Книги

ТЕКСТ, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В ГАЗЕТЕ «ВОСТОЧНО-СИБИРСКАЯ ПРАВДА»


Писатель-фантаст Борис Стругацкий – один из наиболее известных российских литераторов. Братья Стругацкие – это целая эпоха в отечественной литературе, это книги, которые невозможно достать. Это – интеллект, юмор, ирония, вкус, идеи, великолепное знание мировой литературы, виртуозное владение языком. Книги Стругацких перепечатывались на машинке, переснимались на фотопленку, передавались из рук в руки. Хорошо помню, как в 1980 году я сидел в общежитии, в высотном здании МГУ, держа на коленях машинописный вариант опальной повести «Гадкие лебеди», который я должен был, не выходя из комнаты, прочитать за четыре часа... После публикации «Сказки о тройке» был закрыт иркутский журнал «Ангара», снят редактор Юрий Самсонов, пострадала редактор Людмила Васильева. Многочисленные официальные зарубежные премии и неофициальные отечественные призы читательских симпатий – это Стругацкие, настольные авторы отечественной интеллигенции последние тридцать лет.

В беседе, которая состоялась на квартире писателя, принимали участие доктор физ.-мат. наук В.Н.Карпинский и автор этих строк, научный сотрудник и журналист Сергей Язев. Фрагмент беседы публикуется сегодня.

В.К. Я хочу напомнить известное высказывание Канта о двух вещах, которые его восхищали: звездном небе у нас над головами и нравственном законе в нас самих. Борис, как ты считаешь, дан ли этот моральный закон человеку? Может быть, человек его и нарушает, но он все-таки дан ему внутренне, как эталон, – для поверки своих поступков.

Б.С. Это интересный вопрос!..

В.К. У меня есть знакомые селяне, они, к сожалению, уже все на излете. И вот, у них есть какой-то свой моральный закон, который они переступают с трудом. И в некоторых случаях человек скорее пойдет на убытки, но не позволит себе переступить! У меня есть такой сосед, сейчас уже слепой...

Б.С. Знаешь, твой сосед, возможно, и имеет нравственный закон внутри себя. Но я боюсь, что все это не так красиво на самом деле. Ведь, по сути дела, идея Канта состоит в том, – если применить эту идею к реальности,  – что, когда человек совершает плохой поступок, из корысти ли, или вследствие дурного воспитания, – он всегда знает, что поступает плохо. Потому что знание это заложено в нем на уровне генов. Вот что, по-видимому, хотел сказать Кант. Но я не уверен, что он прав.

С.Я. То есть Вы считаете, что человек, поступая плохо, не всегда это сознает?

Б.С. Я считаю, что нравственность лежит не в подсознании, как мог бы сказать Кант в нынешних терминах, а в сознании. Нравственность не дается человеку от природы, она воспитывается, она есть функция воспитания.. Возьмите, скажем, древних викингов. Нравственные их представления по многим параметрам диаметрально противоположны христианским понятиям о хорошем и плохом. Христианин исповедует принцип «не убий»! Викинг потрясен: «Как так – не убий? Наоборот! Догони, располосуй мечом, вспори брюхо, – и вот это будет хорошо! «Не пожелай чужого добра» – как это не пожелай? У врага? Да надо забрать это добро, не медля ни одной секунды! Ну, у соседа, конечно, не рекомендуется, но весь остальной мир – враги, а значит: напасть, сжечь, изнасиловать всех женщин, заколоть детей, ограбить всех дочиста и взять в рабы – и это будет прекрасно! Ты станешь героем, а убьют в бою – тоже не беда: будешь вместе с другими героями вечно пировать в Валгалле». Понимаете, их нравственность была совершенно иной, и даже напрашивается мысль, что, может быть, викинги потому и сгинули в веках, потому ничего и не оставили по себе, кроме своих саг. Нормы нравственности, которые они исповедовали, противоречили нормам человеческого общежития. Ведь что такое христианская мораль, в конечном счете? Это законы человеческого общежития, и не более того. И ведь не случайно же большинство кочевых народов- завоевателей, всевозможные гунны и готы, носители совершенно специфической морали, не обещавшей им никакого будущего – приходили со своей нравственностью на новые земли, захватывали их, покоряли и тут же – перенимали нравственные нормы завоеванных народов. Именно это и помогало им выжить, уцелеть, остаться в веках.

