|
 |
|
|
...И вот костер понемногу пригас, а вместе с ним затихла обычная охотничья похвальба. Все трое сидели теперь молча и смотрели в умираю- щее пламя, а над ними разлеглась ночь, и ночь была на много верст вок- руг, теплая, бархатная, пронизанная вздохами и шорохами, исколотая иголками звезд.
- Пора и на покой, - сказал наконец первый, седоусый, но сильный и кряжистый, всеми уважаемый охотник.
Второй, совсем еще юноша, обиженно сдвинул брови:
- Разве ты ничего не расскажешь? Разве сегодня не будет Истории?
Третий, в чьих зубах дымила массивная трубка, почему-то загадочно улыбнулся.
Седоусый хмыкнул - конечно же, его История ждала своего часа, но, признанный рассказчик, он ждал просьб и увещеваний.
- Расскажи! - юноша ерзал от нетерпения, взглядом умоляя о под- держке обладателя трубки - но тот молчал, по-прежнему улыбаясь.
- Поздно, - произнес седоусый неуверенно, и юноша готов был оби- деться, когда молчавший дотоле охотник вытащил изо рта мундштук и, дох- нув дымом, попросил тоже:
- Расскажи.
На минуту стало тихо, только покрикивала вдалеке ночная птица.
- Что ж, - промолвил со вздохом седоусый, - что ж... Расскажу.
И все трое завозились, устраиваясь поудобнее. Двое готовились слу- шать, один - говорить.
И вот, умостившись как следует, седоусый выдержал паузу и начал с подобающей торжественностью:
- Помните ли вы осину, что росла у южной околицы?
- Трехглавую? - радостно осведомился юноша. - Да ее ведь спилили в прошлом году...
Седоусый покивал:
- Совсем старая была, сухая... Сто лет стояла, пока не засохла. Тень в жару давала, да только никто в ее тени не прохлаждался - сторо- ной обходили, заклятой звали... Почему?
- Почему? - эхом откликнулся юноша.
Седоусый вздохнул и начал свою Историю.
...Давно это случилось.
Ей было семнадцать лет, и звалась она Вирленой, и ни одна девушка во всей широкой округе не могла сравниться с нею красотой. Грудь Вирле- ны вздымалась, как речная волна, косы Вирлены отливали золотом и покор- но падали к самым ее ступням, маленьким и розовым, ничуть не огрубевшим оттого, что все лето красавица бегала босиком; глаза Вирлены, раскосые, зеленые, могли свести с ума одним только робким взглядом. Даже дряхлые старики, даже сопливые мальчишки выворачивали шею, встретив ее на ули- це, а что уж говорить о юношах и зрелых мужчинах! И, конечно, порог ее дома постоянно оббивали сваты, засланные достойными и богатыми семьями - оббивали, да только возвращались ни с чем, потому что Вирлена давно уже выбрала себе пару.
По соседству жил в большой семье Кирияшик - ясноглазый, улыбчивый, круглолицый друг ее детства. Он был моложе Вирлены почти на год, но с младенчества росли вместе. Беззаботная дружба обернулась нежной лю- бовью, и Кирияшик, сам не ведая как, без борьбы получил право на сокро- вище, о котором мечтало столько достойных мужчин; родители влюбленных давно уже сговорились о свадьбе.
И вот, счастливые, оба с трепетом ждали заветного дня - когда слу- чилось несчастье.
Грянул рекрутский набор; как ни вертели, как ни откупались родите- ли Кирияшика - а выпало ему идти в солдаты на двадцать лет, считай, на- веки.
Солнечный румянец сошел с пухлых щек Вирлены, и стали они бледны, как мел. Ранним утром по главной улице села змеей тянулась колонна новобран- цев. Она видела, как мелькала в толпе голова Кирияшика, детская безза- щитная голова с шапкой пшеничных, как и у нее, волос. Она видела, как растерянные глаза его ищут среди крика и плача невесту - и гаснут, так и не разыскав ее в толчее.
