Аркадий и Борис Стругацкие

Карта страницы
   Поиск
Творчество:
          Книги
          
Переводы
          Аудио
          Суета
Публицистика:
          Off-line интервью
          Публицистика АБС
          Критика
          Группа "Людены"
          Конкурсы
          ВЕБ-форум
          Гостевая книга
Видеоряд:
          Фотографии
          Иллюстрации
          Обложки
          Экранизации
Справочник:
          Жизнь и творчество
          Аркадий Стругацкий
          Борис Стругацкий
          АБС-Метамир
          Библиография
          АБС в Интернете
          Голосования
          Большое спасибо
          Награды

КРИТИКА

 

 

Ш.Манохин

Глава 4. «ВОЛНЫ ГАСЯТ ВЕТЕР»

«Нынче ветренно
И волны с перехлестом...»

Иосиф Бродский

«Покой только снится, я знаю, –
Готовься, держись и дерись!»

Владимир Высоцкий

«Воздействие чуждого становится все сильнее, оно смешивает грани между добром и злом. Нужны большая внутренняя стойкость и сила для того, чтобы привести положение к счастливому исходу. Здесь не столь трудно напасть на зло, сколь трудно остаться незатронутым им».

«И-ЦЗИН». Древняя китайская «Книга Перемен»

 

Эпизод 1

Выход в свет «Улитки на склоне» (журнал «Байкал» №№ 1-2, 1968 год), а следом за ней «Сказки о Тройке» (журнал «Ангара» №№ 4-5, 1968 год) служат как бы сигналом к началу массированного противодействия творчеству Стругацких эгрегора тоталитарной системы.

Эгрегор – это группа людей, объединенных общим стремлением к какой-либо цели (в данном случае цель – уничтожение всех инакомыслящих, способных посеять хоть тень сомнения в идеологизированных умах «строителей светлого будущего» в одной, отдельно взятой стране). Чем больше людей насчитывает эгрегор, тем мощнее он становится, вбирая в себя индивидуальную энергетику членов группы.

Чем же так не потрафили АБС существующему режиму? Впрочем, из всего вышеизложенного можно уже понять, чем. Высказыванием идей и мыслей, «чуждых советскому человеку». «Народу это не нужно». А «Сказка о Тройке» – вообще клеветнический пасквиль, порочащий наше славное государство.

Поэтому, вернемся к «Сказке...»

Датой ее рождения следует считать 25 марта 1967 года в соответствии с записью в дневнике АБС: «...закончили черновик на 132 стр. Устали до опупения. Последние страницы брали штурмом...»

БН: «Признание в своем роде уникальное. Мы, действительно устали от «Сказки» необычайно, непривычно и мучительно. Очень и очень нелегкая это работа: непрерывно хохмить и зубоскалить на протяжении двадцати дней подряд. Полагаю, это под силу только безукоризненно молодым, здоровым и энергичным людям. Во всяком случае, никогда более на подобный подвиг АБС не оказывались способны. Укатали сивку крутые горки, «Сказка» оказалась их последним юмористическим произведением».

Персонажи повести уже знакомы нам по «Понедельнику...» – программист Саша Привалов, магистры Эдик Амперян, Роман Ойра-Ойра, грубый Корнеев. Но не они здесь главные, хотя и маги, хотя и представляют светлые силы прогрессивной науки, устремленной в будущее.

Главный «герой» – ТПРУНЯ! – Тройка по рационализации и утилизации необъясненных явлений. Вдумайтесь в звучание этих слов. От них веет Большой Круглой Печатью и плотностью административного поля с превышением числа Одина в каждой доступной точке.

А чего стоят члены Тройки в количестве шести человек!

Председатель Лавр Федотович Вунюков – бастион бюрократизма, непробиваемый ничем величественный осел с каменным ликом и заторможенными реакциями. Отличительная черта характера – «Выразитель интересов народа». – «Здоровье народа надо беречь, оно принадлежит народу». Личность для вопросов, а тем более критики, неприкосновенная, поглощающая энергию реморализации, как бездонная бочка, то есть являющаяся эталоном аморальности. Грррм... Курит «Герцеговину Флор».

Хозяйственник Рудольф Архипович Хлебовводов – совершенный дурак, занимающий много лет подряд руководящие посты, стало быть, востребованный системой. «По образованию – школьник седьмого класса, профессии как таковой не имеет... Отличительная черта характера – высокая социальная живучесть и приспособляемость, основанная на принципиальной глупости».

Процедурщик Фарфуркис – «По имени и отчеству никогда и никем называем не был. Образование высшее, юридическое. По профессии – лектор. Отличительная черта характера – осторожность и предупредительность, ... всегда рассчитанные на благодарность от начальства впоследствии... Всегда свято верит в то, о чем свидетельствует».

Научный консультант профессор Амвросий Амбруазович Выбегалло – циник и дурак, к науке отношения не имеющий. Как и за что получил докторскую степень – неизвестно. Хам и подхалим в зависимости от обстоятельств. Отличительная черта характера – первобытная и неудержимая по силе демагогия.

Полковник мотокавалерии, без имени – присутствует только физически, мысленно он – в прошлом – то ли включает третью скорость у мотоцикла, то ли чистит скребницей боевого коня. Отличительная черта характера – отдает команды, не просыпаясь и не понимая, где находится.

Комендант колонии тов. Зубо – личность запуганная и истово верующая. Без «входящих и исходящих» чувствует себя крайне неуверенно. Исполнителен, лоялен, педантичен. Отличительная черта характера – вызывает «дело» пред очи Тройки, в случае непорядка – получает по самое некуда от всех сразу.

Все они – ландскнехты неприступной линии обороны твердыни прошлого.

Вот таких «товарищей» социалистическое государство выдвигало на руководящие посты. По принципу: нам умные не нужны, нам надобны верные. А когда перед «товарищами» появлялось зеркало, они начинали плеваться и обвинять изготовителя зеркал в клевете и очернительстве. С точки зрения административных работников Системы недопустимо было отображать их в натуральном непрезентабельном виде. А уж задавать им вопросы о смысле их деятельности...

«– Я хотел бы задать несколько вопросов вот этому гражданину...

– Как?! – вскричал пораженный Фарфуркис. – Лавру Федотовичу?!