С.Я. То есть приходили к состоянию, более соответствующему нормам человеческого общежития. А викинги были дисгармоничны?

Б.С. Что значит дисгармоничны? Внутри себя они были вполне гармоничны. Но эта гармония несла в себе их погибель. Она не способствовала выживанию.

В.К. Есть еще мораль мусульманская...

Б.С. Я не решаюсь говорить о мусульманской морали, я плохо знаю ислам. Но я знаю, что он в значительной степени основан на христианстве. Мусульмане, между прочим, уважают Христа и высоко чтут его, как одного из пророков. Я хочу только повторить, что народ имеет шанс выжить и остаться в истории, по-видимому, только в том случае, если исповедует нравственность, которую мы сейчас называем гуманистической. Народ, исповедующий ненависть, культ силы, культ злобы, обречен либо исчезнуть, либо раствориться в народе более «человеколюбивом».

В.К. Мне кажется так, что для нормального человека нравственный закон существует. Но есть люди, для которых он абсолютно не существует. Я не знаю, сколько их. Но большинство людей – нормальных, с моей точки зрения, в конечном итоге знают, хорошо они делают, или нет.

Б.С. Вчера показывали по телевизору, чуть ли не в «Вестях», замечательную фигуру. Умирает бабка у себя дома. У нее внуки, лбы, судя по виду, лет под тридцать. Они звонят, чтобы похоронщики приехали, а им объявляют: двести восемьдесят тысяч. И вот нам показывают этого внучка. Видно, что сильно поддатый. До сих пор. Положили, говорит, в мешок и вынесли на помойку, а утром ее соседи нашли... Вот что такое нравственность этих людей? Он же знает, что поступил плохо, понимаешь, Вадим, это видно по его лицу, и знаешь, как он все это рассказал? «Съели литр спирта и вынесли...» Вот такая вот практика морали. Приходится принять внутрь, чтобы решиться на такой поступок. И хотя это, судя по всему, человек, совершенно опустившийся, – и все-таки что-то в нем есть: не может он совершить гнусность просто так – приходится залить совесть спиртом... Но откуда в нем эта совесть? Кантианский нравственный императив, или просто невозможно жить в обществе и уж совершенно, никак не воспринимать его мораль.

В.К. Фома Аквинский говорил, что добро – абсолютно, а зло паразитирует на добре, поэтому вторично. Потому что, для того, чтобы что-то отнять (сделать зло), нужно, чтобы кто-то что-то произвел (сделал добро).

Б.С. Я думал тоже на эту тему. Я думаю, добро – более абстрактно. Добро  – это дух. А зло – это плоть. Зло всегда материально. А добро – есть как бы подтекст твоей деятельности. Ты его ощущаешь только инстинктивно, и проявляется-то оно тоже – какими-то, черт возьми, неуловимыми эманациями... В то время как зло всегда конкретно, «грубо, зримо», однозначно, перечислимо, оно инвариантно, оно всегда и всеми может быть расписано во всех деталях. А вот добрый поступок очень трудно однозначно и инвариантно описать. Обратите внимание, – вам не приходилось встречаться с тем, что, когда вам рассказывают о некоем добром поступке, сразу же начинают – либо у тебя, либо у твоего собеседника, – возникать какие-то противные мыслишки: а не совершено ли это деяние на самом деле в корыстных целях...

В.К. Говорят, дурное дело не хитрое. Или – плохие люди объединяются легче. И жить им легче.

Б.С. Легче, гораздо! И это естественно.

В.К. Один человек назвал другого жидом вонючим, – и через пять лет они обнимаются, и никаких угрызений.

Б.С.(смеется) Ну, это как раз неудачный пример. Подумаешь, зло – жидом вонючим обозвал! Это не зло – это жлобство и дурость.

В.К. И все-таки добро может существовать без зла, а зло – не может без добра. И второе. Добро идет к солнцу, а зло идет все-таки в тень. Если ты совершаешь что-то плохое, тебе советуют: ты об этом никому не говори. У меня вот очень мало вещей, о которых мне нужно никому не говорить. Я могу сказать всем. А зло – скрывается.

Б.С. Вот, пожалуй, это очень важный признак, который позволяет думать, что Кант, может быть, сформулировал все-таки истину. Самый плохой, самый гнусный человечек все-таки всегда догадывается, что он поступает дурно. Я думаю, что это верно для всех нравственных систем всех времен.