Колонна потянулась за село - страшные усатые люди в нелепой форме выкрикивали команды, и Вирлена сжималась от выкриков, как от ударов. Вскоре она потеряла Кирияшика из виду; вереница рекрутов тянулась все дальше и дальше, и редела толпа провожающих - матерей и невест. Вот Вирлена осталась одна, она шла и шла за колонной, как привязанная, хоть босые ноги ее давно сбились в кровь; страшный офицер прикрикнул на нее - и, обомлев от этого крика, она так и осталась стоять, а колонна, от- даляясь, обернулась пятнышком на длинной-длинной дороге, и вот там, ку- да ушел Кирияшик, осталось только облачко пыли...
Только в сумерках Вирлена вернулась в село, и девичья подушка в ту ночь приняла на себя всю ее горечь и отчаяние.
А утром, еще затемно, когда все спали, Вирлена выскользнула из до- му и по чуть приметной тропинке отправилась к колдуну, что жил за озе- ром.
Она шла, стиснув зубы, безжалостно накрутив на кулак великолепную косу, и страх ее поник перед силой ее заветного желания.
Колдун был дома; сидя у огня, он набивал чучело летучей мыши. По- хоже, он удивился - не так часто девушки из села наносили ему визиты. В селе боялись этого мрачного, морщинистого, хотя не старого человека - он, по слухам, мог за одну ночь сжить со свету целую семью, мог наслать град или засуху, мог устроить так, что вчера еще здоровый и мощный хо- зяин за несколько дней превращался в иссохшего, нищего, полубезумного пьяницу... И к этому-то человеку пришла Вирлена.
- Добро пожаловать! - каркнул колдун и засмеялся. Лучше бы он это- го не делал - искаженное смехом, темное лицо его с крючковатым носом было еще страшнее.
Но Вирлена, одержимая отчаянием, не испугалась.
- Зачем ты пришла ко мне? - отсмеявшись, спросил колдун. - Ты мне не нужна - стало быть, я тебе нужен?
- Я пришла к вам с просьбой, - сказала Вирлена, справившись с го- лосом. - Моего жениха, Кирияша, вчера забрали в войско. Я люблю маму и отца, но Кирияшика я люблю больше. Зачем подсолнуху гнить без солнца? Зачем мне жить без Кирияшика? Никто не в силах повернуть время вспять, но я отдам вам все, что имею - деньги, сундук с приданным и гребень с самоцветами, сделайте так, чтобы он вернулся! Неужели и вы не в силах?!
Колдун снова усмехнулся:
- Ты сказала - я не в силах? Глупая... Я действительно могу сде- лать это, но зачем мне твой сундук с приданым? И гребень с самоцветами?
- Я отдам все, что попросите! - воскликнула Вирлена, и зеленые глаза ее вспыхнули, и на щеки вернулся румянец.
- Это правда? - засмеялся колдун. - Ты действительно так его лю- бишь?
Вирлена закивала, и золотые косы ее упали на высокую грудь.
- Что ж, - сказал тогда колдун, - я согласен... Я сделаю так, что твой жених вернется; ты же придешь ко мне сегодня на закате и уйдешь на рассвете!
Как воск сделалось лицо Вирлены, и зашаталась она. Колдун тряхнул черными патлами:
- Разве не ты только что клялась, что отдашь все?
- Нет, - сказала Вирлена чуть слышно, - такую цену я не могу зап- латить.
- Что ж, - сказал колдун разочарованно, - тогда ты увидишь его че- рез двадцать лет!
И он вернулся к своей работе.
Тихо-тихо, очень осторожно ступая, Вирлена отправилась домой, и всюду, куда ни падал ее рассеянный взгляд, мерещилось ей веселое лицо Кирияшика. Так добрела она до околицы; там стояло у дороги странное де- рево - осина с тройным стволом, с тремя мощными расходящимися ветками - люди прозвали ее трехголовой осиной. День был в самом разгаре, и ра- достно светило солнце, и пели птицы в ветвистой кроне; здесь, средь бе- ла дня, Вирлена повесилась на собственных косах.
