! - крикнул Илияш.
Из глубины зала к ним заспешила девушка-служанка. Волосы ее по-разбойничьи были повязаны красной косынкой, но ничего воинственного не было ни в тонком миловидном лице, ни в спокойных темных глазах, ни, тем более, в платьице с передничком, среди оборок которого можно было прочитать шелком вышитое имя: Вила.
Девушка прислуживала им с начала вечера; Станко то и дело ловил на себе внимательный взгляд, но совершенно другие заботы тут же вытесняли Вилу из его мыслей. Теперь он отважился взглянуть ей прямо в глаза - и с удовольствием увидел, как белые ее щеки темнеют от прилива крови.
- Мне - еще вина, - заявил Илияш и вдруг пропел хриплым тенором: - Ви-ила, Вила, когда ж все это бы-ыло?!.. Тра-ла, тра-ла-ла...
Из-за соседнего стола на них покосились, а бедная Вила смутилась вконец.
- ...А юноше - еще пива, так ведь, Станко?
И, не дожидаясь подтверждения, Илияш отправил служанку движением руки.
Станко украдкой повернулся - рядом на стене был приколочен гладкий щит. В пыльной и кое-где покрытой вмятинами поверхности щита отражался Станко - мускулистый, широкоплечий, с небрежно разбросанной по плечам гривой темных волос, со стальным блеском в прищуренных глазах и родинкой на правой щеке... Он вспомнил, как покраснела Вила, и почему-то покраснел тоже.
- О лани-иты, лани-иты, румянцем зали-иты! - запел тут же Илияш и продолжал без перехода: - Идем мы с тобой, Станко, прямо свинье в зубы... Или кабану под хвост, кому как больше нравится... А почему, спрошу я тебя, настояще мужчины не могут отправиться к крысе в глотку? На-астоящие мужчины, тебе сколько лет, кстати?
- Шестнадцать, - ответил Станко, который от неожиданности не догадался прибавить себе год или два.
Илияш удивился:
- Да? А в кого ты здоровенный такой уродился, в маму или в папу?
Станко нахмурился. Илияш, конечно, болтун и пустозвон, но и в шутках следует знать меру...
Стараясь держаться подальше от Илияша, к столу бочком приблизилась Вила. Кувшин вина и огромная кружка пива перекочевали с ее подноса на оструганную столешницу. Станко опять поймал на себе взгляд - и отвернулся.
- Выпьем, - Илияш плеснул вина в свой стакан, так что вокруг на столе сразу образовалась красная лужа, - выпьем на дорожку... Пусть добрые духи, как говорится, "бархатом - дорогу нашу, а врагам - по пьявке в кашу"... Пьявку им в зубы, этим собакам-дозорникам! - Илияш понизил голос и оглянулся.
- Выпьем, - сказал и без того захмелевший Станко. - Выпьем за князя... Пожелаем ему легкой смерти! - он расхохотался, довольный своей шуткой, а Илияш тем временем завертел головой с удвоенным старанием - не слышал ли кто?!
- Ты... потише пока, - браконьер перегнулся через стол. - Языком трепать - это пожалуйста, а на деле кто чего стоит - скоро увидим...
Станко медленно поставил опустевшую кружку на стол. Склонил голову - молодой бычок, да и только.
- Убью, - сказал он тихо и глухо. - Поклялся - и убью.
И такой ненавистью полны были эти слова, что Илияш отшатнулся:
- Слушай... Не мое дело, конечно... Но он тебе папа, папочка, что ж ты шипишь, как змея... Да за что ты его... невзлюбил, а?
Станко тупо уставился в красную лужу на столе. Проговорил наконец:
- Ладно, я тебе расскажу, чтобы зубы поберег, зря не скалил...
Он откинулся на спинку стула и прерывисто вздохнул, собираясь с мыслями. История, которую он намеревался рассказать, была священна - вспоминая ее накануне похода, он будто подвергал себя очистительному ритуалу. А Илияш - ладно уж, если хочет, пусть послушает...
