Корни камня

Общий список Романы Повести Рассказы

   Утром Ивара водворили обратно в комнату, оставив без внимания его слабый протест. Барракуда был занят и даже не взглянул в его сторону.
   Прошедшая ночь казалась Ивару длинной, как резиновый жгут; время от времени он задумывался - а был ли он свидетелем разговора или разговор приснился ему?
   Черный Камень уходил корнями в самое сердце земли. Отношения трех людей тянулись корнями в толщу лет, в немыслимые для Ивара глубины - в далеко-до-дня-его-рождения.
   "Я знаю... знал твоего отца много лет", - обмолвился однажды Барракуда. НАСТОЛЬКО знал? ТАК много лет?!
   Размышления его были прерваны насильственным образом - явился Генерал. Постоял на пороге, будто давая Ивару возможность самому догадаться о причине визита; потом ненатурально усмехнулся:
   - Город... Очень настойчиво вызывает. Пойдем, посмотришь на папу...
   Ивар почему-то испугался.
   ...Очень много людей. Наверное, весь Поселок - полторы сотни...
   На той стороне телемоста тоже много. Военные, сановники, все как один с вытянутыми в трубочку лицами...
   Ивар искал глазами отца - и не нашел. В центре перед экраном стояла Регина - неузнаваемо преобразившаяся. Абсолютно бесстрастное лицо, ясные глаза, ровный голос:
   - Здесь представительство Города.
   - Здесь Поселок, - медленно отозвался Барракуда, и Ивар снова видел только его спину.
   - Здоров ли мальчик? - спросила Регина холодно.
   Ивара подтолкнули к экрану, и он наконец-то увидел отца - где-то в стороне, маленького, будто ссохшегося, равнодушного, с совершенно пустым, отсутствующим взглядом. Ивар быстро отвел мгновенно намокшие глаза. Дотянуться бы сквозь экран, обнять бы...
   И он стал смотреть в пол, в железную заплатку, поблескивающую круглыми спинками заклепок. Представительство Города возбужденно гудело за спиной бесстрастной Регины; люди Поселка молчали, будто выжидая.
   - Условия не выполнены полностью, - сообщил наконец Барракуда. - Вы хотите что-то сказать по этому поводу?
   - Город принял решение, - голос Регины больно отозвался у Ивара в ушах. - Ваши условия вообще не могут быть выполнены.
   Пауза. Глухая вата, залепившая Ивару уши. Тихий ропот за спиной, громче, громче, невыносимо громко...
   - Не понял, - голос Барракуды оборвал шум и возню обескураженного Поселка.
   - Придется понять, Коваль. Мнение большинства определено - Город не может выполнить ваши условия, так как это необратимо подорвет его безопасность. Это финансовый, энергетический... и психологический удар. В данном случае жизнь одного ребенка ложится на весы против тысячей жизней - и среди них тоже есть дети. Слишком высокая цена...
   ЦЕНА.
   Кровавое месиво вместо неба. Покрытые копотью чаши Весов. Вот он, этот голос: ЦЕНА.
   Регина все еще говорила, перед глазами Ивара поблескивали железные заклепки пола, и слова с экрана лезли в уши подобно железным заклепкам:
   - Вам предоставляется выбор, Коваль. Либо вы выдаете ребенка... Либо Поселок со всеми обитателями прекращает существование. Информация для людей Поселка: всем без исключения объявляется амнистия. Всем будет сохранена жизнь и свобода, жилье и право работать по специальности - однако Кай Коваль должен быть выдан командованию Города в наручниках. Взываю к благоразумию людей Поселка...
   Ивар знал, что надо поднять глаза и посмотреть на отца. Надо... Но голова клонилась все ниже, и тогда он сделал вид, что просто считает заклепки. Как интересно... Семь, восемь, девять...
   - Взываю к совести людей Поселка! В вашей власти остановить катастрофу. Вот документ, заверяющий условия полной и безоговорочной... Иначе...
   За спиной у Ивара кто-то рассмеялся - будто металл скрежетнул о металл. Короткий свист. Громкое слово - то самое, любимое ругательство Барракуды, грязное ругательство, смачно изреченное тонким женским голосом.
   - Хорошо, - сказал Барракуда тихо, и Поселок за его спиной замер, как неживой. - Ладно, - при звуке этого голоса Ивару опять представилась разъяренная кобра. - Ультиматум? Очень плохо. Очень плохо и очень ошибочно. Очень жаль. Ивар!!
   Ивар вздрогнул и сбился со счета. Железная рука ухватила его за плечо:
   - С первым залпом атаки... Да что там, с первым же крейсером в нашем небе я убью этого мальчика. Здесь, перед экраном, на изумленных глазах отца... Да, Онов?!
   Ивар все-таки поднял голову. Отец его сидел неподвижно, губы его апатично шевелились - без звука.
   - У вас три дня, Коваль, - бросила Регина. - Через три дня мы атакуем.
   - Онов, ты слышишь меня или нет?! Она выжрала твою душу, эта женщина, она выпила твою волю, ты что, не видишь, как губят твоего сына?!
   Онов медленно поднялся. По обе стороны моста затаили дыхание.
   Командор постоял, покачиваясь, как пьяный, то и дело бессмысленно поднося ладонь к лицу; потом неуклюже повернулся к экрану спиной и, волоча ноги, двинулся прочь. Люди Города поспешно расступались, образуя широкий коридор; Командор двигался, будто в густом киселе - так плотно облепила его тишина.
   - Три дня, - сказала Регина мягко. - Ровно через трое суток... вы знаете. Сопротивляться бесполезно. Я рассчитываю на благоразумие людей Поселка... Город в любой момент готов принять вашу капитуляцию - и Коваля в наручниках. Конец связи!
   Экран погас. Ивар устало вздохнул и сел на железный пол.
   Она мстит мне, подумал Ивар и сам поразился этой простой мысли.
   Она мстит. Она не забыла того, что было сказано тогда утром, в присутствии Сани. Она отомстила Сане за то, что он это слышал. Она мстит Ивару за то, что он это сказал.
   - ...И не будет уверенности, что мы сумеем хотя бы стартовать! Ее и так было немного... уверенности... И никогда не будет! - высокий злой мужчина по имени Никола почти кричал. - Я отвечаю за то, что творится в доке... И я говорю, что за трое суток такое в принципе... если...
   Их всех превратят в жирную копоть. Регина ох как хорошо знает Барракуду, она уверена, что он уперся, что он не отступит... Это хладнокровное убийство.
   - В принципе все возможно, - откуда-то издалека усмехнулся Барракуда. - Сделай мне подарок и просчитай наши шансы - без паники, но и без этого... куража бывалого самоубийцы.
   Ивар методично водил по полу пальцем. Так приятно было ощущать выпуклый холод стальных заклепок. Он давно уже потерял нить разговора - слова отдавались у него в ушах бессмысленной, неприятной, полной диссонансов мелодией:
   - Вариант Николы... Регина... Регина... Регина... Некомплект. Десять процентов... Сорок процентов... Вариант Регины. И НЕЧЕГО НА МЕНЯ ПЯЛИТЬСЯ!
   Ивар содрогнулся. Барракуда рявкнул еще, Никола ругнулся, жалобно попросила о чем-то Милица, примиряюще вступился Генерал, и тогда Барракуда рассмеялся:
   - Кстати, а наручники-то у нас есть?