История закончилась, но трое еще долго сидели в тишине, нарушаемой лишь звуками ночи.
- С тех пор это дерево считают проклятым, - сказал, наконец, седо- усый.
- Как жаль, - в глазах юноши отражались пляшущие огоньки костра, - какая грустная История... Но разрешите рассказать вам другую! Ее много раз повторял мой дед... Пусть вам не кажется, что наши повести похожи - на самом деле это совсем, совсем другая История.
Обладатель трубки улыбнулся еще загадочнее, чем обычно.
Заручившись молчаливым согласием слушателей, юноша начал рассказы- вать взволнованным, прерывающимся голосом.
...Деве было семнадцать лет, и она звалась Вирленой. Никто во всей округе не мог сравниться с ней красотой, и скромностью, и благонравием; всеобщее внимание никак не испортило ее характер. Она никогда не высме- ивала неудачливых кавалеров, как это свойственно кокеткам; а все ее ка- валеры были неудачниками, потому что любила она одного Кирияшика, сосе- да, друга своего детства.
Это была славная пара - любо-дорого было посмотреть, как жених с невестой идут по улице - не касаясь друг друга, потому что обычай не велит - но будто связанные одной ниточкой; на Вирлене белая вышитая ру- баха, юбка с нарядным передничком и красный шелковый поясок с кисточка- ми; Кирияшик, любимый мамин сын, небрежно поправляет тонкий шейный пла- ток. Оба румяные и золотоволосые, оба веселые и совершенно невинные, и о свадьбе давно уже сговорено...
Грянула беда - рекрутский набор, и вот Вирлена одна стоит посреди дороги, и ноги сбиты в кровь, и только облачко пыли вдалеке осталось от Кирияшика...
Всю ночь она не сомкнула глаз, но не плакала - слезы все вышли. А утром отправилась за озеро, туда, где на опушке леса в неприветливом домике жил колдун.
Страшный это был человек, и недобрая о нем ходила слава. Злые, бессовестные люди обращались иногда к нему за помощью - извести ко- го-нибудь, сжить со света, наслать хворь - это он мог, и потому матери, отпуская детей за грибами, строго-настрого, под страхом розги, запреща- ли им даже близко подходить к жилищу чародея... Говорили про него, что он и исцелить может - да только боялись его от этого не меньше.
И к этому-то человеку пришла Вирлена.
В доме колдуна пахло травами; сам хозяин сидел у очага, где, несмотря на жаркое лето, вовсю горел огонь. На коленях у него дремала, свернувшись, толстая змея.
- Нечасто встречаю таких гостей! - сказал колдун с усмешкой. - Ты мне не нужна - стало быть, я тебе нужен? Говори, зачем пришла!
И, когда девушка рассказала о своем горе, покачал головой:
- Неужели ты так его любишь?
- Ах, - сказала Вирлена, - я готова все, все отдать, чтобы Кирия- шик вернулся домой!
- Все? - и колдун рассмеялся, и стал еще отвратительнее, и мороз пробрал Вирлену до костей.
- Я выполню твою просьбу, - сказал колдун, - но с тебя потребуется плата. Ты придешь ко мне сегодня на закате, а уйдешь на рассвете!
Земля закачалась у Вирлены под ногами, и черная пелена закрыла от нее мир.
- Нет, - прошептала она, дрожа, - эта плата мне не под силу!
Вновь рассмеялся колдун:
- А коли так - жди своего дружка двадцать лет!
Змея, напуганная его смехом, соскользнула с колен его и, сплетаясь кольцами, скрылась под лавкой.
И Вирлена, шатаясь, пошла домой.
Но не отошла она и десяти шагов от колдунова порога, как в сплете- ниях веток, в буйстве трав, в ряби, набегающей на поверхность озера, привиделся ей Кирияшик - веселый, нежный, добрый друг ее, оторванный от родного дома, навек лишенный счастья...