- Мать моя, - начал он медленно, - мать моя жила в одном поселке, далеко отсюда... Она была единственная дочь в уважаемой семье, и у нее был жених, готовили свадьбу. Она была... Непорочная девушка... И накануне свадьбы через поселок проезжал князь Лиго со стражниками.
Илияш слушал, подавшись вперед, оставив шутки, плотно сдвинув брови.
- Накануне свадьбы... - продолжал Станко. - Мать стояла у ворот отчего дома, нарядная, счастливая... И она понравилась князю!
Он грохнул о стол пустой кружкой. В дальнем углу трактира шумно заржала пьяная компания. Пальцы Станко, сжимающие деревянную ручку, побелели.
- Она ПОНРАВИЛАСЬ князю! И он... он... Он схватил ее, не сходя с седла! Он вырвал ее из рук отца, который попытался вступиться... Он рассек лицо ее жениху, который кинулся под копыта лошади... И он увез ее, увез, и лакеи его рвали животы со смеху, понимаешь?! Увез в поле... И там... прямо в поле... Так грязно, жестоко... Надругался и бросил. В поле... И некому было ее защитить!
Илияш вздрогнул и поднял голову. В глазах у Станко стояли слезы.
В дальнем углу трактира опрокинули стол и подрались. То и дело хлопала дверь; мимо, удивленно взглянув, скользнула Вила - разбойничья красная косынка ее была теперь украшена одинокой розой.
Станко молчал долго. Молчал и Илияш.
- С тех пор, - наконец выдавил Станко, - с тех пор ее жизнь переменилась, совсем переменилась... Наложить на себя руки ей не дали. Родители не пережили позора, умерли чуть не в один день... Знаешь, в селе очень строго, если девушка... ну, ты понимаешь... А мать родила... меня. Уходила, пряталась... Ее на цепь посадили у колодца, есть такой обычай, если девушка родит... Все должны плевать ей в лицо. И плевали... Она... Ну что тебе рассказывать... Я с пеленок был байстрюк, ублюдок, "нагульный", "прижитый"... А князь...
Голос Станко задрожал от ненависти. Илияш смотрел, как суживаются в щелку, подергиваются пеленой его обычно ясные глаза.
- КНЯЗЬ... Князь Лиго... Он и забыл о ней, конечно. Он пил-ел, спал-гулял, тискал девок... А мама умерла полгода назад. И когда умирала, позвала меня и... Убей, говорит, его. Казни его. Казни, пусть не на площади, пусть не в петле... Отомсти... - он всхлипнул. - С тем и отошла.
Пьяную компанию выставили из трактира. Стало тихо, только Вила звенела посудой, разбирая завалы, оставленные побоищем.
- Он думал выйти сухим из воды, - сказал Станко с нехорошей усмешкой. - А вот на этот раз не выйдет. Потому что я его обязательно убью, что бы ни случилось!
И он сжал под столом рукоятку своего меча.
Илияш молча взял со стола свой стакан и огромными глотками начал поглощать вино.
- Да... Печальная история, - сказал он наконец, слизнув последнюю каплю. - Нечего сказать... Да только знаешь, парень... Может быть, мать твоя просто согрешила в юности, а потом, чтобы грех прикрыть, эту историю приду...
Увесистая пивная кружка, направляемая молодой безжалостной рукой, угодила Илияшу прямо в нос.
Брызнула кровь. Еще не успев опомниться, Илияш перехватил правую руку Станко и, едва уклоняясь от беспорядочных ударов левой руки, закричал:
- Да пошутил я! Бешеный, пошутил!
Кровь заливала его кожаную безрукавку. Станко, бледный, оскаленный, отбросил кружку и, высвободив правую руку, попытался схватить Илияша за горло.
- Хозяин! Драка! - закричали сразу из нескольких углов.
Илияш ускользнул из стальных объятий своего противника и, отскочив под защиту широкого стола, выставил перед собой ладонь:
- Станко, ладно... Хорошо, извини, я пошутил... Ну, мало ли что бывает, а твоя мать не такая, вовсе нет... Тихо, парень, успокойся, пожалуйста!
К ним уже бежали хозяин и два здоровенных работника. Станко тяжело дышал, сжимая кулаки.