   Они не сдадут его, думал Ивар, глядя в бежевый потолок комнаты-тюрьмы. Они не сдадут его, да и сам он не сдастся... Они попытаются бежать на своем недостроенном кораблике. Смешно.
   ...А отец ли сидел сегодня в Ратуше, перед экраном? Отец ли повернулся и ушел, когда зашла речь о скорой смерти любимого сына? Или это пустая оболочка, изъеденная изнутри? Как там говорил Барракуда: она выжрала твою душу...
   ...А что она имела в виду, когда называла Барракуду "победоносным соперником" отца? Еще тогда? Еще до рождения Сани? И мама об этом знала? О чем? Нет, Ивар просто глупый ребенок, он чего-то не понял, не понял, это слишком сложная, слишком давняя история...
   Почему она так улыбалась, так двусмысленно? Или показалось? Что же, отец, выходит, еще тогда...
   Ивару сделалось тошно. Он сел и обхватил плечи руками; ему показалось, что комнатка едва заметно сотрясается, вибрирует, и от этого сотрясения наползает непреодолимая, вязкая, черная тоска.
   Отец женился на маме, потому что любил ее. Ивар помнит - две тени, соприкасающиеся головами... Две руки на его подушке, одна тонкая, другая широкая и сильная, и пальцы сплетены... Отец ЛЮБИЛ маму и ЛЮБИТ ее, а Регина просто самовлюбленная дура, ей кажется, что весь мир...
   Но Барракуда-то умен! Что он нашел в ней, ну что, он, Ивар, решительно не может понять...
   Он неправильно понял, он маленький. Да, маленький...
   Кажется, на поверхности объекта "Пустыня" гуляет ветер. Страшный ветер, ураган, это впервые за все время пребывания Ивара на этой мелкой, мелочной, мерзостной планетке...
   ...А вдруг Регина знала все заранее?! Та сцена в невесомости... И атака, в которой погиб Саня. И теперь - Ивар. Отец останется один, и ее власть над ним будет безгра...
   Ветер снаружи свирепеет. Звенят и трясутся стены.
   Значит, отец любил Регину... И женился на маме просто потому, что Регина предпочла...
   Поле его зрения разбилось на квадратики - как шахматная доска. Ивар закрыл глаза, но квадратики не исчезли, меняясь местами, сложно вращаясь, как в калейдоскопе. Он устал. Он так устал...
   Открылась дверь. Почти беззвучно, но напряженный Иваров слух не мог ошибиться. Открылась дверь - и тут же закрылась снова, но, когда Ивар разлепил веки, в комнате никого не было. Пусто.
   Ему вдруг сделалось холодно. Никто не вошел, сказал он себе - но почему-то неуверенно. Никто не вошел.
   Ветер снаружи стих, и стихла нервная пляска стен и перекрытий, и вокруг воцарилась глубокая, как обморок, ватная тишина. Ненормальная. Неестественная. Вжавшись спиной в прохладную стену, Ивар понял вдруг, что круглая тень в углу напротив слишком темна для тени. Таких теней не бывает.
   Надо было приподняться на койке и посмотреть - но Ивар знал, что сделать это не в его силах. Попробовал зажмуриться - но слепая темнота была еще хуже, и тогда он стал смотреть в сторону - чтобы захватывать тень самым краешком бокового зрения.
   Она лежала, темная, грузная, как свернувшаяся кольцом черная кишка. Остатками здравого смысла Ивар пытался поверить, что это всего лишь тень, что на самом деле в углу нет ничего; он несколько раз принимался считать про себя, намереваясь на счете "пять" перевести взгляд и посмотреть прямо в страшный угол - и безнадежно запинался на "четыре с половиной".
   Потом он понял, что давно уже не сидит на койке, а стоит, вжимаясь спиной в стену, желая сделаться плоским, как бумажная картинка.
   Тихонько щелкнул пол. В другом углу, у двери в уборную, темнело еще одно черное пятно. Койка под босыми ногами вздрогнула, будто живая. Там, под койкой...
   ...Возится, влажно хлюпает, оплывает густой черной жижей и снова всасывает эту массу в себя. Вместо лица черная смоляная воронка... Не надо.
   Ивар захрипел. Непреодолимый, физиологический ужас перекрыл ему горло, скрутил судорогой подгибающиеся ноги, сдавил живот; в несколько секунд человеческое существо, мальчик, обернулось комком беззвучно вопящей плоти.
   ...Отлетела дверь.
   В него вцепились чьи-то руки, и он понял, что вошедший хочет стащить его с койки, скормить чудовищу. Сопротивляясь с невиданной ловкостью, сильный, как десять Иваров, он сомкнул челюсти на пальце вошедшего, рот его наполнился кровью - но вошедший был тяжелее, он наваливался, сдавливал грудную клетку, Ивар задыхался, молотил ногами, не раз и не два угодил в мягкое... Потом мутный туман перед глазами разошелся, и он увидел у самого своего носа свисающий клок бежевой обшивки.
   - Ивар?
   Он только теперь почувствовал, что руки его заломлены за спину, да так, что плечи вот-вот вывернуться из суставов.
   - Отпусти...те... - сказал он, и рот его оказался соленым.
   Хватка ослабла, ушла совсем.
   Он лежал на койке, обшивка на стене была безнадежно испорчена, место разрыва кривилось, как распахнутый рот. Края его топорщились бесцветными ворсинками. Ивар с усилием попытался вспомнить, кто и зачем разорвал нервущуюся ткань - но вместо этого обнаружил с ужасом, что лежит в мокрых штанах.
   Он покраснел. Он сделался горячим и пунцовым - и вместе со стыдом к нему вернулась память.
   - Что... - прошептал он в белое лицо нависающего над ним Барракуды. - Что... Что?..
   - Вставай, - сказал Барракуда шепотом. - Это... ПОМУТНЕНИЕ. Вставай, вставай...
   Он сунул в кобуру шприц-пистолет и рывком вздернул Ивара на ноги - раз и еще раз, потому что колени подогнулись и мальчик едва не свалился снова.
   - Помутнение... Идем со мной... Быстро, быстро...
   Ивар плохо соображал, что делает. Ноги его переступали просто затем, чтобы поддержать в равновесии неповоротливое тело; во рту стоял отвратительный вкус - и это был вкус крови человека, тащившего его за руку. С прокушенного пальца Барракуды падали на светлый пол темные тяжелые капли.
   Коридор. Поворот. Переулок под высоким потолком. Вентилятор. Винтовая лестница. Еще. Поворот.
   Барракуда остановился, и Ивар увидел, что ему тоже тяжело бежать. Лицо его казалось маской, размалеванной струйками пота.
   - Это помутнение, - сказал Барракуда хрипло. - Ты думаешь... почему объект... запрещен?
   Ивар молчал - экономил дыхание. Барракуда вытащил из кармана круглый плоский хронометр на длинной цепочке и накинул Ивару на шею:
   - Будешь... Следить...
   Хронометр мерцал теплым зеленым светом: десять минут пятьдесят три секунды. Пятьдесят четыре...
   - Пошли, - Барракуда дернул Ивара за собой, и черная сумка на боку мужчины ударила мальчика по лицу.
   Переход. Поворот. Труба. Переулок. Какая-то огромная магистраль, опутанная бесконечными змеями кабелей. Снова переход. Барракуда застонал - или Ивару показалось?