Вирлена оглянулась - колдун стоял на пороге, привалившись к косяку - страшный, отвратительный, со спутанными черными патлами, с огромным крючковатым носом, с горящими, как уголья, глазами... Он смотрел на нее, и взгляд этот пронизывал Вирлену насквозь.
Тогда она разрыдалась:
- Сжальтесь надо мной! Попросите чего-нибудь другого...
Но ответствовал колдун:
- Ничего другого ты мне дать не можешь. Или плати мою цену - или забудь о дружке!
И сказала Вирлена, вцепившись в золотые косы:
- Будьте прокляты! Я приду.
Весь день она дрожала, как в лихорадке; весь день она мечтала, чтобы мать, догадавшись обо всем, заперла ее на ночь. Но у матери хва- тало своих забот и своего горя; вечером, на закате, Вирлена соврала ей что-то и отправилась в дом за озером.
Ноги ее не желали идти - тряслись и подгибались. Шепча имя Кирия- шика, вспоминая его лицо, она видела перед собой только безобразную ух- мылку колдуна; несколько раз она поворачивала назад - и снова, овладев собой, продолжала свой тягостный, мучительный путь. Роскошные волосы растрепались и спутались, нежные губы вспухли, терзаемые белыми зубами, и в страхе дрожала высокая грудь... Но вот и дом ее мучителя, и сам он стоит на крыльце - черный, морщинистый, с лицом хищной птицы:
- Пришла-таки? Будет тебе Кирияшик...
Ни жива ни мертва, переступила она порог, и дверь сама собой зак- рылась за ее спиной, и колдун, усмехаясь, медленно потянул за шелковую кисточку ее красного пояска.
...На рассвете она шла обратно, и не видела, куда идет. Кирияшик, - шептал ей в ухо чей-то вкрадчивый голос, - Кирияшик... Но больно и мучительно ей было это имя - потому что не знала она, как сможет смот- реть любимому в глаза.
Вот и околица; вот и трехглавая осина у дороги. Вирлена сама не знала, зачем остановилась; бездумно глядела она прямо перед собой, и где-то на краю ее сознания колыхались тяжелые ветки...
Потом она подошла к осине и повесилась на собственных косах.
Юноша замолк, и снова стало тихо. Прерывисто вздохнул седоусый и стал укладываться, и вслед за ним хотел ложиться юноша - тогда тот, что все время молчал, выпустил наконец изо рта свою погасшую трубку:
- Скоро рассвет... Но и я не могу не рассказать вам своей Истории.
- Ты - расскажешь? - юноша, кажется, удивился сверх меры. - Я-то думал, что ты рта не раскроешь лишний раз!
Седоусый тоже не мог скрыть удивления:
- Разве ты умеешь рассказывать Истории?
Обладатель трубки усмехнулся, покусывая мундштук:
- Может быть, вы устали и вам неинтересно слушать?
- Нет, нет! - воскликнул юноша, по-видимому, заинтригованный. - Говори!
- Говори, - со вздохом поддержал его седоусый.
И обладатель трубки неторопливо начал свой рассказ.
В одном селе жила девушка по имени Вирлена, невиданной красы. Был у нее жених, шестнадцатилетний юноша по имени Кирияш. Нареченные нежно любили друг друга, и не за горами была их свадьба, но до той поры оба пребывали в почти детской невинности.
Но свадьба сорвалась - объявили рекрутский набор, и Кирияшик, чет- вертый сын в небогатой семье, никак не мог избежать призыва.
Оба семейства страшно горевали; свет померк для Вирлены, и в самый ясный день она не видела солнца. Вот новобранцы ушли, ведомые жестокими офицерами с хлыстами у пояса; вот стихли топот и лошадиное ржание, и пыль осела на дороге, и село вернулось к своим делам - но Вирлена не могла смириться с потерей.