- Все в порядке! - Илияш вскинул руки навстречу подбегающим. - Все в порядке, это ничего, мы уже тихие... Не тревожьтесь, господа, не тревожьтесь... - и он лучезарно улыбнулся, и улыбка эта, облитая кровью из расквашенного носа, была особенно обаятельна.
Хозяин недовольно хмыкнул, работники переглянулись, и вся свора неохотно отступила.
- Сядь, - устало сказал Илияш.
У Станко подкосились ноги, он тяжело опустился на стул.
- Выдержки в тебе, как меда в мухе... Перед таким походом в трактире шуметь... Вся затея на волоске висела, ты хоть понимаешь?
Станко молчал, едва переводя дыхание. Илияш достал откуда-то платок и принялся оттирать лицо, и руки, и безрукавку.
- Крови-то сколько... Нашел кому кровь пускать, вояка...
Станко угрюмо смотрел в стол. Илияш повздыхал и вытащил из своего мешка пузатую баклажку. Потряс с сожалением, протянул Станко:
- На, хлебни...
И Станко хлебнул.
Прояснилась отяжелевшая от пива голова. Качнулся закопченный потолок, и Станко померещились в глубине его белые звезды.
- Я... Выйду... - пробормотал он непослушным языком и, счастливо улыбаясь, отправился по нужде.
Илияш огляделся - Вила стояла в стороне и провожала Станко долгим внимательным взглядом.
За Станко закрылась тяжелая дверь, он вышел на середину двора и долго стоял в темноте, повернувшись лицом к княжеским землям... И он не видел, как Илияш поманил к себе девушку, как что-то горячо и убедительно шептал в густо покрасневшее ухо, как девушка пыталась оттолкнуть его руку, которая торопливо запихивала что-то ей в ладонь... Вила качала головой, бормотала что-то в ответ, пыталась отстраниться - но Илияш был настойчив, и снова и снова вкладывал в нежную ладошку что-то, невидимое прочим посетителям...
Вила сдалась. Зажала подношения в кулаке. Что-то буркнула Илияшу и вышла.
Станко в тот вечер так и не вернулся в обеденный зал.
...Он проснулся оттого, что длинная соломинка влезла ему в нос. Он чихнул и открыл глаза.
Сено, и сено, и снова сено, золотое, озаренное солнцем... Станко схватился за голову и сел.
Солнце пронизывало сарай насквозь, и совсем рядом был дощатый потолок, и очень далеко внизу - дверка, низкая, как в курятнике... Станко обалдело огляделся - рядом на примятом сене лежала красная разбойничья косынка, и тоже примятая.
Пошатываясь, как пьяный, он выбрался наружу.
Фыркали кони, грузились телеги; сновали работники и постояльцы - Станко все еще не понимал, где он. Придерживаясь рукой то за стену, то за поленницу, то за забор, двинулся в обход широкого двора. Уголок красной косынки жалобно свисал из судорожно сжатого кулака.
За углом сарая обнаружился Илияш.
Как ни в чем ни бывало, браконьер восседал верхом на толстом оструганном бревне. Рядом, привалившись друг к другу, будто ища один у другого защиты и покровительства, жались их заплечные мешки.
- Вот, наконец, и ты! - объявил Илияш радостно.
Станко молчал, сжимая косынку.
- Жаль, ночка коротка? - осведомился Илияш сочувственно.
Не говоря ни слова, Станко забросил свой мешок за спину.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Через несколько часов они шли по едва приметной лесной тропинке - впереди Илияш, вооруженный тяжелой палкой, Станко - чуть поотстав.
Кошелек его стал намного легче - десять золотых, половина условленной суммы, перекочевала к проводнику. Вторую половину Илияш должен был получить в конце пути - у подножия замка.
- У подножия! - твердил Илияш, пересчитывая монеты. - А в замок я не пойду, хоть ты мне золотую гору вывали и сверху пряник положи, в замок я - ни ногой, ты это запомни!
Он долго разглядывал монеты, пробовал на зуб, даже нюхал; Станко, помнится, подумал тогда, что Илияш в жизни не видывал столько золота сразу.
Теперь Станко тащился следом за проводником, не отрывая взгляда от его высоких, мокрых от росы ботинок.