   В коридоре прямо перед ними мелькнула человеческая фигура - и сразу же хлестанул крик. Ивар почувствовал, какими холодными и липкими сделались его мокрые брюки. Кричал мужчина, и голос его был искажен до неузнаваемости. Искажен страхом.
   - Не пойдем туда, - неожиданно для себя прошептал Ивар, цепляясь за руку Барракуды. Тот приостановился, и Ивар увидел протянутый шприц-пистолет:
   - Бери!
   Ивар взял бездумно, просто повинуясь приказу. Барракуда прикрыл глаза, будто пытаясь сосредоточиться:
   - Так... Прижать к коже - к обнаженной коже - и нажать на спуск... Как только я крикну "Давай"... В ту же секунду. Понял?
   Ивар молчал.
   - Понял?!
   Отдаленный крик повторился, и Ивар почувствовал, как шевелятся волосы на его голове.
   - Понял... - прошептал он почти беззвучно.
   Барракуда несколько мгновений сверлил его глазами - потом повернулся и двинулся навстречу далекому, захлебывающемуся воплю.
   Источником вопля оказалось скорчившееся в углу существо; Ивар не сразу распознал в нем человека, а когда распознал, не обрадовался. Барракуда что-то громко, ласково проговорил; существо широко распахнуло белые безумные глаза, заскулило и выставило перед собой короткий ствол разрядника.
   Барракуда длинно, изощренно, грязно выругался.
   Ивар прижался к стене. Он пропустил момент, когда Барракуда прыгнул; разрядник плюнул в светящийся потолок, и один за другим почернели три или четыре плафона. Потом что-то покатилось по полу и остановилось неподалеку от затаившегося Ивара; покосившись под ноги, тот увидел короткий широкий ствол.
   Двое боролись. То существо в углу оказалось сильным и гибким; извиваясь, оно тонко и жутко визжало. Барракуда рычал, наваливаясь, хватая ртом воздух; в какой-то момент существо оказалось прижатым к полу, и тогда Ивар услышал сдавленное:
   - Давай!
   Он стоял на месте, пытаясь понять, к кому обращается Барракуда.
   - Давай! Давай! Давай!!
   Ивар сделал шаг вперед. Мокрые штаны облипали ноги.
   Существо рвалось из последних сил, Барракуда больше не мог его удерживать:
   - Дава-ай! - последовало ругательство, да такое, что Ивара передернуло.
   Костлявая рука существа царапала пол, оставляя кривые бороздки; Ивар пересилил себя и коснулся рукава. Обнажилось запястье, вздутые вены, каменные мышцы...
   Ивар прижал рыло пистолета к этой дергающейся руке и надавил на спуск. В ту же секунду Барракуду отбросило к противоположной стене; Ивар успел отскочить, а на том месте, где он только что сидел, бились о пол длинные ноги в высоких зашнурованных башмаках.
   Потом ноги ослабли. Барракуда поднялся и, капая кровью из прокушенного Иваром пальца, подошел к лежащему:
   - Вставай.
   Тот застонал, шаря руками в поисках опоры. С трудом сел; Ивар еле сдержал удивленный возглас.
   Потому что сидевший оказался Генералом.
   - Ивар, - бросил Барракуда через плечо. - Время.
   Ивар глянул на хронометр:
   - Девятнадцать минут сорок три секунды...
   - Барракуда, - прошептал Генерал. - Это... немыслимо. ТАКОЕ... это впервые. Это...
   - Заткнись, - сказал Барракуда сквозь зубы. - У нас сорок минут... - из черной сумки показался еще один шприц-пистолет и тускло звякнувшая коробка ампул. Генерал поспешно закивал:
   - Да... Но предупреждения не было. Почему не было сводки?..
   Барракуда будто не слышал:
   - Второй корпус... В одиночку трудно. Начинай с женщин, кто послабее... - пальцы Барракуды выбросили из шприца пустую ампулу и заменили ее полной, зеленой, как изумруд. - И связь. Обязательно связь, Генерал... Все. Пошел!..
   Прижимая к боку коробку ампул, Генерал поспешил прочь по коридору; Барракуда снова завладел онемевшей рукой Ивара, и снова навстречу им понеслись коридоры и повороты.
   Полуоткрытая дверь. Пожилая женщина в обмороке; Ивар облегченно вздохнул: драки не будет. Барракуда ввел бедняге лекарство и не стал дожидаться, пока она придет в сознание - просто потащил Ивара дальше.
   Следующая дверь оказалась распахнутой настежь. В темной луже у порога белела вывалившаяся из проема рука - судорожно стиснутая, вцепившаяся в остро поблескивающий предмет - не то лезвие, не то осколок. Барракуда заглянул в проем - и властно отпихнул мальчика:
   - Дальше.
   Хронометр показывал тридцать девять минут две секунды. Ивар заплакал.
   Запищал браслет на руке Барракуды; не останавливаясь, он поднес зеленый огонек к щеке:
   - Хорошо... Очень... хорошо... еще двадцать минут. Ищите...
   Происходившее потом слилось в один сплошной поток.
   Ивар едва успевал выбрасывать из шприца пустые ампулы; коридоры вдруг наполнились людьми, обезумевшими от страха, и другими, растерянными, злыми, деловитыми; Ивар тыкал шприцом, не глядя - тыкал, пока шприц не вынули из его непослушных рук. Отойдя прочь, он еще успел увидеть чьи-то босые ноги, медленно покачивающиеся в полуметре от пола.
   Помутнение. Помутнение разума.
   Барракуда сидел на полу - глаза полуприкрыты, губы запеклись, серое, изможденное лицо. Ивар чуть не споткнулся о его ногу.
   - Время... - прошептал Барракуда, не открывая глаз.
   - Пятьдесят три сорок две, - автоматически ответил Ивар.
   Вокруг суетились и переговаривались, ругались, окликали и считали уцелевших.
   - Что такое Помутнение? - спросил Ивар.
   Барракуда чуть заметно шевельнул губами:
   - Движение... песков... Вибрация... Проклятие... запрещенного объекта "Пустыня"...
   - Это... часто?
   - Редко... Так сильно - почти никогда. И сводки не было, черт, черт!.. Не было сводки...
   За углом коридора плакала девушка. Навзрыд. Почти девчонка.
   - Зачем же вы поселились в проклятом месте?
   Барракуда вскинул брови:
   - А все другие места Город застолбил задолго до твоего рождения... И моего, кстати, тоже...
   Вздрогнул пол под подошвами бегущих людей.
   - Время... - прошептал Барракуда.
   - Пятьдесят пять тридцать одна...
   - Барракуда! - коротко стриженая женщина опустилась рядом, нет, скорее упала, сбивая в кровь колени, - Барракуда... Зеленки!..
   Он подтолкнул ей навстречу опустевшую сумку. Женщина запустила в нее руку - и лицо ее сделалось смертельно обиженным:
   - Где же?!
   - Все, - сказал Барракуда. - Еще у Генерала, у Друвича, в контейнере...
   - Нет ни у кого! Все!
   - И в контейнере?!
   Некоторое время Барракуда и женщина в упор смотрели друг на друга, и Ивар почувствовал, как из пустоты между ними рождается новый, пока непонятный ему страх.
   - Кто? - медленно спросил Барракуда.
   - Тимор... - выдохнула женщина.
   Это был молчаливый парень, приносивший Ивару еду. Сейчас он кричал, и четверо мужчин прижимали его к полу, и Милица пыталась удержать на коленях мотающуюся голову с бесформенным, расплывшимся в вопле ртом.