Ранним утром отправилась она за озеро, где на опушке жил могучий и страшный колдун.
Имени его никто не знал - боялись и поминать, чтоб лиха не накли- кать. Прислуживали ему нетопыри да хищные птицы, а еще поговаривали, что в полнолуние он доит молоко из воткнутого в стену ножа, и этим мо- локом поит огромную, в два человеческих роста гадюку... Он знался с мертвецами на кладбище, поднимался в небо на одном совином перышке, знал все заговоры и заклинания, и много, ох как много темных, недобрых дел приписывала ему молва...
И к этому-то человеку и пришла Вирлена.
Дом стоял на отшибе, дороги к нему поросли крапивой; Вирлена изжа- лила босые ноги, пробираясь к калитке. Колдун оказался дома - на столе перед ним лежали книга и человеческий череп.
Мороз продрал по коже девушки, но она не испугалась и твердо отве- тила на вопрос, зачем пришла.
- А, - засмеялся колдун, - любовь... Что ж, коли любишь, готова ли заплатить?
- Готова! - воскликнула Вирлена, в душе которой проснулась надеж- да.
Еще громче засмеялся колдун:
- Хорошо... Получишь своего Кирияшика хоть завтра, только на зака- те придешь ко мне... а уйдешь на рассвете!
Ужас охватил Вирлену. Хотела она бежать... но не смогла, потому что вспомнился ей Кирияшик.
- Будьте прокляты, - прошептала она сквозь слезы, - приду...
И она пришла.
Путь ее был долог и тягостен; мучимая стыдом и страхом, она совсем уж решила возвращаться назад - но привиделся ей Кирияшик, умирающий на поле боя, и стиснула она зубы, и снова продолжала свой путь.
Колдун уже ждал ее:
- Пришла-таки? Ну, будет все по-твоему...
И дверь, тяжелая дверь затворилась за ее спиной - сама, без шоро- ха, без звука. В полутемной комнате стояли друг против друга двое - заплаканная, дрожащая девушка и отвратительный, безжалостный колдун.
Вирлена горбилась, обхватив себя, будто пытаясь защититься; огром- ная, горячая рука тяжело опустилась ей на плечо. По телу девушки пробе- жала судорога; вторая рука накрыла другое плечо. Медленным, исполненным власти движением колдун провел ладонями по трепещущим рукавам вышитой сорочки - и руки девушки безвольно упали вдоль тела.
- Будет тебе Кирияшик, - сказал колдун негромко, и Вирлена зажму- рилась, чтоб не видеть в полутьме над собой страшного лица. Она зажму- рилась - и почувствовала вдруг, как от ее мучителя остро пахнет горьки- ми, терпкими травами.
- Ничего, - сказал колдун странно глубоким, потусторонним голосом, - потерпи... - и жесткие пальцы его взялись за кисточку шелкового по- яска.
Вирлена дрожала все сильнее; плечи ее сотрясались, и зуб на зуб не попадал.
- Я разожгу огонь, - прошептал колдун, и в очаге тут же вспыхнуло пламя, - тебе не будет холодно... Пойдем...
И он увлек ее за собой в глубину своего жилища, и тонкий красный поясок, соскользнув, так и остался лежать на пороге.
Вирлене хотелось умереть, ничего не видеть и не слышать; чужая ру- ка коснулась ее горячей шеи, медленно, будто изучая, провела вниз, по вороту рубашки, задержалась, опустилась ниже, коснулась груди... Будто множество горячих игл пронизали девушку насквозь - она еле сдержала крик.
- Ничего, - тихо, мягко прошептал колдун. - Потерпи...
И рука его двинулась ниже, ощупывая талию, оглаживая живот, и де- вушка замерла в надежде, что самого страшного и стыдного места рука не достигнет - и в ту же секунду жесткие пальцы нашли его, нашли сквозь рубаху, юбку и передник...
- Пожалуйста... - простонала Вирлена, - не надо...
- Не бойся, - прошептал колдун отрешенно. - Не бойся...