– Народ!.. – проговорил Лавр Федотович, глядя куда-то в бинокль.

– Вопросы Лавру Федотовичу? – бормотал потрясенный Фарфуркис».

Конечно, ТПРУНЯ – это гиперболический образ, но реальность настоящего была нисколько не лучше. И если бы кому-нибудь явилась сумасбродная идея в порядке мысленного эксперимента наложить прозрачную картинку «Сказки» на картинку «Управления», то от впечатлений взвыть бы захотелось.

БН: «Мне еще пришло в голову, что в послесловие надо обязательно включить обсуждение данной рукописи на заседании Тройки. Пусть повысказываются наши орлы – так сказать от лица будущей критики».

Можно себе представить, что осталось бы от трудов АБС после акта утилизации.

В свое время «Понедельник» создавался как произведение романтическое и побуждающее к творчеству, а его литературное продолжение – «Сказка» – вызывает совершенно другие эмоции: неприятие и отторжение описываемых деяний Тройки, а заодно и Системы, ее породившей.

Когда думаешь о значении этой повести, хочется встать в позицию Саши Привалова у агрегата Машкина и сказать:

– Нет тут ничего необъясненного, есть только неприязненное и брезгливое отношение авторов к режиму и его исполнительным органам, мордующим людей и явления, им непонятные, до полного исчезновения. Еще есть юмор. Много... Вот, пожалуй, и все.

И в этом сила повести.

 

Печатать новое произведение АБС отказались все, с кем ранее сотрудничали авторы – Детгиз, по чьему заказу «Сказка», собственно, и писалась, издательство «Молодая гвардия», ленинградская «Нева», журналы «Знание – сила», «Искатель», «Химия и жизнь»... Времена менялись, Система матерела и набирала силу, эгрегор ее ширился и крепчал, «оттепель» стремительно переходила в «заморозки».

В октябре 1967 года появилась возможность опубликовать повесть в очередном альманахе «НФ», составитель которого Север Гансовский выразил готовность похлопотать за нее с условием, что она будет сокращена до приемлемых размеров. Так появился новый (не просто урезанный, а именно новый) вариант – «Сказка о Тройке – 2». Его судьба отличается от судьбы первой ипостаси, но тоже печальна.

БН: «В альманах «НФ» он, разумеется, не попал (начальство поднялось на дыбы), снова рассмотрен был и снова отвергнут и в Детгизе, и в «Молодой гвардии», а потом, спустя некоторое время, оказался, по случайному знакомству, в иркутском альманахе «Ангара», где и был благополучно (поначалу) опубликован в двух номерах».

Но эгрегор не дремал. Недрогнувшей рукой (силами иркутского обкома КПСС) он выкорчевал в середине 1969 года сам альманах «Ангара» (№№ 4-5 за 1968), а заодно и его главного редактора – Юрия Самсонова. Чтоб другим неповадно было! Повесть АБС срочно признали «вредной в идейном отношении». Таковой она и оставалась до 1987-го перестроечного года. Журнал «Байкал» постигла примерно та же участь, номера с «Улиткой» почти повсеместно конфисковывались. Но кто успел – тот припрятал!

Правда, находились, находились места, куда не распространялось административное поле эгрегора. И «Улитка», и «Сказка» эмигрировали. Первая обрела вид на жительство в издательстве «Посев», вторая – в журнале «Грани». Что принесло их родителям крупные неприятности.

Тем не менее эгрегор не посмел совсем уж сильно прижать АБС (сильно – это лагерь, ссылка, а в лучшем случае – высылка), за ними присматривало само Мироздание. И детей их – повести, рассказы, романы – судьба хранила тоже. Рукописи на самом деле не горят!

 

«Мысль везде, где вы захотите, чтобы она была, мысль везде, куда вы ее направите».

Лобсанг Рампа. «Ты вечен».

«Совершенно ничтожная причина, ускользающая от нас по своей малости, вызывает значительное действие, которое мы не можем предусмотреть».

Анри Пуанкаре

 

Эпизод 2

У романа «Гадкие лебеди» официальной жизни в бывшем СССР не случилось вообще. Как говорилось в финале старого анекдота: «Родился мертвым». Хотя это определение не совсем верно, а если подумать, даже совсем не верно. Роман жил в списках, машинописных, а также ксерокопиях и бурно размножался. На нелегальном положении. Но слухи о нем распространялись с пугающей быстротой. Жадные до новых произведений АБС интеллектуалы и вольнодумцы отрывали его с руками. За любую цену и на любых условиях. Не думая о последствиях и не слишком пугаясь оных. Очень уж прочитать хотелось! В условиях сенсорного голодания. В конце шестидесятых годов.

Так о чем же роман?

Действие разворачивается в некоем среднестатистическом тоталитарном государстве. Главный герой – опальный писатель, вернувшийся из столицы в родной город и узревший там апокалиптическую картину всеобъемлющего потопа. В буквальном смысле.

«...снаружи во всем мире идет дождь, над булыжными мостовыми – дождь, над островерхими крышами – дождь, и дождь заливает и горы и равнину, и когда-нибудь он все это смоет...» Дождь идет все время и занимает практически весь объем романа, свободный от людей. Он совершенно физически давит на читателя, вызывая в нем ощущение безнадежности и желания изменить ситуацию. Страстного желания.

Тем более, что кроме дождя, существуют и другие вещи, давно набившие оскомину:

«Они вышли на проспект Президента. Здесь было много фонарей и попадались прохожие – торопливые, согнутые многодневным дождем мужчины и женщины... И над всем этим сквозь дождь сияли золотые и синие заклинания: «Президент – отец народа», «Легионер Свободы – верный сын Президента», «Армия – наша грозная слава»...» Так и хочется добавить: «Партия – наш рулевой».

Основной принцип власти страны, где обретается город, заключается в следующем: «Государственный аппарат, господа, во все времена почитал своей главной задачей сохранение статус-кво. Не знаю, насколько это было оправдано раньше, но сейчас такая функция государства попросту необходима, Я бы определил эту функцию так: всячески препятствовать будущему запускать свои щупальца в наше время, обрубать эти щупальца, прижигать их каленым железом... Мешать изобретателям, поощрять схоластов и болтунов... В гимназиях ввести повсеместно исключительно классическое образование. На высшие государственные посты - старцев, обремененных семействами и долгами, не моложе шестидесяти лет, чтобы брали взятки и спали на заседаниях...»