В.К. Я думаю, что есть люди, которые к этому инвариантны.

Б.С. Есть такое понятие – «бесчувственный человек».

В.К. Да, как люди, лишенные слуха, или чувства цвета, или просто слепые.

С.Я. Лишенные нравственного чувства. Но это –уродство.

Б.С. Да, это, видимо, надо уже воспринимать, как уродство.

С.Я. Борис Натанович, если все-таки существуют некие естественные нормы человеческого общежития, о которых Вы говорили, откуда в свою очередь берутся они? Каково, по-Вашему, происхождение морали?

Б.С. Ну, Сережа, если мы материалисты...

В.К. А ты материалист?

Б.С. Я себя считаю материалистом. Так вот, для материалиста совершенно однозначно, что объяснение нравственному императиву Канта надо искать в генах, в естественном отборе, в эволюции, мутациях, в древних инстинктах сохранения рода, вида – в такого рода вещах.

С.Я. Есть иная точка зрения – то, что утверждает религия, например...

Б.С. Религия, насколько я понимаю, просто говоря, заявляет следующее. Она утверждает, что кроме материального мира существует еще Нечто. Это нечто, разное в представлениях разных религиозных школ, называют по-разному. Причем, когда говорят – Бог, скоро выясняется, что не всегда и не совсем понятно, о чем именно идет речь, ибо с точки зрения одного теолога Бог – это, например, воплощение Добра, а с точки зрения другого это – Слово, а третий просто говорит: Бог – это Все...

В.К. Но если мы начнем говорить, что такое, скажем, электричество, – мы тоже придем к разным версиям.

Б.С. Да, здесь тоже разные школы, и тоже все по-разному. Но, во всяком случае, по моим представлениям, быть религиозным – это значит верить в то, что существует некая нематериальная сила, управляющая тобой и твоей жизнью. Есть нечто, от чего зависит твое прошлое, настоящее и будущее. И что бы ты ни делал, ты всегда находишься под властью этой силы. Большинство религий утверждает, что эта сила – источник Добра, но все религии считают, что она непознаваема и пути ее неисповедимы.

В.К. Может быть, я неправ, но я думаю вот о чем. Имеется дом из кирпичей. Имеется план этого дома. На бумаге, а может быть, на дискете. Или просто в чьей-то голове. Так вот что важнее – кирпич или этот план?

Б.С. Я тебя прекрасно понимаю, Вадим, но для меня религия начинается не в тот момент, когда ты решаешь, что важнее – план или его носитель. Религия начинается в тот момент, когда еще нет ни дома, ни плана, а есть идея. И вопрос вот в чем: родилась эта идея в результате движения электростатических полей и выделения адреналина, или эта идея появилась независимо от процессов, происходящих внутри человеческого организма? Если человек говорит, что эта идея возникла у него в голове независимо от биофизических процессов, которые в ней происходят – это религиозный человек. Если же он говорит: я не знаю, как именно эта идея возникла, но мне ясно, что это некие вполне реальные шарики зашли за какие-то совершенно материальные ролики... Мы, может быть, даже не знаем, что это за шарики и ролики, может быть, мы узнаем об этом только через двести лет, но, во всяком случае, ничего, кроме нейронов, полей, гормонов в рождении этой идеи не участвовало – вот это и есть материализм. С моей точки зрения, религия – это, как кто-то совершенно справедливо сказал, опиум для народа. Только в нашей атеистической жлобской пропаганде сложилось так, что выражение «опиум для народа» содержит в себе какой-то заведомо негативный оттенок. Но ведь опиум не только делает человека наркоманом, он же способен спасти его и от страданий. Что такое религия? Это убежище для слабых. Это защита от неуправляемого и никому не подчиняющегося мира, в котором ты ничего не можешь изменить. Ты слабый, маленький человек. Ты в этом мире – никто, и надеяться тебе не на кого, кроме как на некое высшее существо, которое о тебе всегда знает, всегда помнит, заботится о тебе, которое тебя никогда не оставит, которое тебе в трудную минуту обязательно поможет. Вот это представление – и есть по существу, духовный наркотик, опиум-болеутолитель.

В.К. Вот тут я не знаю. Не согласен.