Первый шаг большого пути был сделан; Станко шагал к замку князя Лиго с мечом на боку и жаждой мести в душе. Тем обиднее было, что в этот священный час ему думалось не об отмщении, а о неких странных вещах.
Вчерашний вечер вспоминался будто в дымке; нечто бесформенное, теплое, не имеющее названия, сумбурное и сладкое угнездилось у него внутри и не желало уходить.
Вчера он впервые коснулся женской груди. Да пребудут с нами добрые духи! Даже сейчас, вспоминая об этом, он покрывался испариной, и хорошо, что Илияш идет впереди и не видит его горящих щек...
Он наткнулся на Вилу посреди двора, в темноте, и сразу почему-то узнал, хотя ночь стояла - глаз выколи. Она не отстранилась, не убежала; у его щеки как-то вдруг возникла теплая ладошка, потом губ его коснулись... Добрые духи! Коснулись бархатные, влажные губы, и в ответ им из самого нутра Станко поднялось мучительно-сладостное чувство, памятное по полудетским беспокойным снам, но уж куда тем снам было до этой нестерпимо горячей волны! Потом его куда-то вели, и он спотыкался в темноте, потому что ноги стали чужими и все вокруг вертелось, вертелось, пронизанное короткими вспышками... Потом...
Станко споткнулся о выступающий из земли корень и перевел дыхание. Спина Илияша по-прежнему мерно покачивалась впереди, и светило солнце, и пояс приятно оттягивала тяжесть меча, но сердце постыдно колотилось и не желало успокаиваться.
...Потом был запах сена, и ее руки оказались смелыми до бесстыдства. Он сначала оцепенел, а потом расслабился, поддался, растворился в горячем, пульсирующем... Его ладони впервые в жизни коснулись обнаженного женского тела, пальцы блуждали по неведомым равнинам и теплым круглым холмам, потом забрели невесть куда...
Длинная ветка, преграждавшая дорогу невысоко над землей, ударила Станко под колени. Он потерял равновесие и грохнулся, растянулся, и заплечный мешок, подскочив, стукнул его по шее, а меч - по ноге.
Илияш обернулся мгновенно - как дикий зверь, в любую секунду готовый к поединку. В руке его блеснул кинжал; при виде лежащего вдоль тропинки Станко хищная готовность на его лице сменилась чуть преувеличенной скорбью:
- Далеко уйдем, парень... И селедке не добежать, и таракану не доплыть, так далеко мы с тобой уйдем... Эдаким манером...
В глазах его Станко померещилась слишком уж понимающая насмешка. Он встал, красный, как разбойничья косынка Вилы.
Двинулись дальше. Станко хмурился и смотрел под ноги, а перед глазами у него было сено, сено, черные кучи сена, полоска неба со звездами, душистые волосы на лице... Вот только удалось ли им сговориться о свадьбе? Ведь свадьбы теперь не миновать, Вила любит его, и он, конечно, тоже...
Пообедали на опушке молодого леска. Это было необыкновенно красивое место - нечто подобное Станко видел в детстве на картине одного бродячего торговца. Пышные кроны, кружевная тень на высокой траве, далекие холмы, запятнанные зеленью кустов... Илияш уплетал за обе щеки хлеб с сыром и громко рассуждал, что неплохо бы завтра изловить в силки перепелочку.
Станко поглядывал на него с неодобрением. Опасный поход странным образом напоминал увеселительную прогулку с пикником; дорога лежала, как в поговорке говорится, "бархатом", и ни трудностей, ни, тем более, опасностей не было и в помине.
Илияш балагурил, а Станко вспоминал, как вдохновенно тот расписывал превратности предстоящего пути. На двадцать золотых можно целое хозяйство купить... Целое хозяйство! Ловко браконьер себе цену набил... Завтра перепелочку поймаем, послезавтра - куропаточку, потом зайчика или еще кого... А там и замок - все эти предания насчет ловушек могут оказаться болтовней, а ты, Станко, выкладывай причитающиеся денежки!
