|
 В середине 1960-х годов Стругацкие предпринимают ещё одну попытку
представить будущее, настолько непохожее на собственно будущее, что далеко
не всеми читателями оно воспринимается таковым. Более того, назвать это
видение утопическим можно лишь с определёнными натяжками. Речь идёт о
повести «Улитка на склоне», в лесной части которой был показан вариант
феминистической утопии, общества, в котором продвинутые «жрицы
партеногенеза» практически отказываются от мужской части населения.
Стругацкие попытались воплотить тут следующую максиму: «О Будущем, если
честно, если – положа руку на сердце, – о Будущем мы знаем сколько-нибудь
достоверно лишь одно: оно совершенно не совпадает с любыми нашими
представлениями о нём. Мы не знаем даже, будет ли мир Будущего хорош или
плох – мы в принципе не способны ответить на этот вопрос, потому что,
скорее всего, он будет нам безмерно чужд, он будет до такой степени не
совпадать с любыми нашими о нём представлениями, что к нему нельзя будет
применять понятия «хороший», «плохой», «неважнецкий», «ничего себе». Он
будет просто чужой и ни с чем не сравнимый, как мир современного
мегаполиса ни с чем не сравним и ни с чем не сообразен в глазах
современного каннибала с острова Малаита».
Отличительной особенностью этого видения будущего является его
биологическая направленность. Мир Леса в «Улитке на склоне» живёт по
особым законам, в котором развитие получили не машинные технологии, а
именно биологические способности и наклонности. Там выращивается готовая
пища, ведутся работы по преобразованию окружающей среды чисто
биологическими средствами, для выполнения черновой деятельности
используются биороботы.
Пример такой биологической цивилизации Стругацкие показали ещё в рассказе
«Благополучная планета» из романа «Полдень, XXII век». Земляне далеко не
сразу поняли, что на планете Леонида всем управляют разумные существа,
поскольку их деятельность казалась естественной. Идея биологической
цивилизации, живущей в полной гармонии с природой, привлекала их на
протяжении всего творчества. Однако как последовательные мыслители, они не
могли в этой экоутопии не различить оборотной стороны. Если мир Леса
отталкивает прежде всего чуждостью целей и жестокостью средств, то мир
Леониды – мир, утонувший в болоте согласований.
Мир «Улитки на склоне», в том виде, в котором он задумывался и
получился в конечном итоге у авторов, это беспощадный расчёт с прошлым, с
идеалистическими заблуждениями и «розовыми очками». Примечательно, что
одну из частей этого расчёта, линию Управления, они построили на
действительности той же самой Пулковской обсерватории, которая была
моделью магической утопии в «Понедельнике». Абсурдистские изломы
бюрократической логики Управления содержат в себе и ассимилируют идеи
Полудня. Вот только идеи эти получают куда более приземлённое – и оттого
более правдоподобное воплощение. Вот сотрудник с говорящей фамилией
Вандербильд рисует картину будущего: «Вырастут ослепительной красоты
здания из прозрачных и полупрозрачных материалов, стадионы, бассейны,
воздушные парки, хрустальные распивочные и закусочные! Лестницы в небо!
Стройные гибкие женщины со смуглой упругой кожей! Библиотеки! Мышцы!
Лаборатории! Пронизанные солнцем и светом! Свободное расписание!
Автомобили, глайдеры, дирижабли... Диспуты, обучение во сне, стереокино...
Сотрудники после служебных часов будут сидеть в библиотеках, размышлять,
сочинять мелодии, играть на гитарах и других музыкальных инструментах,
вырезать по дереву, читать друг другу стихи!..» Оч-чень знакомая картина:
Угадывается и «Туманность Андромеды», и «Лезвие бритвы»... Однако ответ на
это звучит несколько не в том ключе: «И стихи ты сочинять не будешь.
Повыпиливаешь по дереву, а потом к бабам пойдешь. Или напьёшься. Я же тебя
знаю. И всех я здесь знаю. Будете слоняться от хрустальной распивочной до
алмазной закусочной. Особенно если будет свободное расписание. Я даже
подумать боюсь, что же это будет, если дать вам здесь свободное
расписание».
И машины, те самые машины, на которых возлагалось так много надежд в
«Полдне». Оказывается, они могут иметь самостоятельное значение,
далеко превосходящее то, что планировали – и предписывали им люди.