С.Я. А я думаю, что так оно, скорее всего, и есть.

Б.С. Ведь не случайно же подавляющее большинство даже религиозных людей обращается к Богу только в тяжелые свои минуты. И недаром же под бомбежкой самый заведомый атеист начинал истово молиться.

В.К. Я не согласен с тем, что религия – это удел слабых. На вопрос – совместимы ли, скажем, сильный человек и религия, – я бы ответил – «да». Может быть, религия и дает ему эту силу! И не потому, что он слабый, просто она его еще усиливает.

Б.С. Значит, все-таки вопрос упирается в недостаток силы? Он силен, но своей силы ему не достает, он чувствует это интуитивно, и стремится черпать силу из сверхъестественного? Есть такой замечательный французский психолог и этнолог Клод Леви-Стросс. Среди прочего он пишет о роли в выживании первобытного человека суеверий и примет. Суеверия и приметы делают сильным. Человек может быть сколь угодно суеверным, и при этом он – настоящий боец, настоящий воин, подлинный вождь! Потому что дурная примета – настораживает, а хорошая примета – взбадривает, внушает уверенность. Вот нечто подобное происходит, как я думаю, с твоими «сильными» верующими. Они есть, наверное, но ведь вообще сильных людей меньше, чем слабых. И уже поэтому сильных верующих, конечно, на порядок меньше, чем слабых верующих. И для верующего все-таки характерна слабость, а не сила.

В.К. Борис, в молодости религия для меня просто не существовала, как и религиозная философия. Когда я был молодой, я читал «Материализм и эмпириокритицизм», – не потому, что меня заставляли, а потому, что мне было интересно. Сейчас я читаю Меня. Ты считаешь, что знаешь предмет?

Б.С. Да нет, конечно!

В.К. С этого у нас начался разговор с Сергеем – он пишет по поводу науки, и я ему сказал, что прежде чем ты будешь писать, грубо говоря, против религии и за науку, ты должен хорошо знать, о чем пишешь.

С.Я. Замечание, безусловно, верное...

Б.С. Если из моих слов возникло впечатление, будто я считаю, что хорошо в этих вопросах разбираюсь – это неверно! Я никогда специально этим не занимался, хотя Меня, конечно, тоже читал и, скажем, Тейяра де Шардена, который фактически тоже занимался близкими проблемами. Но у меня, тем не менее, существует некое представление о том, что такое религия как социальное явление, откуда она берется и каково ее социальное назначение. А что касается, Вадим, религиозной философии, – то я не уверен даже, что мне это будет интересно! Потому что, ведь ты сам как-то справедливо заметил, что это – вопрос веры или неверия. Я убежден совершенно, что человек, особенно современный человек, особенно образованный человек, особенно естественнонаучно-образованный человек – не может прийти к Богу через разум. Если он не верит в Бога, то никакие книги его не убедят. И никакая религиозная философия – не поможет. Он может прийти к Богу только каким-то чисто интуитивным путем, и вот мне кажется, – в подавляющем большинстве случаев, – ощутив свое полное бессилие и гибель свою ощутив надвигающуюся. И тогда для него идея Бога станет естественной защитой от ужаса, в котором он оказался.

С.Я. Абсолютно согласен.

В.К. Я не согласен с этим. А сильный атеист, ты считаешь, это более частое явление, чем сильный верующий?

Б.С. Безусловно.

В.К. Мне кажется, что это как раз не сила, а самоуверенность.

Б.С. Вадим, мы ведь религиозность по-разному понимаем. Я ведь под религиозностью, повторяю, все время подразумеваю веру в то, что человек живет как бы по воле и под покровительством неведомого, высшего и всемогущего существа. Вот в чем, по-моему, суть религиозной идеи, и именно с этим я никогда не соглашусь. Потому что в моем представлении человек...

С.Я. Самодостаточен.

Б.С. Самодостаточен! И если он и существует по чьей-то чужой воле, то  – по воле вполне реальных, «данных ему в ощущении», других людей, а отнюдь не по воле каких-то неведомых сил. То есть все, что происходит с человеком, имеет свою, быть может, очень нетривиальную, практически не просчитываемую, но совершенно реалистическую причину. Это как шахматная партия: ее практически невозможно просчитать от первого до сорокового хода, но в принципе этот просчет возможен, реален, реально существует, хотя и не реализуем практически. Точно то же самое происходит с человеческой судьбой, с линией его жизни: она складывается как равнодействующая миллионов обстоятельств, она непросчитываема в силу немыслимой своей сложности, но для объяснения себе не требует привлечения никаких сверхъестественных, внематериальных сил и обстоятельств...