Не правда ли, очень знакомая картина для всех, существовавших в социалистические времена.

И тем не менее, на фоне столь неприглядного натюрморта происходят загадочные и обнадеживающие события.

Мокрецы – «люди дождя», люди, появившиеся под воздействием внешних обстоятельств (строители будущего, лучшие умы страны), исподволь готовят детей (жителей будущего) к переходу в светлый мир, воспитывая и обучая их никому неведомыми методами, создавая человека прекрасного и всемогущего.

Обитают мокрецы, натурально, в лепрозории, обнесенном колючей проволокой и похожем на лагерь, под бдительным присмотром властей, потому что считаются людьми неизлечимо больными. С детьми им, правда, чьим-то попущением, общаться дозволено, равно, как и появляться в городе.

Встреча с мальчиками и девочками нежного возраста, но недетского, а даже поражающего воображение, склада ума, потрясает главного героя, заставляет его думать иначе, пытаться понять.

«Он содрогнулся, представив себе, какую огромную мыслительную работу должны были проделать эти птенцы, чтобы прийти к выводам, к которым взрослые приходят, ободрав с себя всю шкуру, обратив душу в развалины, исковеркав свою жизнь и множество соседних жизней... да и то не все, а только некоторые, а большинство и до сих пор считает, что все было правильно и очень здорово...»

А дети, между тем, формулируют свое кредо:

«Мы вовсе не собираемся разрушать ваш старый мир. Мы собираемся построить новый. Вот вы – жестоки: вы не представляете себе строительство нового без разрушения старого. А мы представляем себе это очень хорошо. Мы даже поможем вашему поколению создать этот ваш рай, выпивайте и закусывайте на здоровье. Строить, господин Банев, только строить. Ничего не разрушать, только строить».

И опальному писателю Баневу, бывшему властителю умов и нынешнему кавалеру «Трилистника», претерпевшему «во время дождя» ряд метаморфоз, все-таки удается заглянуть в будущее:

«Город смотрел на них пустыми окнами, он был удивителен, этот город, – покрытый плесенью, скользкий, трухлявый, весь в каких-то злокачественных пятнах, словно изъеденный экземой, словно он много лет гнил на дне моря, и вот, наконец, его вытащили на поверхность, на посмешище солнцу, и солнце, насмеявшись вдоволь, принялось его разрушать.

Таяли и испарялись крыши, жесть и черепица дымились ржавым паром и исчезали на глазах. В стенах росли проталины, расползались, открывая обшарпанные обои, облупленные кровати, колченогую мебель и выцветшие фотографии. Мягко подламывались, стаивали уличные фонари, растворялись в воздухе киоски и рекламные тумбы – все вокруг потрескивало, тихонько шипело, шелестело, делалось пористым, прозрачным, превращалось в сугробы грязи и пропадало. Вдали башня ратуши изменила очертания, сделалась зыбкой и слилась с синевой неба. Некоторое время в небе, отдельно от всего, висели старинные башенные часы, потом исчезли и они... <...> Диана рассмеялась. Виктор посмотрел на нее и увидел, что это еще одна Диана, совсем новая, какой она никогда прежде не была, он и не предполагал даже, что такая Диана возможна, – Диана Счастливая. И тогда он погрозил себе пальцем и подумал: все это прекрасно, но только вот что – не забыть бы мне вернуться».

Здесь нет даже «попытки к бегству», герой прекрасно сознает – его место на баррикадах. Чтобы Будущее состоялось.

Такую рукопись уничтожить нельзя!

Как бы ни тщился эгрегор тоталитарной системы. И все же он приложил немало усилий для этого.

Издательство «Молодая гвардия», для которой писались «Лебеди», от рукописи отказалась. В сентябре 1967 года. В 1970-м произведение не прошло в журналах «Новый мир» и «Нева». В конце 1971 – после долгих пертурбаций – от нее отрешилась и «Юность». А в 1972 году она была издана. Но не у нас, а все тем же издательством «Посев» (Германия). Таким образом, «Гадкие лебеди» стали третьим произведением АБС, обретшим гражданство за рубежом, без согласия родителей и несмотря на сопротивление режима. Символично, не правда ли? Но братьев Стругацких не отпустили с миром (смешно было бы так думать), а заставили предпринять демарш с политической оценкой действий капиталистических пиратов и супостатов. Что с глубоким удовлетворением и напечатала «Литературная газета», центральный орган и прочая, прочая... А роман уцелел... Чего и желаем всем хорошим книгам.

 

«Быть может, покажется дерзким, что мы, ограниченные для наблюдений в пространстве маленькой Землей, пылинкой на Млечном Пути, а во времени – короткой человеческой историей, решаемся применять законы, найденные для этой тесной области, ко всей неизмеримой беспредельности пространства и времени».

Герман Людвиг Гельмгольц

 

Эпизод 3

После чувствительных ударов административного аппарата, последовавших буквально один за другим, АБС, по признанию БН, находились в состоянии «творческого грогги». И тем не менее новый роман был принят ими к исполнению. Идея представлялась простенькой – а не вернуться ли нам в любимое и уже привычное будущее «полдня XXII века», дабы отдохнуть от кошмарной дествительности и привести себя в божеский вид? Написать что-нибудь легкое, как сон, скажем, о приключениях юноши, еще не определившего себе места в жизни. Пусть порезвится пока на просторах других планет. Во избежание неадекватных действий на Земле.

Сказано – сделано!

БН: «Мы взялись за «Обитаемый остров» без энтузиазма, но очень скоро работа увлекла нас. Оказалось, что это дьявольски увлекательное занятие – писать беззубый, бездумный, сугубо развлеченческий роман! Тем более, что довольно скоро он перестал видеться нам таким уж беззубым. И башни-излучатели, и выродки, и Боевая Гвардия – все вставало на свои места, как патроны в обойму, все находило своего прототипа в нашей обожаемой реальности, все оказывалось носителем подтекста – причем даже как бы помимо нашей воли, словно бы само собой».

Нет, не умели уже АБС писать иначе! То, что рождалось в голове, моментально переносилось на бумагу.

Небывало обширный для АБС того периода роман был закончен вчерне всего за месяц. В декабре 1967 года.