Илияш смахнул крошки со своей безрукавки, на которой кое-где остались полустертые пятнышки крови. Станко вспомнил, как мучительно стыдно было ему вчера, как он стоял, не решаясь вернуться в трактир, где только что разбил приятелю нос... И тогда Вила...
- Вставай-ка, - усмехнулся Илияш, заметив, как некая мечтательность подернула до того хмурое лицо Станко. - Солнышко высоко, милая далеко, как в песне поется... Или ты передумал и не хочешь больше убивать папу?
Станко сжал зубы и встал.
Споро и безмятежно они шли еще несколько часов, и солнце склонилось к западу, и Станко совершенно уверился, что Илияш его надул. Тропинка вынырнула из одной рощицы, чтобы нырнуть в другую; разделял их пышный, усеянный цветами луг - ни одна деревенская девчонка не удержалась бы от соблазна немедленно сплести веночек.
Едва спутники ступили на этот луг, как Илияш встал, будто вкопанный. Станко, конечно же, сделал два лишних шага и чуть не налетел на жесткую браконьерскую спину.
- Ромашки-милашки, маков цвет, дай ответ... Меня любят или нет... - услышал Станко бормотание проводника.
И тогда, раздраженный и злой, он отстранил Илияша с дороги и гордо двинулся через луг, всем своим видом показывая, что вывел мошенника на чистую воду.
- Стой!!
Выкрик прозвучал резко, будто хлыстом ударили. Станко, не успев сообразить еще, в чем дело, замер с поднятой ногой.
Илияш не смеялся. Бледный, он сгреб Станко за грудки:
- Куда?! К праотцам охота? Как договаривались, сопляк: я впереди, ты за мной!
Станко растерялся и потому ни слова не сказал в ответ.
Илияш отпустил его, стал, упершись своей палкой в землю, и уставился на зеленый луг, будто увидев на нем стаю привидений.
Несколько минут оба молчали; Станко тупо смотрел то на проводника, то на изумрудные волны, которые безмятежно гуляли по верхушкам трав.
Илияш, наконец, шагнул вперед. Уверенно выбросил вперед руку с палкой, и Станко подумал было, что тот увидел змею - но ни одна змея не могла бы издать тот звук, что сразу за этим последовал:
- Клац-зззз...
Илияш с трудом приподнял палку. На конце ее Станко увидел темное, громоздкое приспособление, железную пасть с двумя рядами сомкнутых блестящих зубов. За пастью потянулась из травы звенящая ржавая цепь.
- Псы, - сказал Илияш сквозь зубы. - Собаки и есть... Посмотри, парень...
Станко, преодолевая внезапную робость, склонился над железным предметом. Это действительно была пасть - присмотревшись, Станко разглядел и морду - уродливую, жабью, с полуприкрытыми оловянными глазами. Железные зубы, сомкнувшись, оставили глубокие отметины на палке.
- Это... ловушки? - поинтересовался Станко, стараясь говорить как можно равнодушнее.
Илияш фыркнул:
- Это капканы... Просто капканы на нашего брата. И ведь что интересно - срабатывает такая штука один раз, и если пасть захлопнет - потом ей зубы не разожмешь...
Станко не очень-то поверил, но решил не уточнять. Железная морда с оловянными глазами произвела на него самое неприятное впечатление.
- След в след, - сказал Илияш негромко, прикидывая расстояние до впереди лежащей рощицы. - Куда я ступлю, туда и ты... Понял?
- А в обход... Никак нельзя? - Станко смотрел в сторону с самым независимым видом.
Илияш фыркнул и с видимым трудом выдрал палку из зубов железного чудовища. Глухо звякнув, капкан отлетел в траву - Станко померещился злобный оловянный взгляд, провожавший путников из-за стеблей.
Шли медленно. Вокруг волновалась трава; была она сочной, сытой, густой, и в гуще этой, казалось, ничего не разглядеть - только цветочки, да узкие листья-стрелки, да пчелы...
- Клац-ззз!
Станко похолодел. На палке у Илияша сомкнул челюсти еще один капкан; Станко пригляделся - этот был меньше, легче, и вместо зубов у него в пасти были иглы - толстые, будто сапожные, острия измазаны темным...