В.К. Я вот еще о чем хотел тебя спросить. «Трудно быть богом»  – это моя самая любимая из ваших книг. Я как-то сказал, что Румата, с моей точки зрения, не был Богом. А ты мне возразил, что Румата Богом был...

Б.С. (весело) Я тебе не говорил, что Румата БЫЛ Богом, Вадим! Я сказал, что он исполнял функции Бога! Не был он Богом, но функции Бога исполнял. Может быть, он не способен их реализовать, эти функции, но функционально он – именно Бог! Задачи его – задачи божественные. С точки зрения тамошнего общества, это было существо, выполнявшее функции Бога, обладающее атрибутами Бога (практическое всесилие, молнии в руках, способность летать), то есть от Бога ничем не отличающееся. Теолог Арканарский, конечно, сразу бы сказал, что это не Бог. Но тетя Мотя Арканарская не видит разницы между Богом, каким она его себе представляет, и доном Руматой. Тетя Мотя не видит этой разницы! А когда я с тобой говорил, я говорил, скорее, как теолог.

В.К. Допустим, с Руматой понятно. А был ли Богом в твоем понимании Христос?

Б.С. Вот это интересный вопрос! Но должен тебе признаться, что для меня Христос – это прежде всего герой прекрасного литературного произведения. Для меня понятие божественности Христа – это литературный прием, и не более того. Для меня это замечательный литературный герой, придуманный гениальным  – воистину боговдохновенным – автором! Человек, который своей смертью, муками своими искупил грехи всего человечества! Какая блистательная идея!..

В.К. Я этого как раз в христианстве не понимаю.

С. Это, наверное, потому, что ты подходишь к этому как теолог. А ты попробуй – реалистически. К тебе приходят и говорят: вот, Вадим Николаевич, есть такое к вам предложение. Весь мир страдает. Детишки гибнут, понимаешь, захлебываются в крупозном воспалении легких, миллионы людей умирают от голода, от ран... Давайте договоримся: мы вас распнем, вы промучаетесь сутки лютой мукой, но зато вся эта гнусь на Земле исчезнет. Навсегда!.. И вот сидит Вадим Николаевич, чешет репу и кусает ногти, и борются в нем примитивные инстинкты и высокая нравственность... Если на деяния Христа смотреть под таким углом зрения, то становится даже неинтересно считать его Богом! Это человек, который совершает высочайший нравственный подвиг, какой вообще может совершить человек: отдает себя мучительной смерти во имя счастья других! Даже когда мать умирает во имя своего ребенка – и то это подвиг неописуемой красоты. А тут человек гибнет мучительной смертью ради совершенно посторонних, незнакомых ему людей... Поэтому для меня вопрос  – был ли Христос Богом – просто не актуален. Мне хочется ответить на него так: не знаю, но хотел бы, чтобы Он был человеком... Для меня и Румата, кстати, играет роль не столько Бога, сколько именно Христа. Человек, который мучается, не в силах помочь. Потому что он видит, что изменить этот мир можно только ценой большой крови, а он не может эту кровь пролить! Он так воспитан, что кровь проливать не может.

В.К. В этом разница с Христом. Христос знал, что делает то, что нужно, он учил, как в Евангелии говорится, «как власть имеющий», и не сомневался. Как думал, так и делал.

Б.С. Между прочим, из Евангелия абсолютно невозможно установить, что думал Христос. Мы знаем, что он говорил. Мы знаем, что он делал. А вот что он думал – это вопрос. Но для тебя, Вадим, видимо, большую ценность представляет учение Христа, проповедь Христа, а для меня как раз это вещи второстепенные. Потому что проповедь его, честно говоря, меня не убеждает, она слишком противоречива. В разных Евангелиях он говорит разное. В одном и том же Евангелии на разных страницах он говорит разные вещи. То он говорит о христианском милосердии и смирении, то он говорит – не мир я принес вам, но меч... Для меня подвиг Христа затмевает все остальное. Если бы он ничего не сказал, чудес бы не совершал, Нагорной проповеди бы не было, а просто умер бы Он молча за человечество – для меня Он все равно остался бы Христом, пусть не Богом, но – Человеком с большой буквы. Текст, предназначенный для публикации в журнале

«Вселенная и Мы»

Будет маленькое предисловие о беседе трех астрономов по образованию

Я. Борис Натанович, при чтении произведений Стругацких создается впечатление, что Вы весьма высоко оцениваете скрытые возможности человека, как, например, в трилогии о Максиме Каммерере. Как Вы относитесь к экстраординарным способностям человека?