   Люди метались. Ивар просто стоял и смотрел.
   Он сразу понял, что ампулы не будет. Что-то твердил Генерал, плакала коротко стриженая женщина, а парень по имени Тимор смотрел и смотрел в глаза своему ужасу. Из черного разинутого рта струйкой бежала красная слюна, а вырывающиеся из горла звуки все меньше походили на человеческий крик.
   - Барракуда... Сделай... Зеленки... Найди... Сделай...
   Чего они хотят от него, искренне удивился Ивар. Нет у него ампулы, нет никакой "зеленки"... Надо же, бардак какой, знали, что Помутнения возможны - и не запаслись лекарством... Отец - он бы все предусмотрел...
   Тимор посинел. Из закатившихся глаз его текли слезы. Хронометр тонко запищал - шестьдесят одна минута. Истек срок... какой-то важный срок.
   Теперь они все сидели над распростертым агонизирующим телом. Чьи-то ладони лежали на впалых щеках, на лбу, на вздувшейся шее; Тимор не слышал и не чувствовал. Последним видением в его жизни было нечто, от чего глаза его сделались белыми, как два алебастровых шарика.
   Запертый в комнате с ободранной обшивкой, он слышал, как содрогнулся пол - три капсулы, три фонарика, последний путь.
   Тогда, возле страшного трупа, оставшегося от серьезного парня по имени Тимор, Ивар поймал на себе взгляд. Взгляд брошен был в расчете, что Ивар не заметит его; он, однако, заметил.
   Сейчас, глядя в разинутый рот надорванной обшивки, Ивар с удивлением подумал, что еще неделю назад ему и в голову не могла прийти та мысль, которая ворочалась сейчас на дне сознания; мысль рождена была взглядом, спровоцирована взглядом - однако теперь Ивар решил, что, не будь взгляда, она явилась бы все равно.
   Для спасения Тимора не хватило одной зеленой ампулы; именно эта единственная ампула досталась Ивару.
   Почему не было сводки-предупреждения? Ну ладно, пусть драгоценная "зеленка" хранится в контейнере, при температуре, близкой к абсолютному нулю - но почему же готовой партии не хватает на всех?! Или они в суматохе раздавили парочку ценных ампул, и тогда лекарство, потраченное на Ивара, не имеет столь рокового значения, и он все выдумал, и взгляд этот тайный - выдумал тоже... И почему кто-то ухитрился противостоять напасти и добраться до "зеленки" - Барракуда в первых рядах - а кто-то не успел?..
   Вопросы представлялись Ивару почему-то в виде блеклых лохмотьев, развешенных в стороне от главного; как бы то ни было, но Тимор умер в мучениях, а он, Ивар, жив.
   Его вытащили первым. Барракуда пришел и вытащил его из кошмара, первым, раньше Генерала, раньше всех самых преданных и нужных ему людей, не рассчитывая, хватит ли ампул...
   А может быть, рассчитывая. Очень хорошо и тщательно рассчитывая: товар, последний шанс. А не шанс, так месть: "С первым крейсером в нашем небе я убью этого мальчика... на глазах отца"...
   ...И жрецы уже соорудили жертвенный стол, и до слуха будущей жертвы доносятся песнопения, предваряющие священный акт. Душат сладким запахом цветочные гирлянды, увивающие и голову, и плечи, и стянутые за спиной руки... А в центре ритуального круга из маленьких костров ждет своего часа орудие - светлое лезвие, похожее на ущербную луну: острие умащено розовым маслом, и на любовно отполированных боках пляшет отблеск огня...
   Но неужели Белый Рыцарь НИКОГДА не вернется?!
   -...У меня нет времени, Ивар, - сказал Барракуда. - Нет времени на разговоры... Ни минуты. Прости.
   Ивар смотрел на его палец, туго спеленутый лентой пластыря. Барракуда стоял в дверях, не собираясь даже переступать порога:
   - Ладно, о чем ты хотел спросить?
   Ивар отвернулся. Язык не поворачивается: "Вы спасли меня, чтобы поэффектнее убить?"
   - Ну же, у меня нету ни...
   - Неужели вы ее любите? За что ее можно любить?
   Ивар успел удивиться своему вопросу. Голос его казался почти обиженным:
   - За что? За что любит ее мой отец? Она колдунья?
   Барракуда сделал шаг вперед. Потом еще шаг, и дверь закрылась за его спиной.
   - Не думаю, - сказал он медленно. - Вряд ли она колдунья... И вряд ли я люблю ее, Ивар.
   Ивар мысленно поблагодарил его. В такой ситуации любой взрослый вправе недоуменно вскинуть брови: "Кто? О ком речь?"
   - Она... - Барракуда болезненно поморщился. - Я не могу тебе объяснить. Не потому что не хочу - не умею... И это жаль, потому что в нашей с тобой судьбе она сыграет... значительную роль.
   Слова были произнесены негромко и буднично - но Ивар ощутил приступ холодной тоски. Ему расхотелось говорить; подтянув колени к подбородку, он прикрыл глаза - в ожидании, что Барракуда уйдет.
   - Ты хочешь спросить меня, что будет завтра, - донеслось до него сквозь темноту опущенных век.
   - Да, - вяло отозвался Ивар. - Вы спасли меня, чтобы было кого убивать.
   - Говори мне "ты"...
   - Ты спас меня, чтобы было кого убивать.
   - Я спас тебя, потому что хочу, чтобы ты жил.
   - Но твои тигарды тебе важнее.
   - Да... И я мог бы сказать тебе: "Что ты, Ивар. Я ни за что на свете не убью тебя. У меня рука не поднимется на ребенка"... Я хотел тебе так и сказать. Но вот не хочу... врать не хочу. Ты бы все равно почувствовал, и было бы хуже.
   Ивар открыл глаза. Круглые плошки Барракуды смотрели в упор.
   - Так ты убьешь?..
   На запястье Барракуды запищал браслет; нахмурившись, он придавил зеленый огонек и погасил его.
   - Если Регина не... Если Город не передумает, мы попробуем стартовать. Пережить атаку нам не удастся, конечно... Настоящую атаку. Но настоящей атаки не будет. Они не станут давить нас огнем - они захотят сохранить тебя...
   Ивар поднял глаза:
   - Да?
   Он сам себе удивился - в вопросе обнаружился сарказм. Барракуда тоже услыхал его и нахмурился:
   - Ну конечно... Они попытаются штурмовать Поселок, не разрушая его. А я хочу убедить их, что штурм равнозначен... - он осекся.
   Ивар ждал.
   - Наши предки, - медленно проговорил наконец Барракуда, - наши предки верили, что человек, убивший ребенка, подвергает проклятью детей своего рода... Это тяжкий грех. Но если на пути исхода тигардов случатся грехи - они будут все на мне, Ивар. Понимаешь?
   - ...Понимаешь, Генерал? Мы спасем не себя - ребенка... Мы выдадим Кая, чтобы уберечь его от страшного греха...
   - И себя тоже...
   - И себя, потому что грех ляжет на всех... Это жизнь ребенка, это...
   - Жизнью этого ребенка уже пожертвовал его отец! А разве предательство по отношению к Каю - не грех?!
   Ивар безучастно смотрел в пол. С его присутствием давно никто не считался - чего уж там, отец принес-таки сына в жертву, дело обычное... Чего стесняться...
