Рецензия на повесть Рафаила Бахтамова
«Там, за чертой горизонта» (195
стр.)
Книг, рисующих «облик грядущего», в советской, да и в мировой литературе,
сравнительно мало. Две наиболее значительные вышли в течение последнего
десятилетия: «Туманность Андромеды» И.Ефремова и «Возвращение со звезд»
С.Лема. Утопия и антиутопия. Воплощение в образах программы научного
коммунизма и предупреждение. Две серьезнейших, диаметрально
противоположных по задачам книги, написанные авторами, исповедующими
коммунистическую идеологию. Не нам вступать в полемику с «Туманностью
Андромеды»: спорные места этого великолепного романа отчетливо
субъективны, и оспаривать их стоило бы разве что со вкусовых позиций. Но
вот Лемовское «Возвращение»...
С этой книгой можно и должно спорить, как и со всяким предупреждением,
чтобы отчетливее представить себе его суть. В свое время автор настоящей
рецензии возразил Лему по вопросу, так сказать, чисто техническому – по
нашему мнению, чтобы довести «человека невоспитанного» до положения
счастливой свиньи, нет нужды в искусственных средствах вроде «бетризации».
Но так ли безнадежно положение, если воспитание человека в человеке будет,
наконец, поставлено на научную основу и войдет в кровь и плоть нашей
планеты? В этом смысле счастливым вкладом в фантастическую литературу
является повесть Бахтамова. Лем выражает опасение (не утверждает, а
выражает опасение, это очень разные вещи, между прочим), будто в условиях,
где изобилие станет фоном истории, человечество может выродиться, потеряв
цели, утратив интерес к подвигу, наплевав на героическое прошлое.
Объективно – это вызов миру «Туманности Андромеды». Бахтамов принимает
вызов.
Эрик Кордин вернулся из межзвездной экспедиции. Спасибо Эйнштейну, для
него на корабле прошел год, а на Земле прошло пятнадцать лет. За эти
полтора десятка лет (как в Лемовском романе за сотню лет) на нашей планете
многое изменилось. Кстати, знакомство звездолетчика с изменившимся миром
сделано у Бахтамова гораздо художественнее, чем у Лема. Думается, Бахтамов
учел опыт польского фантаста. Мир изменился. Он стал гораздо мягче, мы бы
сказали – женственней, чем в дни старта Гордина [Кордин – Гордин – так
в машинописи]. Мы, правда, не видели этот мир в дни старта, но таково
впечатление от контраста между характером Гордина и этим миром. Как и у
Лема, это мир, где некуда торопиться. И в противоположность Лему, это мир,
где человечество с тревогой спрашивает себя: что же дальше? Рваться к
звездам? Но жертвы? Их уже десятки. Никакой рывок, никакой энтузиазм не
могут оправдать человеческих жертв, – утверждают одни. Нет, мы сгинем
здесь заживо, если не устремимся к звездам, – протестуют другие. Описание
грядущего благоустроенного и вместе с тем по-умному встревоженного мира,
реакция на него современного человека (Гордин годится нам во внуки, но
автор видит в нем человека нашего времени и хорошо делает), идейный раскол
в обществе изобилия – это первые и лучшие семь глав, первые две трети
книги. Бахтамов описывает не резвое самоуспокоившееся мещанское болото; и
не мир веселых инфантильных техников, занятых наукой ради науки; его
коммунизм – это арена борьбы противоречий, столкновения идей на высшем
человеческом уровне. Короче, это одна из моделей ДВИЖУЩЕГОСЯ коммунизма,
которых нам так не хватает в литературе.
Если бы Бахтамов закончил повесть седьмой главой, новым стартом Гордина,
символом победы поборников вечного риска и движения, все было бы в
порядке. Но к сожалению (или в неправильно понятую угоду юному читателю?)
автор пишет еще «пол-столько», и эти последние четыре главы, посвященные
приключениям звездолетчиков и раскрытию загадки таинственной планеты,
портят все дело. Проблематика кончается, начинается сюжетика. Потух накал
страстей, начались механические передвижения в пространстве. Кончилась
битва умов, началась игра мускулатурой.
Переход от талантливой социально-психологической драмы к плоской и
банальной приключенческой повести так разителен, что нам показалось – в
начале восьмой главы Бахтамов надорвался, решил, что сказал все, что хотел
сказать, а дальше можно уже кое-как, для неприхотливого читателя, пусть
тоже отдохнет, сердешный. Тайна планеты выяснилась не логически, а самым
случайным способом. Ни капли мозговых усилий не понадобилось для этого,
если не считать первоначального выжидательного приема Гордина,
понадобились только мускулы. Нам представляется, что в 66-м году такие
штуки фантастике уже противопоказаны. Появились длинноты (долгое и
скучное, изобилующее техническими подробностями, описание бегства из
подземелья через шахтный ствол). Возникли заимствования (машины
пульсирующей гравитации, как у Лема в «Астронавтах»). Трафаретные
научно-фантастические алогичности завершают путешествие к звездам. Кому
может оставить послание существо, опередившее землян на миллионы лет? и
разве возможно было бы прочесть это послание, даже если бы оно было
оставлено?
Предлагается. Повесть включить в план [зачеркнуто: издания] отдельным
изданием – она будет ценным вкладом в советскую фантастику, рисующую
коммунистическое будущее. Первые семь глав – земные – оставить без
изменений, может быть, кое-что подвергнуть редакторской правке, но с
осторожностью. Закончить повесть седьмой главой – вторым стартом Гордина
к звездам. А затем дать хороший эпилог: Гордин возвращается вторично,
сообщает, что тайну планеты нужно искать у других звезд, еще дальше, и что
нужны новые и новые экспедиции.
Это, разумеется, лишь один из возможных вариантов. Автор, вероятно, сможет
предложить и что-нибудь более удачное. Ведь добиться важно только одного:
чтобы сильная драма социально-психологических идей в первых семи главах не
выродилась в дешевую приключенческую побасенку в конце.
/А.Стругацкий/
[Предыдущая рецензия]
Список рецензий АНС
[Следующая рецензия]
|