Главным героем романа остался неопределившийся юноша. Молодой Максим Ростиславский, впоследствии и навсегда – Каммерер. Но таковым он появляется только на первых страницах повествования. Страшный и жестокий мир, куда он попадает, способствует его быстрому возмужанию. Последовательно проходя круги ада, робинзон – гвардеец – террорист – каторжник, он многое начинает понимать, как в окружающем его сложном мире, так и в самом себе. Оказывается, что мало быть просто хорошим человеком, надо еще бороться и за достойную жизнь других людей, за то, чтобы они могли тоже стать добрыми и счастливыми. В том мире, в котором они живут.

А мир, созданный волею авторов, совершенно кошмарен. Анонимные диктаторы, именующие себя Неизвестными Отцами, железной рукой правят народом. Полстраны пребывает в руинах, военные расходы колоссальны, подавляющее большинство населения живет в нищете... На окраинах государства расположены лагеря, забитые «воспитуемыми», основная обязанность которых заключается в уничтожении старой боевой техники. Соседние страны ведут против вотчины Отцов военные действия, вплоть до нанесения ядерных ударов. Внутренняя оппозиция тоже не дремлет, все время стараясь перехватить рычаги управления. Короче, все воюют против всех. Выписанный рельефно и в деталях, этот мир абсолютно реален. От толп на улицах, орущих в едином порыве энтузиазма, до обожженной и спекшейся в атомном пламени земли.

Но самое жуткое порождение режима Неизвестных Отцов – башни ПБЗ, на самом деле являющиеся психоволновыми установками.

«Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть этого воздействия сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности. Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было самыми элементарными средствами внушить все, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для нее, страдать за нее, умирать за нее.

А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперек улиц, что провозглашалось с амвонов церквей. Неизвестные Отцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится».

После таких слов даже самому неискушенному читателю должно быть понятно, о чем, собственно, спич. «Остров» дает еще более жесткую характеристику тоталитарной системы, чем перечисленные выше, в этой главе, произведения. Более того, роман раскрывает механизмы функционирования власти, ее побудительные мотивы, причины пересечения интересов различных групп, рвущихся к управлению страной. Он дает широко развернутые описания взглядов и отношения различных слоев общества к происходящему в мире вообще и к действиям родного режима в частности. И, натурально, взгляды эти совершенно не однозначны и не однонаправленны. Несмотря на «единодушную поддержку решений Партии и правительства».

Основная же мысль «Острова», красной нитью проходящая через весь текст, – психоволновая техника и тоталитарная система несовместимы, не имеют права на существование, иначе человек перестанет быть разумным существом. Иначе любой социум обречен.

 

После почти двухлетнего приглаживания, причесывания и редактирования роман был таки напечатан в сокращенном виде ленинградским журналом «Нева», в году 1969-м. А спустя еще два года его издал московский Детгиз в серии «Библиотека приключений и научной фантастики» после кастрации в виде 896 «исправлений, купюр, вставок и замен...»

И главный вывод из всего вышесказанного заключается в том, что написанный о тоталитарной и внутри тоталитарной системы роман вышел все же именно в СССР. Мироздание способствовало его рождению и выживанию в стране, которой предстояло рано или поздно пробудиться. Предпочтительнее, конечно, вариант «рано». Народ России просто обязан был увидеть и понять, что тоталитаризм – это тупик эволюции. А одна из задач Разума как раз и состоит в преодолении тупиков.

 

«Мы поднимаемся с колен, но еще долог и труден путь нравственного очищения, нравственного совершенствования, ибо он не есть нечто оторванное от жизни человека, а составляет с ней единую жизненную суть».

Н.Н.Аверьянов, доктор философии

 

Эпизод 4

Давнему и подспудному желанию АБС написать детектив суждено было свершиться в конце шестидесятых годов. Естественно, что при их отношении к творческому процессу и принципам, закладываемым в основу любого произведения, обычный классический подход не годился. Братья-соавторы изначально и твердо знали о пороках жанра, совершенно их не устраивавших. И мысль, вынашиваемая на протяжении нескольких лет, наконец-то сформировалась в виде некоего требования к будущему тексту: «нечто парадоксальное, с неожиданным и трагическим поворотом в самом конце, когда интерес читателя по всем законам детектива должен падать...»

А тут и условия подоспели. Наступил очередной кризис.

БН: «Собственно, кризис вызван был не столько творческими, сколько чисто внешними обстоятельствами. Вполне очевидно стало, что никакое сколько-нибудь серьезное произведение опубликовано в ближайшее время быть не может. Мы уже начали тогда работать над «Градом обреченным», но это была работа в стол – важная, увлекательная, желанная, благородная, – но абсолютно бесперспективная в практическом, «низменном» смысле этого слова – в обозримом будущем она не могла принести нам ни копейки... <...> Наступило время, когда надо было либо продавать себя, либо бросать литературу совсем, либо становиться циниками, то есть учиться писать ХОРОШО, но ради денег».

Среди большого количества замыслов и идей, многообещающих и плодотворных (некоторые из них впоследствии все же реализовались), АБС выбрали самый безобидный вариант – «фантастический детектив об инспекторе полиции Петере Глебски».

Хотя остальные темы представлялись гораздо увлекательнее:

– «Люди и боги» – «о прямом контакте со сверхцивилизацией, изучающей человечество... Повесть о Великом Шоке, о котором мы не раз упоминали и раньше...»

– «Кракен» – о контакте людей с древним головоногим, способным воздействовать на человеческую психику.

– «Скучные пустяки» – о поисках атмосферы счастья. «Допустив, что мы можем все, что мы собираемся делать с этим нашим всемогуществом?» Жан Ростан.

– «Человек, живущий вторично и заново».

– «Человек, приглашенный на работу в космический синдикат».

Разработка любой из перечисленных тем могла бы вылиться у АБС в превосходный роман, но, вероятно, авторы прекрасно сознавали, какие мысли в данном случае придется обнажить. Вот так и появляется детектив с рабочим названием «Дело об убийстве».