   Барракуда вздрогнул, будто чувства Ивара могли странным образом передаться ему. Уронил руку на Иварово плечо:
   - Заткнитесь... "Пожертвовал", "предательство"... Дешевая кукольная мелодрама. Если я сочту нужным еще раз встретиться с другом Оновым - я сделаю это без подсказки... Но Онов любит мальчика. Я бы тоже его любил... будь он моим сыном... И не принес бы его в жертву никаким высшим соображениям... А потому придержите языки! - Барракуда повысил голос, а рука его тем временем притянула Ивара к себе, и тот не сопротивлялся.
   - Через несколько часов, - начал Барракуда с внезапной хрипотцой, - Никола скажет мне "да" или "нет"... Если "да", если наша машина на что-то годится - тогда немедленный старт... Если "нет"... Будем ждать связи. Они обязательно выйдут на связь, потому что истекает срок ультима...
   - Они уже на связи, - ровно сказала Милица.
   Ивар увидел, что держит Барракуду за руку. Нервно, мертвой хваткой.
   Щелкнул, наливаясь жизнью, зеркальный экран. Ивар заставил себя поднять голову - и обомлел. Никакой Регины не было в кадре; все пространство от пола до потолка занимало бесстрастное, надменное лицо Командора Онова.
   Командор постарел на десять лет. Исхудавшее лицо избороздили непривычные Ивару морщины, сменили цвет редеющие волосы и непривычно глубоко провалились глаза - но это были спокойные глаза сильного человека, и впалые щеки оказались тщательно, безукоризненно выбриты. Это был новый отец - но это был безусловно он, и тогда Ивар понял, что кошмар наконец закончился.
   - Что ж... - медленно проговорил Командор. - Думаю, Поселок принял решение?
   - Срок ультиматума истекает через два часа, - любезно напомнил Барракуда. Командор кивнул:
   - Я знаю... Однако через два часа на разговоры уже не останется времени. Я слушаю вас, Коваль.
   Ивар ощутил, как дрогнула рука Барракуды на его плече. Чуть-чуть дрогнула.
   - Наш ответ остается прежним. Вы отказываетесь от штурма - или гибнет мальчик.
   Зал за спиной Барракуды молчал. Не просто тишина - глубокое, болезненное безмолвие.
   Командор Онов сделал паузу. Помолчал, изучая замерших в ожидании тигардов; начал негромко, тем же ровным бесстрастным голосом:
   - Соображения высшего порядка, и прежде всего соображения безопасности Города, заставляют меня отдать приказ о штурме. Через сто двадцать минут удар будет нанесен. Больше - никаких переговоров, но капитуляция поселка будет принята. Это все.
   Безмолвие. Безличие. Ивар, улыбаясь, смотрел в огромное, на всю стену, лицо отца, и кто-то внутри головы возмущенно твердил: улыбка неуместна. Сожми губы, улыбка неуместна, это неправильно!..
   Рука Барракуды медленно выпустила его плечо. Ивару сразу же показалось, что он чего-то лишился - чего-то важного... Поддержки, что ли?
   Безмолвие. Гнетущая тишина. Командор Онов теперь смотрел на сына - на Ивара, и только на него. Под этим взглядом с Иварового лица сползла улыбка - и он вдруг почувствовал приступ стыда. Все эти люди смотрят на него, и каждый думает: вот мальчик, от которого отказались во имя высших интересов. Вот мальчик, сын отца, принесшего сына в жертву принципам.
   - Ивар, - сказал Командор Онов. - Без тебя я не стану жить.
   Безмолвие. Ивару захотелось отвернуться - но глаза отца вдруг сделались больными и умоляющими. Кто знает, что он хотел сказать - прости, не могу иначе, не могу, долг, может быть, суждено увидеться, твоя мать, ты так похож на свою мать, Саня, нет уже Сани, не могу иначе, долг, прощай...
   И, не в силах выносить больного кричащего взгляда, Ивар пробормотал примирительно:
   - Нет, ничего... Конечно...
   Экран пошел гаснуть - глаза отца таяли, таяли, и экран обернулся огромным вогнутым зеркалом, в котором застыла обмеревшая толпа; Ивар успел прошептать что-то вдогонку уходящему отцу, когда всеобщее оцепенение прорвалось грохотом откинутой двери.
   На пороге стоял Никола, и лицо его казалось лицом счастливого пьяницы:
   - Есть! Есть, р-раздери!.. Машинка прошла тесты, а я что говорил, а?!
   Все в той же тишине Милица швырнула в воздух свой обруч с синим камушком. Потом поймала и швырнула опять.

ГЛАВА ПЯТАЯ

* * *

   ...Сдернутый с места лагерь кочевников. Толпы повозок, ржание лошадей, подобное истеричному смеху, смех, подобный ржанию, горы тряпья на месте опрокинутых шатров, оскаленные белые зубы, веселый кураж на грани паники - и почти осязаемое присутствие близкой возможной смерти. Всеобщее единство на грани коллективного помешательства.
   Исход...
   Они уносили все, что могли унести, и безжалостно бросали все, что можно было бросить. Из горячечной суматохи этих часов память Ивара сохранила только безымянную руку в перчатке, последовательно расправлявшуюся с безымянным же пультом - все функции в положение "ноль". Мертвечина.
   Барракуда оказался запаянным в глухой черный комбинезон с откинутым забралом шлема; на поясе его обнаружилась потертая кобура, и ее содержимое выпирало наружу краем ребристой рукоятки. Рядом с кобурой болтались на цепочке два светлых металлических браслета; Ивар не поверил глазам. Наручники? Или померещилось?
   Барракуда рвался на части.
   Казалось, десять разных человек мечутся по бывшему Поселку, развороченному, как тело на операционном столе. Барракуда смеялся; он казался довольным и счастливым, он излучал уверенность и силу, и в его присутствии муторные хлопоты накануне неведомого оборачивались почти праздником; потом предводитель тигардов надолго замирал, приникнув к окну встреченного по дороге монитора, и тогда Ивар видел, как по белому подбородку течет струйка крови из прокушенной губы.
   В какой-то момент Ивар с Барракудой оказались в самой шахте корабля - Ивар поразился, потому что никогда не видел судов такого класса. Это было-таки грандиозное сооружение - даром что на соплях... Хотя, может быть, и не на таких уж соплях - кустарно, нестандартно, но тест не врет... Если машина прошла тест - ей можно доверить жизнь...
   Впрочем, одно прямое попадание в шахту сможет прервать полет еще до начала. Они понимают это - и они идут на это. Надеются... И в суматохе сборов успевают проститься. Огромный вокзал, где пассажиры прощаются не с провожающими - друг с другом...
   А потом и суета, и лихорадочная спешка вдруг оборвались; к проему люка полз Черный Камень, снятый с постамента, окруженный множеством предосторожностей, обернутый тончайшей сверхпрочной сеткой. Широкоплечий старик, выполняющий обязанности служителя, шагнул вперед:
   - Очистим же наши мысли от сиюминутного, изгоним из помыслов неуверенность и страх, обратимся душей...
   На погрузочной площадке собрался, кажется, весь Поселок; плотным кольцом стоя вокруг Камня, люди сосредоточились на своем странном ритуале. Сосредоточились, заставив себя забыть о времени, протекающем сквозь пальцы, приближающем неминуемый штурм, пожирающем шансы на спасение:
   - Обратимся душей к святыне... не зная иных мыслей. Не зная суеты...