Б.С. Например?

Я. Сейчас появляется много сообщений о ясновидении, экстрасенсорных проявлениях...

Б.С. Я не знаю ни одного достоверного случая! Это все артефакты.

С.Я. Я очень долго думал так же. Но вот в американском журнале «Труды института инженеров по электронике и радиотехнике», мне показали громадную статью. Там описывались многочисленные и тщательные эксперименты, когда претенденты в экстрасенсы должны были сдвигать распределение в генераторе случайных чисел, изменять интерференционную картину в каких-то оптических системах и так далее. Десятки тысяч опытов. Статистическая обработка данных по всем канонам классического физического эксперимента. Вывод: эффект мал, но несомненно существует.

Б.С. Сережа, это ничего не доказывает! Я читал десятки статей, где приведены гораздо более эффектные результаты. Прекрасно помню, как в середине шестидесятых «Рэнд корпорейшн» провела гигантскую исследовательскую работу, гигантскую! Десятки тысяч добровольцев принимали участие. Полностью объективное исследование, когда люди имели дело только с пультом и с числами, и более ни с кем и ни с чем. И не обнаружилось никаких эффектов.

С.Я. Никаких?

Б.С. Никаких. То есть, результаты самые разнообразные! Это я и называю ситуацией полной неопределенности. До тех пор, пока хоть какая-то определенность не появится – нет смысла строить концепции. Это как с Лох-Несским чудовищем. Сколько лет ломали голову, и вот наконец выяснилось, что это жульничество!

С.Я. К моему тайному удовольствию. Хотя, честно говоря, все-таки жалко...

Б.С. Да, у меня тоже слабость к таким вещам! Я люблю чудеса, и много о них писал. Хотя у нас с Аркадием Натановичем это всегда было антуражем, не более того. Никогда мы в это серьезно не верили. Хотя, между прочим, первый в советской фантастике рассказ о телекинезе написали, повидимому, мы. Помните – «Шесть спичек»?

С.Я. Конечно!

Б.С. В те времена это был совершенно немыслимый сюжет. Но писалось это исключительно для того, чтобы поразить воображение читателей. Сами мы в это не верили абсолютно!

С.Я. И продолжаете не верить и сегодня?

Б.С. Да. Я не поверю в это, знаете... По принципу «бритвы Оккама»: не умножай сущности...

С.Я. ...сверх необходимости.

Б.С. Да, сверх крайней необходимости.

В.К. А то, что касается поисков других цивилизаций? Надо искать? Стоит тратить на это деньги?

Б.С. Между прочим, возможность того, что существуют ясновидение, полтергейст и так далее – сама по себе очень сомнительна, как мне кажется. А вот существование другого разума во Вселенной – мне кажется, что вероятность такого события просто близка к единице!

С.Я. Надо понимать так, что Вы не согласны с тем, о чем писал И.С.Шкловский в своей последней статье – о практической уникальности земной жизни?

Б.С. Наоборот! Я полностью согласен!

С.Я. Мы ничего не видим, потому что ничего нет – в трактовке Шкловского.

Б.С. Другое дело, что мы начинали с энтузиазма...

С.Я. И ожидали, что сразу обнаружим миллионы цивилизаций...

Б.С. Ну да, а оказалось, что это явление очень редкое! Но тем не менее оно кажется мне настолько возможным и реальным, а Вселенная так огромна и живет так долго, что и разумная жизнь где-нибудь, скорее всего, обязательно есть!

В.К. А если есть где-то цивилизация, на много порядков нас превышающая по своему развитию, типа того, о чем писал Лем – перестраивающая Вселенную, то, если сделать еще маленький скачок, – не получится ли в результате Бог? Многие атрибуты Бога, – например, гигантский авторитет, – будут присущи этой цивилизации. Михаил Чулаки пишет в «Неве», что это плохо, когда отношение к Богу строится на уважении его авторитета. Я считаю, что авторитет  – это хорошо. И если эта цивилизация сможет распоряжаться законами природы, то, сделав еще маленький скачок, мы-таки получим Бога.