- Ну до чего псы, - сказал Илияш с отвращением. - Этот с ядом, видишь? Но зато разомкнуть можно...
Нагнувшись, он двумя руками взялся за железные челюсти. Станко стоял, терзая и мучая рукоятку совершенно бесполезного здесь меча.
Руки Илияша напряглись; отравленные иглы неохотно отпустили палку. Глядя на оставленные ими глубокие дырки, Станко вдруг представил, как подобный капкан защелкивается на ноге...
- Сапоги, - сказал он хрипло.
Илияш осторожно избавился от капкана:
- Что?
- Если в сапогах, как я... Прокусит голенище?
- Прокусит! - сообщил Илияш радостно. - Эти зубки железо пробивают, им сапог прокусить - все равно, что кашу прожевать...
Он выпрямился, с сожалением разглядывая свою изрядно пострадавшую палку. Снова посмотрел на маячившую впереди рощицу:
- Вперед. След в след.
Станко не надо было напоминать. Касаясь подошвой земли, он весь сжимался, ожидая услышать "Клац-ззз". Твердо поставив ногу и оставшись в живых, он обессиленно выдыхал, чтобы снова сжаться перед следующим шагом.
Глаза его не отрывались от пяток идущего впереди Илияша. Вот нога браконьера отрывается от земли - расправляются примятые травинки, и Станко спешит поставить на них сапог, и упаси добрые духи задеть хоть одну прямую, непримятую!
Ему казалось, что ступни у него непомерно огромные, неуклюжие, что следы ботинок Илияша меньше его собственных следов, что там, где пройдет проводник, он, Станко, непременно угодит в...
- Клац-зззз!
Щелкнуло особенно громко, особенно хищно. Станко остановился, обливаясь потом, а на палке у Илияша повисла, намертво вцепившись, целая железная голова - исполинские челюсти, три ряда зубов, и на месте глаз - желтые стекляшки.
- Здравствуй, дружок, - нежно сказал Илияш, обращаясь к страшной харе.
- А глаза... зачем? - шепотом спросил Станко.
- Растяп высматривать, - пояснил Илияш серьезно. С видимым усилием он стряхнул чудовище с палки, конец которой был уже так измочален, будто по нему прошлось стадо буйволов.
Двинулись дальше. До рощицы было рукой подать, когда Станко увидел чуть в стороне темный непонятный предмет, над которым колыхалась трава.
- Илияш... - позвал он шепотом.
Проводник остановился с занесенной ногой. Не оглядываясь, выбрал место и осторожно поставил эту ногу, только потом спросил сквозь зубы:
- Что?
Станко молча указал ему на свою находку. Илияш вгляделся и вдруг помрачнел, как никогда раньше - просто почернел лицом.
- Идем, - сказал глухо. - Эти капканы только раз захлопываются, только раз. Звери все-таки эти стражники, надо бы...
Он замолчал, а Станко не стал переспрашивать, что, собственно, "надо бы". Ему вдруг стало очень плохо. В темном предмете он узнал человеческую ногу - ногу в темной штанине и высоком башмаке, почти до колена заглоченную пастью капкана. Илияш двинулся вперед - над капканом взвилась черная стая мух.
- Не могу, - тихо сказал Станко.
Илияш приостановился. Буркнул, не оборачиваясь:
- Что?
- Не могу, - Станко наклонился вперед, и его стошнило.
- Значит, оставайся тут, - отозвался Илияш почти весело и снова пошел вперед. Станко, подавив спазмы в животе, через силу двинулся следом.
Он - боец. Никто в мире не посмеет назвать его трусом. Пусть выйдут воины в доспехах, десять на одного - он одолеет. Но это...
Рощица качнулась, помедлила и приблизилась, наконец. Трава здесь поредела и вовсе сошла на нет; между корнями зеленел мох да лаково поблескивали какие-то широкие листья.
- Вроде - все, - сказал Илияш озабоченно. - Впрочем, кто их, сволочей, знает... Под ноги смотри на всякий случай.
Он отбросил свою палку - она имела жалкий вид и годилась разве что на растопку.