   Стоя рядом с отрешенным Барракудой, Ивар видел, как мучительно борется с собой молодая девушка, стоящая по правую руку от старика; изо всех сил пытается обратиться к святыне - и не может, придавленная знанием об утекающем времени, о недовершенных сборах, о том, что все равно не успеется...
   И все они - весть поселок - смотрят на нее и ждут. И текут секунды, отдаляя успех и неминуемо приближая всеобщую гибель. И бледное девушкино лицо делается темно-красным, и на глаза наворачиваются слезы...
   Ивар успел подумать, что на чей угодно трезвый взгляд тигарды ведут себя, как умалишенные. И даже ощутил смутное раздражение - ну какая разница?! На что они тратят драгоценное время - на никому не нужную формальность?!
   А потом девушка овладела собой. И сразу успокоилась, и глаза ее на мгновение сделались совершенно безмятежными, глубокими и счастливыми; только на мгновение, потому что уже в следующую секунду обряд завершился, уступив место спешке - еще более лихорадочной, напряженной, злой.
   В какой-то момент запыхавшийся Ивар споткнулся и отстал; Барракуда вернулся за ним, чтобы схватить цепкой птичьей лапой не за шиворот - прямо за горло:
   - Я же ПРОСИЛ быть рядом! Я НЕПОНЯТНО объяснил?!
   Ивару захотелось закрыть лицо - ему показалось, что его сейчас ударят. С трудом сдержавшись, он заставил себя не отводить глаза:
   - Не бойтесь, я не убегу.
   Барракуда отшвырнул его - Ивар ударился затылком о стену, но смолчал.
   - Перед стартом, - глухо сказал Барракуда, - я выведу тебя к воротам. А сейчас мне нужно, чтобы ты был при мне... Будь добр делать то, о чем тебя просят.
   Ивар потерял счет времени; пот заливал ему глаза, Барракуда тащил его чуть ли не за шиворот, остро пищал зеленый огонек переговорного устройства, и лихорадочно перемигивались пестрые экраны, и стремительно приближался последний срок, самый последний, назначенный Командором срок...
   Потом Барракуда вдруг сделался совершенно равнодушным, безвольным, ватным. Оттолкнул кого-то, жаждущего его помощи, и двинулся прочь - Ивар волочился следом, как собачонка на коротком поводке. Глядя себе под ноги, Барракуда свернул в какой-то безлюдный тупик; взглянул на мальчика, как на случайного прохожего, все так же равнодушно отвернулся и отошел в темный угол.
   Ивар стоял, не решаясь сделать и шага; под ногами Барракуды захрустело битое стекло, потом хруст оборвался.
   Ивар выждал минуту; потом, сам того не желая, двинулся следом.
   Барракуда сидел перед глухим пластиковым щитом - то есть Ивару показалось, что он сидел, а на самом деле он стоял на коленях, закрыв лицо руками. До обомлевшего мальчика донеслось приглушенное:
   - Сквозь ночь... Сквозь день... Травой сквозь могильные плиты... Сила земли. Сила воды... Ор загг, ор хон, ава маррум... Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу...
   У Ивара мороз продрал по коже. Ему как-то сразу стало ясно, что Барракуда действительно остановился у последнего предела. На краю.
   Ивар шагнул вперед - под ногами отвратительно хрустнуло. Барракуда не обернулся - он все так же прятал лицо в ладонях, и до Ивара доносились монотонно повторяющиеся слова и фразы, незнакомые, щекочущие слух. Тогда он опустился рядом.
   - Этот день, - хрипло сказал Барракуда. - Мы дожили... Этот день.
   Ивар прерывисто вздохнул. И спросил, еле ворочая запекшимися губами, спросил неожиданно для себя:
   - А правда, что вы знали... мою маму?
   - Да, - отозвался Барракуда, не поднимая головы. - Она была... хорошая.
   - Она была хорошая, - повторил Ивар шепотом. - И отец всегда любил только ее.
   - Да, - кивнул Барракуда. - Только ее... еще Саню и тебя...
   Ивар вспомнил, как дрожал голос надменного Командора Онова: "Ты получишь все, что потребуешь... Этот мальчик дороже... Возьми меня заложником. Отпусти его..".
   А потом колени отца глухо ударились о пол.
   ЦЕНА. Цена... Какая сложная система ценностей... Отец отрекся от себя, он пожертвовал честью, и что по сравнению с этим - пожертвовать жизнью... Своей. Но он пожертвовал сыном... Значит, есть для него нечто более ценное... Как для Барракуды - этот самый его Род?..
   - Прости меня, - сказал Барракуда.
   Едва слышно завибрировал пол. Барракуда вздрогнул:
   - Шлемы...
   Ивар механически натянул шлем; Барракуда опустил забрало, и глаза его скрылись под толстым слоем дымчатого пластика. Ивар мельком подумал, что, возможно, никогда больше не увидит его лица.
   Штурм начался на десять минут раньше времени. Первым делом Поселок отравили дурманящим газом - и напрасно, потому что среди людей Барракуды не нашлось никого, кто пренебрег бы шлемом. Тяжелые клубы газа оседали под ноги уходящим на корабль людям, когда первый основательный удар Города разнес ворота Поселка в искореженные клочья.
   Ивар не видел этого и не знал; он ощутил только, как содрогнулось упрятанное в недрах планетки сооружение - конвульсивно дернулось, как живое существо, предчувствующее близкий конец.
   "С первым же залпом атаки... я убью этого мальчика"...
   Ивар ощутил приступ нового тошнотворного страха. Поселок содрогнулся еще - обрушилась гроздь внешних лифтов.
   - Больше шума не будет, - сказал Барракуда. - Они пойдут тихо.
   Пискнул браслет на руке Генерала, и в наушниках Ивара затрещало сбивчивое:
   - В небе наблюдатель... ш-с-ф-ш... Они найдут шахту... ш...с...ш...
   Говоривший бранился через слово.
   Генерал, по-видимому, переглянулся с Барракудой.
   - Десять минут, - сказал тот едва слышно.
   - Десятиминутная готовность, - сообщил Генерал своему бранчливому собеседнику. - Мы идем на борт.
   Барракуда ступил на трап; навстречу ему приветственно распахнулась железная пасть внешнего люка. Генерал шел следом.
   Ивар вдруг стал, будто ему перебили ноги. Барракуда мягко, но настойчиво потянул его за руку.
   - Вы обещали, - прошептал Ивар, сам еще не веря в происходящее. - Вы обещали... отпустить меня! Вывести на поверхность!
   - Я не успел, - лицо Барракуды оставалось скрытым под пластиковым забралом. - Я не успел, - в голосе его скользнули почти панические нотки. - Я не успел. Не успел.
   - Вы ОБЕЩАЛИ!
   - Не успел.
   Ивар почувствовал, как твердь уходит из-под ног... Это почти смерть. Это хуже смерти. Вечное изгнание?!
   - Отпустите! Немедленно! Меня! Сейчас!
   - Куда?! Заблудишься, все системы поселка отключены, после старта возможна серия взрывов...
   - Время, - нервно сказал Генерал.
   Ивар прыгнул.
   Это случилось помимо его воли - он вдруг обнаружил себя в воздухе, а еще через мгновенье ему навстречу бросился железный пол, и, едва коснувшись его, он уже вставал снова, не чувствуя боли в разбитых коленях.
   - Ивар!!
   Бежать. Бежать, пока они не опомнились, они взрослые и бегают быстрее...
   - Генерал, назад! На борт!
   Это Барракуда.