Построенный по классическому принципу «умертвия» в ограниченном пространстве, когда никто из действующих лиц не может покинуть места события, написанный легко и увлекательно, он все же подчиняется требованию, сформулированному авторами. Когда главный герой – инспектор Глебски, человек, похоже, начисто лишенный воображения и всегда действующий только в рамках здравого смысла и закона, – вычисляет, наконец, кто есть кто, ситуация кардинально меняется, и начинается совершенно другая история. История, в которой полицейский, мягко говоря, оказывается несостоятелен. Перед ним встает проблема выбора, и он принимает неподходящее решение. И уже другие люди, предварительно изолировав инспектора, вынуждены помогать бывшим основным подозреваемым, на самом же деле – пришельцам-наблюдателям, попавшим в неприятную историю. Но времени, отведенного для бегства и бездарно потраченного Глебски, все-таки не хватает, и инопланетяне гибнут, настигнутые врагами.

Развязка трагична, хотя и допускает вольные толкования. А законник-полицейский обречен до конца жизни мучительно бороться со своей больной совестью.

«Много-много раз во время скучных дежурств, во время одиноких прогулок и просто бессонными ночами я думал обо всем случившемся и задавал себе только один вопрос: прав я был или нет?.. <...> Наверное, они все-таки действительно были пришельцами. Никогда и нигде я не выражал своего личного мнения по этому поводу. <...> ...невозможно придумать другую версию, которая объясняла бы все темные места этой истории. Но разве дело в том, что они были пришельцами? Я много думал об этом и теперь могу сказать: да, дело только в этом. Они, бедняги, попались как кур в ощип, и обойтись с ними так, как обошелся я, было, пожалуй, слишком жестоко. Наверное, все дело в том, что они прилетели не вовремя и встретились не с теми людьми, с которыми им следовало бы встретиться. Они встретились с гангстерами и с полицией... Ну, ладно. А если бы они встретились с контрразведкой или военными? Было бы им лучше? Вряд ли...»

Как видим, заключительные строки легкого произведения приглашают к размышлению. В том числе и о себе. А как бы вы поступили на месте Петера Глебски?

Где еще можно найти подобный детектив?! Так что вопреки мнению авторов, эксперимент удался!

 

Поставив последнюю точку 19 апреля 1969 года, АБС понесли «Дело...» по редакциям.

БН: «Здесь нас ждал новый неприятный сюрприз. Мы-то воображали, что написали добротную, проходную, сугубо развлекательную повестуху с моралью, и повестуху эту главные редакторы станут у нас рвать из рук, опережая друг друга – ан не тут-то было! Мы забыли, в какое время живем. Мы как-то не учли, что сама фамилия наша вызывает сейчас у главных упромянутых выше редакторов душеспасительную оторопь и чисто инстинктивное желание отмежеваться – отказаться от сотрудничества, не думая и по возможности даже не читая. Что они и делали».

Предъявляя авторам всевозможные, зачастую просто абсурдные, претензии, административные работники отклонили повесть в «Неве», в «Авроре» и даже в «Строительном рабочем». Тоталитарный эгрегор ощетинивался все сильнее.

И только в журнале «Юность», где главным редактором в ту пору был Борис Полевой, повесть напечатали, произведя небольшие коррективы. Гангстеры превратились в неонацистов (чтобы хоть как-то политизировать текст), а название поменялось на «Отель у «Погибшего альпиниста», существующее и поныне. Благодарные читатели увидели произведение АБС в 9-11 номерах за 1970 год.

 

Эпизод 5

Задуманному в феврале 1970-го «Малышу», обозначенному в то время кодовым названием «Операция «МАУГЛИ», предстояло стать «обычной» повестью из серии «полдень, XXII век», но как раз ею он и не стал.

Стартовый сюжет о планете, населенной заторможенными, пассивными негуманоидами, вырождающимися после биологической войны и, тем не менее, спасающими из разбившегося звездолета человеческого детеныша, которого вторая экспедиция, после ряда непреднамеренных конфликтных ситуаций с аборигенами вывозит на Землю, отвергается практически сразу же. От него остались только образ Малыша и, пожалуй, ощущение непонимания людьми внешних проявлений, побудительных мотивов и целей существования подобных разумных существ.

В момент начала работы над повестью возникает другой план. Вымирающие, похожие на животных, негуманоиды превращаются у АБС в могучую цивилизацию «гетероморфов». Далее следуют «маленькая, но беспощадная война» между заблуждающимися землянами и местными жителями, разрешение конфликта и вынужденный уход людей несолоно хлебавши. Но этот вариант тоже не нравится Стругацким. Заметим, что военные действия уже вторично отклоняются АБС в схожем сюжетном развитии – так было и с «Попыткой к бегству».

И постепенно выкристаллизовывается основной, окончательный текст, о котором, собственно, и пойдет речь. Но прежде – об отношении по крайней мере одного из АБС к своему детищу.

БН: «Писался он («Малыш»), впрочем, бойко, в хорошем темпе, без каких-либо новых задержек и перебоев, – энергично, гладко, но как-то невесело. Ощущение даром растрачиваемого времени не покидало нас... <...> ...мысль о том, что мы пишем повесть, которую можно было бы и не писать – сегодня, здесь и сейчас – попортила нам немало крови, и, я помню это совершенно отчетливо, окончив чистовик в начале ноября 1970-го, мы чувствовали себя совершенно неудовлетворенными и почему-то дьявольски уставшими».

Налицо конфликт между сознанием и подсознанием АБС. Сознание требует реализации произведений остросоциальных и политических, направленных против ненавистного тоталитарного режима, подавляющего свободу мысли, решительной борьбы с любыми его проявлениями, а подсознание подключено к Полю Информации и работает на освоение-развертку полученных знаний. Кстати, в повести сказано несколько слов о подобной ситуации: «Сознание Малыша принадлежит нам. Подсознание – им. Конфликт очень тяжелый и рискованный, я это прекрасно сознаю, но этот конфликт разрешим».

Он разрешается созданием произведения, то есть сбросом информации.

Космический Маугли – дитя, воспитанное чуждым Разумом. Настолько непохожим на наш, человеческий, что даже в языке и образном мышлении у нас нет соответствующих понятий. Как видим, здесь АБС несколько меняют условия задачи: проблема «человек – социум» отходит на задний план и появляется новый вопрос – кем будет человек, воспитанный непостижимой для нашего уровня знаний цивилизацией? Останется ли он человеком? И сами же отвечают на поставленный вопрос – да, останется!