Две его горячих ладони легли девушке на бедра; провели раз, сколь- знули ей за спину, погладили там... И снова и снова потерялись нетороп- ливые, мягкие прикосновения, пока у Вирлены не зазвенело в ушах, и нез- накомое, горячее, почти мучительное чувство не поднялось из самого ее нутра - и немного ослабило дрожь.
Что-то негромко треснуло - и она сразу почувствовала, как ослаб пояс юбки и завязка передничка.
- Ой... - она схватила ускользающий подол руками - но запястья ее были тут же крепко схвачены:
- Нет.
Юбка и передник соскользнули на пол - Вирлена осталась в вышитой рубахе до щиколоток.
Горячие ладони колдуна снова легли ей на бедра, теперь она чувствовала их так ясно, будто не тонкой ткани, а собственной ее кожи они касались. Когда-то жесткие пальцы теперь ласкали ее - ласкали так нежно, так бережно, так ласково, что она согрелась наконец, и, справив- шись с дыханием, смогла длинно, прерывисто вздохнуть.
- Хорошо, - шептал колдун в самое ее ухо, и шепот этот тихонько щекотал ее, - хорошо...
Руки его скользнули по рубашке вверх, провели по спине, по тяжелым косам, по плечам, по голове... Ей уже не были противны эти прикоснове- ния - она дивилась себе, она даже немного расслабилась, будто не с ней, а с кем-то другим происходило это странное действо; дрогнули завязки на вороте рубахи - и сам ворот ослаб, и рубаха медленно поползла, не дер- жась на плечах...
Она вцепилась в ткань мертвой хваткой; запястья ее снова были пле- нены, и тихий, твердый голос снова велел:
- Нет.
И столько силы, столько скрытой власти было в этом голосе, что Вирлена не решилась сопротивляться, хоть как ни мучительно стыдно ей было, когда рубаха упала на пол и она осталась стоять, совершенно на- гая.
Горячие ладони коснулись обнаженного тела. Вирлена вскрикнула и сжалась, ожидая неминуемого и ужасного; но ужасного не случилось. Горел огонь в очаге, облизывая ее тело волнами приятного тепла; сильные и нежные мужские руки успокаивали, осторожно подбадривали, путешествуя по бедрам, и вдоль спины, и по плечам, и по тонкой шее:
- Ты красавица... Пугливый звереныш с атласной шкуркой. Не бойся меня... Ты видишь, я сам дрожу перед тобой...
И он тихонько привлек ее к себе, и она почувствовала, как в груди его под черной хламидой неистово колотится сердце:
- Нет тебе равных... Королева не сравнится с тобой... Не бойся же...
Руки его чуть сильнее сжали ее грудь - и, застонав, Вирлена выгну- лась дугой, сотрясаемая новой, невиданной дрожью - то была дрожь страха и стыда, смешанная с дрожью неизъяснимого, неясного желания.
Сама не зная как, она очутилась лежащей на теплой, мохнатой звери- ной шкуре; пальцы колдуна бегали по ее телу, как пальцы дудошника бега- ют по дырочкам флейты. Она металась, пытаясь прикрыться руками, потом почему-то заплакала, потом перестала.
- Хорошо, - колдун отвел ее ладони, защищающие вздрагивающую грудь, - хорошо...
И губы его коснулись сначала белого холма, а потом розовой вершины его; она, сама не зная зачем, обхватила вдруг его шею - не то оттолк- нуть хотела, не то, наоборот, притянуть поближе...
- Хорошо, - шептал он успокаивающе, - вот как хорошо... Разве тебе плохо? Разве тебе страшно?
И рука его оказалась там, где Вирлена боялась ее больше всего.
Где-то горел очаг, и багровые отсветы падали на потолок; и тогда она внезапно, вдруг осознала, что она сейчас - его, что принадлежит ему без остатка, и ей радостно было бы снять перед ним не только одежду - саму кожу...