Станко оглянулся и посмотрел на нарядный луг, оставшийся за спиной. Он ощутил вдруг, как дрожат и подгибаются колени, как ручейками стекает по спине пот и зудят ладони.
А что, если б он шел этим лугом один? Не задумался б ни на минуту, весело, с песней шагнул бы в траву, и первое же "клац-зззз" пробило бы сухожилия, раздробило кость, и оставалось бы только ждать стражников, чтобы те, явившись, отрубили ему ногу...
Он испытывал детскую благодарность к Илияшу - провел-таки, сберег, и не зубоскалит над его страхом, над слабостью там, на лугу...
- Штаны-то сухие? - тут же поинтересовался Илияш. Слезная благодарность Станко улетучилась, как дым.
Роща полна была дятлов - красные макушки мелькали среди листьев, и со всех сторон слышался дробный перестук. Станко вспомнил соревнование барабанщиков, на которое они с матерью однажды попали на ярмарке. Илияш, шагая впереди, что-то насвистывал, будто и не было страшного луга, страны капканов... На ходу он нашел и срезал ветку на новую палку - и теперь, довольный, стесывал кинжалом сучки.
Хорошо бы, подумал Станко, хорошо бы больше не встречать капканов. Прав Илияш - псы эти стражники и подлецы. Нет, чтобы в честном бою - исподтишка хотят укусить, внезапно, подло... Что ни говори, а капканы - это, пожалуй, самое худшее, что может здесь случиться. Во всех прочих случаях... - и Станко наполовину выдвинул из ножен свой непревзойденный меч.
- Суетятся муравьи-ишки, у них темные дели-ишки... - пел Илияш.
И действительно, чем дальше они шли, тем больше становилось под ногами муравьев - один из них даже ухитрился забраться Станко в сапог и больно укусил его за палец; Станко что есть силы затопал ногой, пытаясь раздавить злобное создание.
- А вот еще ловушка, - будничным тоном сказал Илияш. - Но нам она не страшна, потому что уже сработала.
Он отступил - и Станко увидел впереди огромную муравьиную кучу. Над кучей, подвешенный за ногу, покачивался на ветру скелет. Веревка была сплошь облеплена муравьями; насекомые деловито обгладывали кости, копошились в пустых глазницах... Станко быстро зажмурился.
Не надо смотреть, подумал он, сжимая зубы. Добрые духи, кто же до такого додумался?!
- Это стражники? - услышал он собственный голос.
- Ну да, - отозвался Илияш, и в тоне его скользнуло почему-то раздражение, - они, сволочи... Причем им даже трудиться не надо - эта ловушка работает сама, как капкан...
- И он не смог вырваться? - спросил Станко, мельком глянув на скелет.
Илияш пожал плечами:
- Видно, не смог... Бедняга. То-то промысел на княжеских землях - сегодня охотник, завтра дичь...
- У меня меч, - сказал Станко так твердо, как только мог. - Я смогу освободиться. И тебя, Илияш, освобожу, не бойся.
Илияш глянул на него со странным выражением - похоже, с интересом.
Они заночевали в лесу, не разжигая костра - Илияш сказал, что светить в темноте опасно. Установили дежурство - все дело свелось к тому, что Станко всю ночь дрожал и вслушивался, а Илияш сладко сопел, завернувшись в припасенное одеяло.
Станко не смог бы заснуть при всем желании. Иногда он впадал в оцепенение, и тогда в темном сплетении веток ему мерещилась Вила, такая, какой он увидел ее впервые, в передничке, с пивной кружкой на подносе... Пивная кружка превращалась вдруг в голый, покрытый копошащимися муравьями череп, Станко в ужасе поднимал глаза - вместо Вилы был Илияш, довольный, смеющийся, повязянный красной разбойничьей косынкой...
Он обрадовался, когда небо, наконец, посерело, в кроне над головой пискнула первая птаха, и видны стали стволы, просветы между ними и спящий проводник рядом.
Едва продрав глаза, браконьер заявил, что голоден, что желает деликатной пищи и не сделает и шагу вперед, пока не изловит в силки завтрак. Вытащив из своего заплечного мешка некое странное приспособление, Илияш удалился за кусты, и вскоре Станко услышал оттуда нежный призывный свист...