   Обломки под ногами. Лабиринт безлюдных переходов, давит на плечи шлем, как тяжело дышать... бегущему...
   - Ивар, стой!!
   Винтовая лестница. Жесткая рука хватает за плечо; немыслимым образом вывернувшись, Ивар кинулся в проем, пролетел несколько метров и шлепнулся как кошка - на руки и ноги. Теперь у него преимущество - пока еще Барракуда спустится...
   Но колени болят. И тяжелеют ноги. И нечем дышать.
   В наушниках писк. Ясный голос Милицы:
   - Кай, возвращайся. Стартуем, Кай...
   Хрип Барракуды:
   - Ждите... Минуту...
   - Они выследят шахту, Кай... Стартуем.
   - Минуту...
   Ивар понял, что задыхается. Перед глазами у него давно потемнело, только в самом центре этой пелены оставалось зрячее окошко. Коридор вел вниз и вниз - явно не туда, куда следует бежать, и все ниже опускался железный потолок; повинуясь скорее инстинкту преследуемого, нежели остаткам рассудка, Ивар забивался все дальше в какую-то подсобную нору, где низкий потолок нависал почти в метре над железным полом и сводил на нет преимущества его взрослого преследователя.
   Свист в наушниках.
   - Барракуда... Кай... Возвращайся... Стартуем...
   Железный грохот под башмаками оборвался: Ивар вылетел на пористое покрытие широкой площадки с круглым проемом в центре. Запнувшись одной ногой о другую, он долго еще продолжал лететь вперед - пока не растянулся в полный рост, распластался, выбросив перед собой сведенные руки. Все... Конец пути.
   Он смог откинуть за спину шлем и схватить ртом нездоровый, дурно пахнущий воздух. Лучше отравиться, чем задохнуться... Наверное.
   Тонко и неразборчиво пищали сброшенные вместе со шлемом наушники; Барракуда подбежал и остановился рядом - и тогда Ивар удивился, почему не стихает отчетливый топот ног.
   Сбивающийся, отчаянный топот. Барракуда, не отрываясь, смотрел вперед, и проследив за его взглядом, Ивар увидел несущуюся по ребристой кишке коридора человеческую фигуру.
   Бегущему потребовалось несколько секунд, чтобы вылететь на площадь перед упавшим мальчиком и стоящим над ним мужчиной; здесь он замер, будто налетев на стену, и вскинул руку, вооруженную коротким толстым стволом. Забрало его шлема оказалось абсолютно непрозрачным.
   Что-то хрипло, неузнаваемо, металлически сказали наушники. Ивар поднял взгляд на Барракуду; тот медленно стянул свой шлем, обнажая залитое потом лицо с темной полоской ощетинившихся усов.
   Ивар посмотрел на вооруженного человека и удивился, почему рука со стиснутым в ней стволом мелко дрожит. Человек смотрел на Ивара, но мальчик видел только блестящий дымчатый пластик.
   Резанул уши тонкий писк - это на руке у Барракуды ожил браслет. Ивар услышал сдавленное:
   - Стартуйте. Стартуйте. Стартуйте сейчас.
   Вооруженный человек шагнул вперед. Ивар заплакал и кинулся ему навстречу.
   ...Белый Рыцарь, восставший из праха Белый Рыцарь явился-таки к нему на помощь. Явился, рискуя жизнью, обогнав в дикой скачке всех своих воинов, явился вовремя... И бьется на ветру снежно-чистый плащ. И ослепительно, незамутненно сияет камень на рукояти меча...
   Лицо отца было мокрым, и седые волосы слиплись на висках. Ивар обхватил его колени, потом жадно потянулся, встал, чтобы прижаться лицом к тяжело вздымающимся ребрам.
   Ударился об пол непрозрачный дымчатый шлем. Ивар почувствовал, что теряет волю и память - растворяется, расплывается в потоке нежности, вины и страха за него, за сына...
   ...Бежал, сбивая ноги. Не ждал увидеть Ивара живым - а вот увидел...
   Прошло всего несколько секунд. Резкое движение отца вывело Ивара из сладкого оцепенения:
   - Стоять!!
   Вскинутый ствол. Холодные глаза Барракуды, насмешливые, жестокие. Размазанное в броске тело, утробный хлопок выстрела, резкий неприятный запах, снова выстрел - месиво огня, расползающееся по пластику на потолке, нога Барракуды на самом краю круглого проема... Оттолкнув Ивара, отец бросился вперед, подставив локоть под прыгающее в руке оружие - но кобура на поясе Барракуды уже опустела, и в глаза Онову уставился неестественно глубокий темный раструб.
   ...И на пути Белого Рыцаря встал извечный враг его, и черен плащ его, и черен меч... Черный Рыцарь встал на пути Белого... а Белый Рыцарь встал на пути Черного, и два пути слились в один, а на одном пути двоим не разминуться, и вот уже летят искры от впервые соприкоснувшихся лезвий...
   Железное небо - небо вращающихся мечей. Красное солнце навсегда зависло над зубчатой кромкой леса - ему уже не опуститься и назавтра не встать...
   Он успел заметить удивление в глазах отца и горечь в глазах Барракуды, он успел заглянуть в бездонную воронку чьего-то ствола, а потом сознание его снова сдвинулось, и он увидел маленького пажа, бросившегося между двух мечей. Вопиющее нарушение этикета!
   Потом огненный шар разорвался прямо перед его лицом - отшатнувшись, он потерял опору под ногами. Горящий потолок вскрикнул двумя голосами.
   Обрывок провода хлестанул его по лицу. Что-то больно впилось в спину, в плечо; прямо перед глазами оказалась огромная лопасть колоссального вентилятора. Ивар с трудом продохнул - болели ребра - и тут только понял, что не летит больше, а висит посреди мира в паутине тонких пластмассовых нитей. Над головой оказался далекий железный пол, а под ногами замерли два лица - одинаково белых, с широкими круглыми глазами, два лица в круглом проеме, ага, вот куда он свалился...
   - Ивар?!
   Он шевельнулся - и сразу же все поменялось, верх стал низом и опасно приблизился: далеко на тусклом металлическом покрытии пузырилась и исходила паром широкая неприятная лужа.
   - Ивар?!
   Они оба склонились над краем проема, почти соприкасаясь головами. Ивар отстраненно подумал, что вот они ровесники, но отец выглядит лет на десять старше...
   - Не двигайся, сынок... Сейчас...
   Он удивился: что - сейчас?
   Лопасть вентилятора оказалась теперь совсем близко - Ивар оперся на нее коленом, потом бедром, потом вцепился руками. Какая древняя, уродливая, нерациональная машина. Ветряная мельница...
   Он прикрыл глаза. Зеленый пригорок с нарядной мельницей на вершине, широкие крылья увязли в синеве...
   - Ивар, держись...
   Они о чем-то совещались; Ивар удивился, узнав знакомое Барракудино: "Не ори на меня! Я сказал, не ори на меня!!"
   Откуда писк?! А, это наушники за спиной... Едва слышный голос твердит и твердит: Кай, возвращайся... Стартуем, Кай... Стартуем...
   Широкая лопасть зачерпнула его, как ложка зачерпывает кусочек мяса. Ивар вцепился в нее руками и подбородком - а лопасть лениво, медленно обрывала пластмассовые нити удерживающей его паутины.
   Ветряная мельница. В недрах объекта "Пустыня". Надо же!