Малыш может многое – выживать в условиях, неприемлемых для обычного человека, передвигаться в пространстве нетрадиционными способами, летать, подражать любым звукам, проницать твердые тела, спонтанно получать ответы на интересующие его вопросы (прямо из Информационного Поля), запоминать колоссальные объемы знаний, оставлять вместо себя фантомы и, вероятно, это далеко не полный перечень его способностей. Все зависит от желания.

«Я устал кричать. Я заснул. Когда я проснулся, было темно, как раньше. Мне было холодно. Я хотел есть. Я так сильно хотел есть и чтобы было тепло, что сделалось так».

Это воспоминания Малыша о своих ощущениях в годовалом возрасте, сразу же после гибели родителей. Так остался он одним из племени людей или нет? Несомненно, он – человек. Ему присущи стремление к общению с себе подобными, эмоции, сопереживание, обычное любопытство, наконец. Что ждет его в будущем, когда он вырастет? Каким он станет? Ответ настолько сложен и неоднозначен, что авторы даже и не пытались его сформулировать. Даже сейчас, тридцать с лишним лет спустя, невозможно представить потенциал человека всемогущего. Он принадлежит будущему. А будущее, как уже было сказано в «Улитке на склоне», «совершенно не совпадает с любыми нашими представлениями о нем».

Но в соответствии с научными положениями начала XXI века, люди уже сейчас могут развивать в себе способности, присущие Малышу, если будут знать, как это сделать, и настойчиво желать этого. Для человека мыслящего и творящего нет ничего невозможного.

Образом «Маугли» дело не ограничивается. АБС продолжают сбрасывать информацию. Именно здесь впервые вводится понятие Вертикального прогресса:

«Земной человек выполнил все поставленные им перед собой задачи и становится человеком галактическим. Сто тысяч лет человечество пробиралось по узкой пещере, через завалы, через заросли, гибло под обвалами, попадало в тупики, но впереди всегда была синева, свет, цель, и вот мы вышли из ущелья под синее небо и разлились по равнине. Да, равнина велика, есть куда разливаться. Но теперь мы видим, что это – равнина, а над нею – небо. Новое измерение... <...> И казалось бы, никакая сила не гонит нас вверх, в новое измерение... Но галактический человек не есть просто земной человек, живущий в галактических просторах по законам Земли. Это нечто большее. С иными законами существования, с иными целями существования... <...> Пока мы даже не знаем, как подойти к этой задаче, а ведь нам предстоит еще решать ее, причем решать так, чтобы свести к минимуму число возможных жертв и ошибок. Человечество никогда не ставит перед собой задач, которые не готово решить. Это глубоко верно, но ведь это и мучительно...»

При такой трактовке почему бы не предположить, что Малыш – первенец Вертикального прогресса? Все его способности – благоприобретенные, он вполне мог развить их сам, слегка подталкиваемый в нужном направлении и корректируемый высокоразвитой цивилизацией. Да и цивилизации, вполне возможно, никакой нет, во всяком случае следов ее деятельности не обнаруживается. А есть могучий планетарный разум, замкнутый сам на себя. Это нисколько не противоречит замыслу АБС. И именно уникальную разумную планету охраняет спутник-автомат Странников, но о них гораздо позже...

В свое время, одиннадцать лет назад, БНу был задан вопрос о том, почему, собственно, мог заинтересоваться замкнутый разум человеческим детенышем. БН ответил на него весьма своеобразно: «Ничего удивительного здесь нет. Представьте себе самую простейшую аналогию. Вот живет человек, ведущий чрезвычайно замкнутый образ жизни. Это, конечно, отдаленная аналогия, но все-таки... Он не читает газет, его не интересуют соседи. Он разгадывает какие-то древние рукописи, только этим и интересуется. Его нельзя больше ничем заинтересовать. И вдруг приходит он домой из библиотеки – а у него на пороге пищит котенок. Вас удивило бы, если бы этот человек взял котенка и стал его выкармливать?.. <...> Я думаю, когда мы писали эту историю, то исходили примерно из таких вот соображений. С одной стороны, цивилизация замкнута сама в себе, интересуется только собою, а с другой стороны, если у нее на пороге оказывается живое, незнакомое, странное существо, почему бы им не заняться? Для этого не надо летать на другие планеты, не надо совершать подвигов... Или, например, Горбовский, лежащий на диване. Он, может, и не пойдет специально в другую комнату за книгой, но если книга упадет с полки на диван, то он ее раскроет и почитает... Я думаю, что именно в этой области лежит психология замкнутой цивилизации».

Так представлялись еще совсем недавно отношения человека и разума более высокого порядка. А уже сегодня на основе точных наблюдений ученые пришли к выводу о том, что Земля является разумной сущностью, занимающей в космической иерархии гораздо более высокое положение, чем люди. Пока. А там видно будет. Если обойдемся без глупостей.

 

«В течение нескольких столетий мы пытались вломиться в науку грубой силой, с этим ломом материализма, бессмысленного и бесполезного. Лишь сейчас мы начинаем подходить к науке как цивилизованные существа, пытаясь понять ее многообразие, не отрицая ни одного из ее проявлений и достижений».

С.П.Капица, академик РАН

 

Повесть «Малыш» благополучно выбралась на белый свет в 8-11 номерах журнала «Аврора» за 1971 год, вошла в сборник «Талисман» (издательство «Детская литература») в 1973 году и книгу АБС «Полдень, XXII век. Малыш» в 1975 году. А затем много раз переиздавалась как в нашей стране, так за рубежом.

 

Эпизод 6

«Пикник на обочине» был и остается самым популярным произведением АБС. По количеству изданий и читателей. Во всем мире. Наверное, он заслужил такое к себе отношение.

Стремительный и захватывающий сюжет, разделенный на четыре главы, спрессовывающие восемь лет жизни сталкера Рэдрика Шухарта по кличке «Рыжий», простого полуграмотного парня из заштатного городка Хармонт, внезапно оказавшегося в центре внимания всего окружающего мира.

«Рыжий» – герой совершенно нетипичный для АБС и по словам БН «для Стругацких невиданный и восхитительно незнакомый». Кроме того он – сталкер, то есть «крадущийся», человек-тень, занимающийся незаконным и опасным промыслом – выносом из Зоны посещения артефактов внеземного происхождения. Слово «сталкер» до того понравилось читающей публике, что вскоре стало общеупотребительным и прочно вошло в современный лексикон.