Потом было больно и горячо. Она снова дрожала, и снова всхлипыва- ла; осторожно оглаживая ее грудь, он успокаивал:
- Все, все... Не бойся. Не надо бояться. Уже все.
Потом она долго лежала в кромешной темноте, обессилевшая, безволь- ная, разомлевшая... В дымаре дышал ветер, и тихо поскуливал дом, и сно- ва пахло терпкими, горькими травами - и в их запахе она ощущала едва уловимый дурманящий аромат, и ласковая рука лежала на ее голове; потом ее заботливо накрыли шкурой - точно такой же, как та, что была под ней. Она хотела думать - но мыслей не было, только теплая пустота...
Утром, пошатываясь, она шла домой.
Вставало солнце; подставляя ему лицо, Вирлена поняла вдруг, что сегодня увидит Кирияшика, что они поженятся, что каждый день их будет праздником, а каждая ночь... И тело ее сладко застонало, предчувствуя, как же сладко любить - любимого...
...В тот же день в село вернулся - радостный, напуганный, расте- рянный, но целый и невредимый - Кирияшик. Какой-то там вышел новый указ, и четвертый сын в семье, да еще неполных семнадцати лет, никак не подлежал уже набору; родичи счастливчика чуть не рехнулись от радости, а матери других парней, уведенных вместе с Кирияшем, зачастили на доро- гу - высматривать сыновей. Надежда их скоро сменилась отчаянием - боль- ше никто не вернулся домой. Никто.
И вот сыграли свадьбу - пышную и веселую, и всем хватило хмельного вина, но молодые были пьяны и так - от счастья... В какое-то мгновение Вирлена готова была признаться мужу в своем грехе ради его спасения - но будто что-то удержало ее, и она не призналась.
И пришла первая брачная ночь, и душа Вирлены пела в предвкушении счастья, и даже страх, что Кирияшик разоблачит ее, не мешал этому сла- достному предвкушению; и вот молодые остались одни.
Тонкими простынями устлана была широкая постель, и ровно горела свеча, но Кирияшик, смущенный, поспешил задуть ее. В полной темноте Вирлена обвила руками его шею - и услышала, как неровно, испуганно бь- ется в груди его сердце.
И она излила на него свою нежность - всю огромную, накопившуюся любовь и нежность, и он, кажется, даже испугался. Влажные губы его не- ловко тыкались ей в лицо, ладони взмокли, и пальцы никак не могли спра- виться с застежкой собственных штанов:
- Вирлена... - шептал он приглушенно, - я люблю тебя... Я... ты знаешь, я люблю тебя...
Она молча улыбалась в темноте и обнимала его все крепче...
Утром она увидела его лицо - Кирияшик спал на боку, подложив сло- женные ладони под пухлую со сна, розовую щеку. Долго, очень долго Вир- лена боялась по шелохнуться, чтобы не разбудить его; по всей деревне кричали петухи и хлопали калитки - люди брались за дневную работу. Вир- лена лежала и думала, что вот она и стала женой любимого, что Кирияшик такой юный, такой нежный и такой целомудренный, и что, по счастью, он так ничего и не понял; она лежала и мечтала о детях, о долгой счастли- вой жизни - и вместе с тем в глубине души у нее зрело чувство потери.
Но что за тень набежала на это ясное, первое утро? Что потеряла Вирлена, обретя наконец любимого?
Но Кирияшик вдруг заворочался - и, отогнав беспокойство прочь, она ласково поцеловала его в розовую щеку...
...И дни пошли за днями, и двое любили друг друга, и работали, не покладая рук, и почти готов был для них дом, где заведут они свое хо- зяйство и будут жить долго и счастливо.
Каждую ночь Кирияшик заключал жену в объятья, и восторженные, поспешные ласки его вызывали в ней материнскую нежность - и только. Каждое утро Вирлена улыбалась мужу - а чувство потери росло, как яма под лопатой землекопа, и было это чувство холодно, как могильная земля, и безнадежно, как осенний ливень. А Кирияшик ничего не замечал - слиш- ком наивен, слишком беззаботен был муж, слишком слепо любил он свою мо- лодую жену...