   - Не ори на меня!! Ты сильнее, ты удержишь...
   Ивар повернул голову.
   Соседняя лопасть, тоже огромная и ленивая, уже скрывалась во тьме некой иззубренной щели. Лопасть, несущая Ивара, лопасть, за которую он имел несчастье уцепиться, спешила вслед за товаркой.
   Он не поместится в щель. В мясорубку; мама, не надо, ну не надо, пожалуйста...
   Он судорожно глянул вниз - далекий железный пол, пузырящаяся лужа...
   Выбирай. В фарш - или в лепешку.
   - Ивар, не бойся!!
   Еле слышно шелестели наушники: Кай, возвращайся... Скорее, Кай... Скорее...
   Потом в их шелест ворвался раздраженный крик Барракуды:
   - Да стартуйте же! Ради Прародины, стартуйте сейчас!
   Нет, Кай... Нет, нет... Скорее... Мы никуда не уйдем без тебя...
   - Ивар, ты держишься?!
   Он понял, что не чувствует рук. На его глазах собственные, ставшие чужими пальцы медленно разжимались.
   - Давай, Онов!! Давай, Дима! Давай!
   Скрип металлического троса. Ивар увидел надвигающуюся сверху тень; потом рука, цепкая, как лапа манипулятора, ухватила его за шиворот:
   - Есть, Онов! Держи!
   Ивар почувствовал, как пахнет Барракуда - потной кожей, паленой тканью, еще чем-то... Наверное, мокрой травой.
   - Ивар... Разожми руки. Теперь разожми. Я держу, не бойся...
   Неужели он не понимает, что Ивар не властен над собственными пальцами?!
   Из щели несло затхлым. Отвратительный запах, запах смерти.
   Наверху что-то выкрикнул отец. Не ори на меня, вяло подумал Ивар.
   Руки Барракуды сдавили его до боли. До обморока...
   Пальцы разжались, и верх снова поменялся местами с низом. Внизу оказался белый как молоко отец - впрочем, сейчас он уже не был белым. Лицо его понемногу багровело - перекошенное усилием лицо, натянутый, как струна, железный трос...
   Вверху оставался тусклый железный пол с пузырящейся лужей. Нет, там, кажется, какие-то люди...
   Мы не уйдем без тебя. Мы не уйдем без тебя, - причитали наушники. - Возвращайся... Скорее... Они... выследили шахту... Скорее...
   Лопасть, секунду назад удерживавшая Ивара, неспешно влезла в свою зубчатую щель. Отец захрипел - теперь он удерживает на весу их обоих...
   - Тяни, Онов! Тяни!
   Барракуда сжимал Ивара руками и коленями:
   - Я держу его, Дима! Тяни же!
   Хрип. Глухой стон:
   - Не могу...
   ...Возвращайся, Кай... Возвращайся...
   - Закрепи трос хотя бы! Закрепи в пол!
   - Нету... Сил... Не могу...
   Маятник, имевший грузом мальчика и мужчину, качнулся. Тусклый металлический пол сделался ближе. По железному тросу скатилась капля крови:
   - Не могу, Кай... Руки...
   Женский голос в наушниках сменился мужским:
   - НА БОРТ! НА БОРТ, БАРРАКУДА! Стартуем...
   - Я не удержу, Кай!! - простонал Командор Онов.
   Весы, подумал Ивар. Огромные весы... Мы с Барракудой - на одной чаше, отец - на другой...
   Барракуда осторожно сдавил Иварово плечо; скосив глаза, Ивар увидел маленький карабин, закрепивший конец троса на его поясе. Потом на лоб ему легла горячая мокрая ладонь:
   - Ивар...
   Барракуда тяжело, со свистом дышал. Глаза его казались как никогда круглыми - длиннофокусные объективы.
   - Ивар... Ты еще встретишь маму. Постарайся поверить...
   Ивар молчал. Тогда Барракуда выгнулся дугой, запрокидывая голову к Онову:
   - Дима!! Сейчас! Будет легче! Только держи!!
   Он перевел дыхание. Проговорил едва слышно:
   - До свиданья.
   В следующую секунду Ивара рвануло вверх. Мир взбеленился, и направления окончательно отказались считаться верхом или низом; тонкий трос тянул его, теперь уже точно тянул, и все ближе становилось перекошенное лицо отца - и Ивар не мог уже видеть...
   Но все-таки видел.
   Как тело Барракуды падает вниз, беззвучно ударяясь о лопасти...
   Как в зал с тусклым железным полом врывается отряд во главе с красивой озлобленной женщиной...
   Как Барракуда падает к ее ногам, и, отшатнувшись в ужасе, она получает в лицо целый веер кровавых брызг.

ЭПИЛОГ

* * *

   - ...Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути тебе...
   Молчание. Он знал, что, оглянувшись, увидит неподвижные лица осунувшихся людей, Регину и отца, глядящих в разные стороны, каменных, отчужденных.
   - Там... твоя Прародина. Там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол...
   Голос, произносящий слова давнего ритуала, не должен дрожать. Он и не дрожит - звучит ровно и глухо, как и полагается обрядом.
   - Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов... - Ивар готов был запнуться, но вовремя подхватил воздуха и твердо повторил: - Нет на тебе тяжких грехов. И да не будет длинной твоя дорога... Ступай... Кай Коваль. Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром... Возьми...
   Рука Барракуды не хотела удерживать фонарик. Ивар закусил губу и еще раз, уже без слов, попросил: возьми...
   Мертвые пальцы послушно приняли из его рук тускло светящийся кристалл.
   Ивар оглянулся.
   Вот они, смотрят. Угрюмые и злые, и раздраженные; Регина, придавленная своим нескрываемым горем, и отец, изможденный и страшно постаревший. Все смотрят на мертвого человека в пилотском кресле и на мальчика, неподвижно стоящего у подлокотника; они - не верят?! Что Барракуда - долетит?..
   Ивар медленно поднял подбородок.
   Как тяжело распрямляться. Как ноют плечи и боли спина...
   Но он поднимает голову. Все выше и выше.
   Ну вот. Теперь он может улыбнуться.
   И улыбка выходит поначалу неестественная и трудная - но с каждым мгновением все легче. Все спокойней и свободнее. И безмятежнее. Вот так...
   Он стоит у подлокотника и улыбается. И знает, что сегодня пойдет к Стене Мертвых - туда, где бесконечными рядами тянутся таблички, вмурованные в искусственный камень. Где рядом выбиты имена мамы и Сани.
   Мамы...
   Сани...
   Он сядет, прислонившись к Стене спиной.
   Закроет глаза - и увидит черное небо, полное пульсирующих, ясных, не знающих ночи фонариков.

Марина и Сергей Дяченко

Общий список Романы Повести Рассказы

РФ =>> М.иС.Дяченко =>> ОБ АВТОРАХ | Фотографии | Биография | Наши интервью | Кот Дюшес | Премии | КНИГИ | Тексты | Библиография | Иллюстрации | Книги для детей | Публицистика | Купить книгу | НОВОСТИ | КРИТИКА о нас | Рецензии | Статьи | ФОРУМ | КИНО | КОНКУРСЫ | ГОСТЕВАЯ КНИГА |

© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг. http://www.rusf.ru/marser/ http://www.fiction.ru/marser/ http://sf.org.kemsu.ru/marser/ http://sf.boka.ru/marser/ http://sf.convex.ru/marser/ http://sf.alarnet.com/marser/ Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.