Б.С. Это тебе кажется, Вадим, что скачочек маленький. А я позволю себе возразить, что от самой развитой суперсверхцивилизации до Бога расстояние такое же, как и от нас до Него! Потому что Бог – это нечто принципиально иное.

В.К. Насчет малости скачка – я беру свои слова обратно, но, сделав такой трансцендентный скачок, и предположив, что можно изменять законы природы, мы оказываемся близко к концепции Бога. Сверхцивилизация влияет на нас, и ты об этом не знаешь, и тем не менее вся твоя жизнь проходит «под колпаком» этой сверхцивилизации – это модель, близкая к модели Бога.

Б.С. Вадим, я с тобой никогда не соглашусь! Я понимаю твою идею и сам на эту тему много думал, и даже писал. Я могу себе представить, что с точки зрения тети Моти сверхцивилизация будет Богом. Но она при этом не будет, на самом деле, Богом! Потому что, по определению, Бог – это нечто неосязаемое, непознаваемое и всемогущее! Ни одним из этих признаков сверхцивилизация не обладает. Как бы она ни была высокоразвита. Неосязаемость, непознаваемость и всемогущество любой суперсверхцивилизации относительны, они есть следствие нашей, человеческой слабости и недоразвитости. Те же свойства Бога – абсолютны. Вот почему расстояние от сверхцивилизации до Бога и от нас до Бога – одно и то же. Какое число ближе к Бесконечно Большому – 1054 или единичка с 1054 нулями? Мы говорим о бесконечности. Расстояние до Бога – бесконечно! Вот в чем дело. Конечно, существует какая-то реалистическая шкала развития цивилизаций. Н.С.Кардашев ввел понятие типов цивилизаций по уровню энергопотребления. Цивилизация, потребляющая энергию порядка энергии звезды – это уже сверхцивилизация. И с точки зрения, повторяю, тети Моти, она, эта сверхцивилизация, от Бога ничем не отличается. Более того, с точки зрения образованного человека, не получившего, однако, достаточного количества фактов, она не отличается от природных явлений. Так что мы можем наблюдать за деятельностью сверхцивилизаций и воображать, что имеем дело...

С.Я. С квазарами, например!

Б.С. Да, – со странными звездами, сочетаниями каких-то полей, может быть, даже введем какие-нибудь новые термины, чтобы объяснить явление каких-нибудь «спектров исчезновения», скажем... Такого рода деятельность сверхцивилизаций, безусловно, может быть титанична, но тем не менее она постижима. По крайней мере в принципе. К сожалению, или счастью, но это  – так. Между нами и сверхцивилизацией – разница количественная. Между любой цивилизацией и Богом – разница качественная, потому что цивилизация  – это явление материального мира, а Бог – по определению – явление мира идеального. Бог внематериален, и поэтому все материальное от него одинаково (бесконечно) далеко...


Фантастика:    Братья Стругацкие:    [КАРТА СТРАНИЦЫ]    [ПОИСК]   

ТВОРЧЕСТВО: [Книги] [Переводы] [Аудио] [Суета]
ПУБЛИЦИСТИКА: [Off-Line интервью] [Публицистика АБС] [Критика]
    [Группа "Людены"] [Конкурсы] [ВЕБ-форум] [Гостевая книга]
ВИДЕОРЯД: [Фотографии] [Иллюстрации] [Обложки] [Экранизации]
СПРАВОЧНИК: [Жизнь и творчество] [Аркадий Стругацкий] [Борис Стругацкий] [АБС-Метамир]
    [Библиография] [АБС в Интернете] [Голосования] [Большое спасибо] [Награды]

Оставьте Ваши вопросы, комментарии и предложения.
© "Русская фантастика", 1998-2001
© Борис Стругацкий, текст, 1999
© Дмитрий Ватолин, дизайн, 1998-2000
© Алексей Андреев, графика, 1999
   Редактор: Владимир Борисов
   Верстка: Александр Усов, Locky
   Корректор: Борис Швидлер
Страница создана в январе 1997. Статус офицальной страницы получила летом 1999 года