Зачатки сюжета повести, ее название и понятие «Земля – звездная обочина, никого особо не интересующая» появились в феврале 1970-го одновременно с замыслом будущего «Малыша». И только год спустя был разработан и тщательно детализирован подробный план «Пикника», определены его персонажи и место действия. А сама рукопись создавалась в три захода, без каких-либо непредусмотренных задержек, и окончательно обрела свой классический вид 3 ноября 1971 года.

«Пикник» – это история последствий Посещения Земли высокоразвитой цивилизацией. Возможно, негуманоидной. Возможно, и не Посещения. А просто кому-то приспичило выбросить мусор. И случайно вывалили на Землю. Делов-то! Или некто пульнул чем-то из созвездия Лебедя. Веером. Как сеятель. Чтобы потом полюбопытствовать, попал он или нет, и если попал, то куда именно. Это все мало интересует АБС, они озабочены проблемой «обезьяна и консервная банка» – как будут вести себя люди, у которых под боком оказалась «шкатулка Пандоры», вместилище таинственных, непонятных и, вполне возможно, полезных предметов.

И люди ведут себя соответственно:

«Здесь пахло дорогим табаком, парижскими духами, сверкающей натуральной кожей туго набитых бумажников, дорогими дамочками по пятьсот монет за ночь, массивными золотыми портсигарами – всей этой дешевкой, всей этой гнусной плесенью, которая наросла на Зоне, пила от Зоны, жрала, хапала, жирела от Зоны, и на все ей было наплевать, и в особенности ей было наплевать на то, что будет после, когда она нажрется, нахапает всласть, а все, что было в Зоне, окажется снаружи и осядет в мире».

Это, так сказать, элита. Основная же масса народа попадает в другую категорию:

«...один из тех, кто валом валил в Хармонт в последние годы в поисках зубодробительных приключений, несметных богатств, всемирной славы, какой-то особенной религии, валили валом, да так и осели шоферами такси, официантами, строительными рабочими, вышибалами – алчущие, бесталанные, замученные неясными желаниями, всем на свете недовольные, ужасно разочарованные и убежденные, что здесь их снова обманули».

Все потому, что район посещения, он же Зона, оказывается лакомой приманкой:

«А началось это, кажется, когда сталкеры вынесли из Зоны первые «этаки». Батарейки... Да, кажется, с этого все и началось. Особенно когда открылось, что «этаки» размножаются. Язва оказалась не такой уж и язвой, и даже не язвой вовсе, а, напротив, сокровищницей...»

Действующий на столь непривлекательном фоне Рэдрик Шухарт думает, правда, несколько иначе, и подобный ход мысли его в какой-то мере оправдывает:

«...это дыра в будущее. Через эту дыру мы такое в ваш паршивый мир накачаем, что все переменится. Жизнь будет другая, правильная, у каждого будет все, что надо. Вот вам и дыра. Через эту дыру знания идут. А когда знание будет, мы и богатыми всех сделаем, и к звездам полетим, и куда хочешь доберемся».

Но годы проходят, а ничего в лучшую сторону не меняется. Для Рэдрика меняется только в худшую. Персонально. Уже и дочь выросла, и совсем перестала походить на человека (что-то он, все-таки, схватил такое в Зоне, воздействие какое-то мутагенное), и жизнь становится все серее и беспросветнее, и близкие люди почти перевелись.

И Рыжий, отчаявшийся и повзрослевший на восемь лет, идет в Зону в последний раз.

«Сумасшествием своим он меня заразил. Вот, значит, почему я снова пошел. Вот что мне здесь надо... Какое-то странное и очень новое ощущение медленно заполнило его. Он сознавал, что ощущение это на самом деле совсем не новое, что оно давно уже сидело где-то у него в печенках, но только сейчас он о нем догадался, и все встало на свои места. И то, что раньше казалось глупостью, сумасшедшим бредом выжившего из ума старика, обернулось теперь единственной надеждой, единственным смыслом жизни, потому что только сейчас он понял: единственное на всем свете, что у него еще осталось, единственное, ради чего он жил последние месяцы, была надежда на чудо».

Пройдя через смертельные ловушки и кошмары Зоны, принеся в жертву своего напарника, молодого паренька, исковерканный, обожженный, еле передвигающий ноги Шухарт все-таки добирается до цели – Золотого Шара, легендарного механизма, исполняющего желания, и понимает, что даже самую сокровенную свою мысль он сформулировать не в состоянии. Потому что единственным его Учителем всегда являлась осточертевшая среди таких же, как и он, жизнь.

«И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: "Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою душу, я знаю – там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, – ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов – СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!»

Действительно, заключительные слова повести звучат как молитва. И молитва эта годится для большинства из живущих ныне людей. Не обученных и не умеющих выражать искренние чувства. Может быть, именно здесь причина удивительной популярности «Пикника на обочине»? Надежда не умирает последней. Она не умирает никогда.

 

«...душа есть некий микрокосм, в котором отчетливые идеи являются представлением Бога, а неотчетливые – представлением Вселенной. Надо признать, что наша склонность преклоняться пред идеей Божества заложена в человеческой природе: существование духа более достоверно, чем существование чувственных предметов».

Готфрид Вильгельм Лейбниц

 

БН: «Замечательно, что «Пикник» сравнительно легко и без каких-либо существенных проблем прошел в ленинградской «Авроре», пострадав при этом разве что в редактуре, да и то не так уж, чтобы существенно». Читатели города на Неве получили подарок летом 1972-го.

А вот издательство «Молодая гвардия», для которого, в общем-то, и писалась повесть, опубликовало в 25-м томе «Библиотеки современной фантастики» (1973 года) только первую главу, а все остальное отложило на семь долгих лет. Впрочем, тот изуродованный вариант, который увидел свет в 1980-м, и публикацией-то назвать нельзя. Как после такого конфуза любители фантастики должны были относиться к «МГ»? ........! (Всего три этажа). Вот именно...

АН: «... на каких-то верхах дирекции предложили до поры до времени со Стругацкими дела не иметь никакого».