Случайно Перец подслушивает разговор машин. Они пытаются выяснить природу
связи их и таких неудобных, таких мешающих в их деятельности людей. И
выясняют. «Принимая существование связи как аксиому, либо они для вас,
либо вы для них. Если они для вас и они мешают вам действовать в
соответствии с законами вашей природы, они должны быть устранены, как
устраняется любая помеха. Если вы для них, но вас не удовлетворяет такое
положение вещей, они также должны быть устранены, как устраняется всякий
источник неудовлетворительного положения вещей. Это всё, что я могу
сказать по существу вашей беседы», говорит логик от машинерии, подводя
итог затянувшегося почти на десять лет обсуждения – от безмозглых
инопланетных роботов в «Извне» (1958) до слишком разумных машин «Далёкой
Радуги» (1963) и «Улитки на склоне – Управление» (1968). Мимоходом
заметим, что проблематика «Маски» С. Лема (1974), возможно, берёт начало в
этом разговоре машин, который, в свою очередь, очень многим обязан
творчеству Лема.
Прав, очень даже прав был неведомый В. Александров, когда в газете
«Правда Бурятии» ещё в 1968 году утверждал: «Фантастическое общество,
показанное А. и Б. Стругацкими в повести «Улитка на склоне», – это
конгломерат людей, живущих в хаосе, беспорядке, занятых бесцельным, никому
не нужным трудом, исполняющих глупые законы и директивы. Здесь
господствуют страх, подозрительность, подхалимство, бюрократизм». И
дальше: «Глупая, никчемная жизнь будет продолжаться. До каких пор? Надо
ждать. Вот придёт время... Человечество – это как бы улитка на склоне
времени, она хоть и движется, но очень и очень медленно, да и куда –
неизвестно». Любопытно, что понимание В. Александровым – да и авторами «Улитки», признаемся, тоже, – основных черт советского
общества напрямую перекликается с соответствующими пассажами из
«Мастерской человеков» Ефима Зозули (1930-32). Роман Зозули в последней
части является острой сатирой на раннесоветское социальное устройство,
носившее в себе ещё множество черт попыток утопических преобразований,
которые потом последовательно вытравлялись сталинизмом.
Если принять на веру утверждение Б. Стругацкого, что Управление – это их
метафора настоящего, то надо признать, что из этого настоящего путей в
будущее нет. Но потенциал «Улитки на склоне» одним Управлением не
исчерпывается. Остаётся ещё Кандид второй (а для читателей – первой) части – Лес (1966). Кандид с его экзистенциальным выбором...
Будущее, к которому из настоящего, как казалось авторам, не ведёт никаких
троп – это партеногенетическая цивилизация амазонок – хозяек Леса. Это
явно не утопический вариант будущего – цивилизация, которая нацелена на
уничтожение – гуманно или как придётся – половины населения. Можно только
в очередной раз поражаться какой-то непредумышленной гениальности
пророчества «Улитки», достаточно точно описавшей увиденное через
«магический кристалл фантазии» феминистическое женобесие некоторых
современных течений, заглянув на полвека вперёд. Но суть и вклад в
утопические построения русской литературы здесь в другом.
Вряд ли можно найти более далёкие от творческих и идеологических
установок Стругацких произведения, чем творения советских «деревенщиков».
Их утопия – в прошлом, в – мягко говоря – идеализированном быте и нравах
патриархальной русской деревни. Её слом, её гибель под натиском
неостановимого прогресса – тема большинства их произведений. Богатый, но
косный, застывший в круговороте сельскохозяйственных циклов мир деревни –
их идеал. Люди с традицией, оперирующие набором консервативных
представлений и мифов, – их герои.
И вот этот деревенский мир – художественно претворённый и
«остраннёный» действительностью Леса – становится упрямо
защищаемой антитезой бесчеловечного Прогресса. Деревенская жизнь братьям
известна не понаслышке, не раз и не два давал убедиться в своей
наблюдательности и памятливости Аркадий Натанович, проведший годы
эвакуации до армии в сельской глубинке. Герой, выходящий на бой против
Прогресса, оказывается заступником этой деревенской цивилизации. Со всеми
её симпатичными и не очень особенностями. Трезво воспринимаемыми и
адекватно отображаемыми. Стругацкие создали такую убедительную модель
воображаемой деревни, что нельзя не вспомнить, как реалиями деревенской
жизни оперирует Абэ Кобо в философском романе «Женщина в песках». И
Кандид, выходя на экзистенциальный поединок за этот деревенский мир,
упрямо повторяет, не проговаривая, слова Андрея Вознесенского: «Все
прогрессы реакционны, если рушится человек».
Владимир Борисов, Александр Лукашин
2021
|
02.02.2023.
Текущая библиография:
Январь 2023 года.
02.01.2023.
Текущая библиография:
Декабрь 2022 года.
19.12.2022.
Полное Собрание Сочинений в 33 томах:
В издательстве Сидорович вышел том 26 в переплёте.
02.12.2022.
Текущая библиография:
Ноябрь 2022 года.
03.11.2022.
Текущая библиография:
Октябрь 2022 года.
03.10.2022.
Текущая библиография:
Сентябрь 2022 года.
02.09.2022.
Текущая библиография:
Август 2022 года.
АРХИВ НОВОСТЕЙ
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
|
Гостевая книга