Свекровь ее сушила травы на зиму; однажды, помогая ей вязать и раз- вешивать по углам травяные пучки, Вирлена почувствовала вдруг знакомый, терпкий и горький запах.
"Что с тобой?" - спросила свекровь.
Вирлена молчала, прислонившись к стене и белая, как стена - только сейчас поняла она, что за тоска грызет ее душу.
Долго-долго думала она, и много бессонных ночей провела рядом с посапывающим Кирияшиком; уж и родичи встревожились - щеки ее ввалились, плечи опустились, вся она исхудала, как щепка - уж не больна ли?
И, когда упал первый глубокий снег, Вирлена осознала, что в душе ее совсем не осталось радости - одна огромная потеря, одна тянущая боль и тоска по безвозвратно ушедшему.
И вот мутным, снежным зимним утром Вирлена тихонько встала и отп- равилась... за озеро, туда, где на опушке леса жил колдун.
Полгода не виделись они; полгода Вирлена старалась все забыть. Те- перь нехоженая тропинка завалена была сугробами, и Вирлена увязала в них по колено, и ветер хлестал ей в лицо.
Колдун был дома - отворачивал лопатой снег от крыльца.
- Ого, - сказал он, обернувшись, - редкие гости... Но ты мне не нужна - стало быть, я тебе нужен?
Вирлена остановилась перед ним, ни жива ни мертва. Снегом присыпа- ны были его черные спутанные волосы, и так же выдавался на лице крючко- ватый нос, и так же горели угли-глаза. Вирлене показалось, что в мороз- ном воздухе чуть слышно повеяло травами.
- Я пришла, - сказала Вирлена, - потому что не могу больше жить без вас. Возьмите меня или убейте.
Печально усмехнулся колдун:
- Но разве ты не получила свое счастье? Разве твой муж, которого я вызволил, не любит тебя больше жизни? Разве ты сама не готова была уме- реть, лишь бы вернуть его?
- Да, - сказала Вирлена, - все так. Но горько и тоскливо мне жить на свете, и серо, и пусто, и больше не будет лета - только зима да осень. Плачу я, думая о бедном Кирияшике - но люблю его, как мать, а а не как жена. Не быть нам счастливыми; умоляю, возьмите меня к себе.
Снова усмехнулся колдун, и еще печальнее:
- Разве ты не видишь, что я страшен и уродлив, а твой муж - молод и красив?
- Да, - сказала Вирлена, - но он не может быть таким сильным... и таким нежным, таким ласковым... и таким безжалостным!
Молчал колдун, и глубоко запали его горящие глаза. Снег валил и валил, и все глубже утопала в нем Вирлена.
- Что ж, - сказал наконец колдун. - Твое прозрение запоздало. Ты ушла от меня на рассвете, а я ведь не гнал тебя... Я вернул тебе Кирия- шика, как ты хотела. Сейчас ты хочешь наоборот; кто знает, что тебе вздумается завтра? Нет, уходи, ты не нужна мне!
И он вернулся к своей работе.
И Вирлена пошла назад.
Улегся снег, и вышло солнце, и ярким-ярким был новый день. Вот и околица; треглавая осина стояла голая и чуть поскрипывала на морозе ветвями.
...На своих же косах.
Светало. На месте костра осталась только груда угольев.
- Вот так штука, - пробормотал юноша, - ты будто сам был там и все видел...
Обладатель трубки усмехнулся, по своему обыкновению. Седоусый крякнул, в замешательстве потирая затекшую спину:
- Да... Вот это да уж...
Стоял тот самый предрассветный час, когда ночь уже сбежала, а утро еще не вступило в свои права.
- Вот так штука... - снова протянул юноша, - но какая же из этих историй... Я хотел спросить, как оно было на самом деле?
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