Эгрегор Системы окрысился совершенно. Наступило «проклятое десятилетие».

 

Эпизод 7

В октябре 1973 года АБС, взяв собственный сценарий с названием «Бойцовый Кот возвращается в преисподнюю», подготовленный для Госкино, но невостребованный по понятным причинам, переработали его в повесть, получившую название «Парень из преисподней».

Сюжет произведения основан на впечатлениях молодого парня, лет семнадцати, воспитанного в военном училище и предназначенного для войны, уже этой войны хлебнувшего, и даже почти погибшего, но вдруг оказавшегося перенесенным из жуткой бойни, кипящей на родной планете, в светлый мир Полудня земного человечества. Ничего принципиально нового для авторов в подобной ситуации не было, кроме, разве, того, что в отработанной схеме «человек – социум», главный герой принадлежит кровавому прошлому, да еще и не нашему, а описываемый социум – явление прекрасного будущего. Стало быть, имеет место внутренний конфликт. Между долгом перед присягой и приказами, пусть и оставшимися в другой жизни, и попытками осмыслить взаимоотношения в новом для него мире. Побеждает долг.

БН: «...сам Гаг – порождение очень хорошо нам знакомого мира, фигура характерная и, если подумать, отнюдь не простая. Думать за Гага, вживаться в Гага, смотреть на мир Полудня глазами Гага – оказалось интересно в достаточной мере, чтобы получить от работы над повестью известное удовлетворение... <...> ...Гаг и до сих пор остается одним из любимых моих героев – загадочным человеком, о котором я до сих пор не способен сказать: хороший он или плохой. Среди друзей своих я никак не хотел бы его увидеть, но ведь и среди врагов – тоже!»

Бойцовый Кот Гаг – идеальное произведение войны, несмотря на возраст, а может быть, именно поэтому. Даже мысли у него милитаризованы:

«...меня от них тошнит, и уже мне ясно, что такая вот, извините за выражение, воинская часть, из тыловой вши сколоченная, да еще наспех, да еще кое-как, все эти полковые пекари, бригадные сапожники, писаря, интенданты – ходячее удобрение, смазка для штыка».

Полное пренебрежение к человеческой жизни, а заодно и своей собственной, парадоксально уживаются в нем с сентиментальностью и фанатичной преданностью:

«Снял я с шеи медальон, открыл крышечку и вынул портрет ее высочества... <...> Все мы, Бойцовые Коты, до самой нашей смерти ее рыцари и защитники. Все, что есть в нас хорошего, принадлежит ей. Нежность наша, доброта наша, жалость наша – все это у нас от нее, для нее и во имя нее.

Сидел я так, сидел и вдруг спохватился: да в каком же это виде я перед ней нахожусь? Рубашка, штанишки, голоручка-голоножка... Тьфу! Я подскочил так, что даже стул упал, распахнул шкаф, сдернул с себя всю эту бело-синюю дрянь и натянул свое родимое – боевую маскировочную куртку и маскировочные штаны. Сандалии долой, на ноги – тяжелые рыжие сапоги с короткими голенищами. Подпоясался ремнем, аж дыхание сперло... <...> Погляделся я в зеркало. Вот это другое дело: не мальчишка сопливый, а Бойцовый Кот – пуговицы горят, Черный Зверь на эмблеме зубы скалит в вечной ярости, пряжка ремня точно на пупе, как влитая. Эх, берета нет!..

И тут я вдруг заметил, что ору я Марш Боевых Котят, ору во весь голос, до хрипа, и на глазах у меня слезы».

Несмотря на все чудесное и прекрасное, что окружает Гага, его сознание живет прошлым, везде он старается отыскать нечто враждебное и угрожающее, таковы стереотипы, вбитые ему в голову на родине.

«– Ты знаешь, у него глаза убийцы...

– Он и есть убийца, – тихо ответил Корней. – Профессионал...»

Единственный человек, к которому он относится с симпатией, – Корней, его гид и Наставник в мире Полдня.

«Корней вот, правда... Ничего не могу с собой поделать: нравится он мне. Башкой понимаю, что иначе быть не может, что только такого человека они и могли ко мне приставить. Башкой понимаю, а ненавидеть его не могу. Наваждение какое-то. Верю ему, как дурак. Слушаю его, уши развесив. А сам ведь знаю, что вот-вот начнет он мне внушать и доказывать, как ихний мир прекрасен, а наш – плох, и что наш мир надо бы переделать по образцу ихнего, и что я им в этом деле должен помочь, как парень умный, волевой, сильный, вполне пригодный для настоящей жизни...»

Но даже это не останавливает Гага, долг превратившийся в инстинкт, гонит его назад, в прошлое. И направив ствол самодельного автомата на людей, он диктует условия:

«– Я хочу домой, Корней, – сказал я. – И вы меня сейчас туда заберете. Без всяких разговоров и без всяких отсрочек... <...>

– Мне надо домой! – сказал я. Будто прощения просил. Но Корней уже был прежним.

– Кот, – сказал он. – Эх, ты, котяра... гроза мышей!»

И Гаг возвращается в родную стихию. Впрочем, надежда на позитивные сдвиги в его сознании остается. Ведь он уже изменился.

 

«Психическая активность – не свойство нейронов, а процесс, возникающий в результате приема информации. Наша личность строит себя из информации, поступающей из внешней среды. Оригинальность – всего лишь открытие новых связей в ранее полученной информации».

Э.К.Каструбин, академик РАН

«Человеческий мозг есть всего лишь биологический компьютер и приемопередатчик иформации».

Р.Эклс, нобелевский лауреат

 

Повесть «Парень из преисподней» впервые была напечатана в 11-12 номерах журнала «Аврора» в 1974 году. Впоследствии многократно переиздавалась, даже в «проклятое десятилетие».

[Предыдущий]  [Оглавление]  [Следующий]

 


      Оставьте Ваши вопросы, комментарии и предложения.
      © "Русская фантастика", 1998-2009
      © Манохин Ш., текст, 2008
      © Дмитрий Ватолин, дизайн, 1998-2000
      © Алексей Андреев, графика, 2006
      Редактор: Владимир Борисов
      Верстка: Владимир Борисов
      Корректор: Владимир Дьяконов
      Страница создана в январе 1997. Статус официальной страницы получила летом 1999 года