Браконьер вернулся, потрясая двумя жирными птичьими тушками. Станко неумело помог ему ощипать и выпотрошить добычу; Илияш орудовал кинжалом ловко, как фокусник, которого Станко видал в маленьком балаганчике из рваной рогожки. Пташки были изжарены на огне крохотного костерка; Станко казалось, что он не хочет есть, первый кусок он откусил через силу - и тут же, ощутив зверский голод, заработал челюстями так, что в воздухе повис сплошной хруст костей. Илияш следил за ним с явным уважением - сам он ел очень аккуратно, беззвучно, хотя и быстро.
- Жить тут можно круглый год, - говорил Илияш, когда они двинулись в путь, - птица, зверь, в ручьях еще и рыба... Но, знаешь, где мед, там и жало - зверушки жиреют, дозорники стервенеют...
Станко после сытного завтрака тянуло в сон - ведь ночью он не сомкнул глаз! Вполуха слушая обычную болтовню Илияша, он тяжело брел следом, то и дело поправляя на спине неудобно надетый мешок.
Вышли на берег ручья, который и за мелкую речушку сошел бы. Вода лихо закручивалась водоворотами, на дне пестрели камни, кое-где в тихом месте маячила темная рыбья спина.
Илияш обернулся, открыл рот, чтобы сообщить что-то радостное - и вдруг застыл. Безмятежность сползла с его лица, и лицо это враз переменилось - потемнели глаза, ввалились щеки.
- Ой, парень, - сказал Илияш негромко, - а за нами погоня, похоже...
Станко прислушался. В утренней разноголосице птиц, ручья и ветра его ухо не уловило ничего угрожающего.
Илияш тем временем быстро стал на колени и приложил ухо к земле; Станко мимоходом подумал, что позу нелепей трудно представить.
- Всадники, - сказал Илияш, и голос его полон был такого невыносимого ужаса, что Станко наконец-то тоже стало не по себе.
- Всадники! - Илияш поднялся, и руки его дрожали. - Выследили, псы... И зачем мне теперь твое золото?!
Станко беспомощно огляделся вокруг. Редкая рощица на этом берегу ручья, поляна напротив... Чахлые кусты, невысокая мягкая трава... Не спрячешься, хоть в землю заройся!
- Вперед! - выдохнул Илияш и сломя голову кинулся невесть куда, не разбирая дороги.
Станко тоже побежал, и в ту же секунду его захлестнул ужас: он почувствовал себя травимой дичью. Заплечный мешок нещадно колотил по спине, ножны меча били по ногам и мешали бежать, сердце готово было выпрыгнуть из груди и нестись что было сил, обгоняя Илияша. Перед глазами Станко прыгали высокие ботинки проводника, летели комья земли из-под тяжелых подошв, слышалось хриплое, срывающееся дыхание.
- Сю...да...
Высокие ботинки резко свернули - задыхающийся Станко едва успел затормозить перед стеной колючего кустарника.
- Давай... Скорей... - бормотал Илияш.
Он ловко поднырнул под шипастую ветку, и через секунду Станко увидел его мешок, мелькающий в глубине зарослей.
- Туда? - прошептал Станко растерянно.
Перед его глазами раскачивались черные загнутые иглы шипов. Он с детства не любил колючек и еще вчера был уверен, что никакая сила не в состоянии загнать его в колючий кустарник; он обернулся, будто ища другого убежища, и услышал далекий стук копыт.
Такой простой, привычный звук поднял дыбом волосы у него на голове. Не помня себя, Станко кинулся в заросли.
Колючки впивались и рвали, он слышал треск ткани и собственной кожи - и все-таки лез и лез вперед, потому что стук копыт за спиной становился все громче и отчетливее.
- Падай! Не дыш-ши... - прошипел откуда-то Илияш.
Станко присел, припал к земле, и ветки над его головой распрямлялись медленно, слишком медленно, и Станко казалось, что они специально кивают стражникам, будто приглашая: сюда! Здесь он!
А потом он и вправду перестал дышать, потому что на место, где он стоял пять минут назад, высыпали всадники.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
